Проверка временем

Платья Jeanne Paquin из коллекции Татьяны Сорокко.

В рамках прошедшей в Москве Russian Fashion week в Музее декоративно-прикладного искусства при участии журнала Tatler открылась выставка винтажных платьев из коллекции Татьяны Сорокко. Татьяна Сорокко – первая российская модель, ставшая знаменитой на Западе. Совсем юной она уехала из Советского Союза в Париж, где много лет сотрудничала с Ивом Сен-Лораном и Юбером Живанши, снималась у Ги Бурдена, работала на показах Vivienne Westwood, Jacques Fath, Veronique Leroy. Во время своей работы и после ухода с подиума она собрала большую коллекцию дизайнерских платьев, нарядов haute couture и аксессуаров. Об этом Татьяна Сорокко рассказала корреспонденту «НГ» Павлу Кругу.

– Для начала нам не обойтись без небольшого вступления из вашей биографии. Вы были первой российской топ-моделью в мире моды на Западе. Почему спустя двадцать лет вы вновь приехали в Россию?

– Причина, по которой я приехала сегодня, – это выставка моей коллекции кутюрной одежды, которая проходит в Российском музее моды при поддержке Russian Fashion Week и журнала Tatler. В мире моды и стиля на Западе давно знают мой интерес к винтажу и кутюру. Решение сделать такую выставку в Москве было принято для того, чтобы люди смогли посмотреть на моду и проследить ее историю глазами одного человека.

– В вашей судьбе был звездный час – приезд в Париж и работа с ведущими мировыми дизайнерами моды. В жизни обычной русской женщины такое выдается крайне редко┘

– Наверное, так случилось, потому что я очень этого хотела. Свою роль сыграл такой подход к жизни, который называют «американской мечтой». Я с детства хотела быть Аллой Пугачевой. Я родилась в городе Арзамас-16, сейчас это вновь Саров, как и до революции. Это закрытый город ученых-ядерщиков. Мой отец был ученым, работал с академиком Сахаровым. И вот когда я оказалась в Москве, чтобы изучать физику в институте, меня буквально сразу пригласила на работу в Париж Мерилин Готье, владелица модельного агентства Marilyn Models. И я, конечно, согласилась. Просто люди зачастую не пользуются теми возможностями, которые им неожиданно предоставляет жизнь – проходят мимо подарков судьбы, не замечая их.

Меня всегда интересовала сцена. В детства я танцевала перед трильяжем со шваброй и пела. И если с пением были проблемы, то необходимость быть на подмостках стала частью моей жизни. Когда эта мечта сбылась и я вышла на подиум – это, конечно, было незабываемое ощущение┘ Я всегда предпочитала строить для кукол дома и шить им платья, чем просто играть в куклы. Когда я работала моделью, мне нравился творческий процесс примерок с переодеваниями, даже когда иногда приходилось стоять часами с затекающими руками и ногами. А теперь, когда я стала модным редактором американского Harper's Bazaar, вместо кукол я одеваю знаменитостей.

– Кого, например?

– Ну, например, Элизабет Тейлор – актрису, которая работала практически со всеми великими режиссерами. Когда она вошла в комнату, в которой было полно народа, то моментально интуитивно поняла, кто в этой комнате главный. Она подошла ко мне и спросила: «Татьяна, что от меня требуется для вашей съемки?» Я была поражена цветом ее глаз – они показались мне в ту минуту серыми и обычными. Элизабет сказала мне – я ничего не могу делать, пока мне не скажут слова «Мотор!». И я сказала – «Action!». Она закрыла глаза, потом открыла их вновь – и глаза стали ярко– фиолетовыми, и она преобразилась вся! Элизабет вмиг стала подлинной супер-звездой. До этого момента в кресле сидела полная пожилая женщина – и вдруг она мгновенно вознеслась на самую вершину голливудского олимпа. Вот это шестое чувство – оно уникально. И, конечно, профессионализм. Можно не иметь формального образования, но в противовес развить в себе нечто, чему трудно найти подходящее слово. Это интуиция.

Платья Comme des Garсons из коллекции Татьяны Сорокко

– Существует такой миф: чтобы быть моделью не нужно развиваться интеллектуально. Это так?

– Абсолютно нет. Потому что хорошая фотография выдает в человеке все сразу. И какой бы красивой модель ни была, на фото часто видно, что у нее внутри. Глаза, в особенности, выражают суть человека.

– А вам с какими модельерами довелось работать?

– Легче сказать, с кем не довелось: с Коко Шанель, потому что она умерла еще до моего рождения. Нет известных дизайнеров, с кем бы я не работала. Мой первый показ был у Ива Сен-Лорана, у нас с ним были очень долгие и теплые отношения. Я до сих пор дружу с Юбером Живанши. Я делала самый первый показ Александра Маккуина для Дома Живанши в Париже, буквально вытягивала его на сцену – он очень нервничал и боялся, что его коллекцию не примут. К сожалению, после того, как он ушел от нас, место enfant terrible в мире моды вакантно.

– А оно обязательно должно быть занято?

– Конечно. И я все время спрашиваю себя – где он, этот молодой и талантливый, который нас всех поразит? Надеюсь, он, или она, вскоре появится.

– Скажите, в чем разница между работой моделью на подиуме и работой для глянцевого журнала?

– Разница большая. Когда модель просто проходит по подиуму, она зачастую вынуждена исполнять роль вешалки для одежды. В такой ситуации трудно ощутить полную картину показа. Когда я впервые увидела дефиле, сидя на первом ряду среди зрителей, то, это было для меня настоящим открытием, если не сказать шоком. Что касается работы для глянцевых журналов, то тут требуется актерский талант. Надо уметь мгновенно перевоплощаться в тот образ, который необходим фотографу для данной съемки и правдоподобно выражать эмоциональную гамму фотосюжета.

– Бытует мнение, что это мир искусственный┘

– Ну конечно. Ведь что такое мода? Мы создаем фантазию, нечто запредельное, мы помогаем людям мечтать.

– Давайте обратимся к вашей коллекции. С чем связан интерес к винтажным платьям и кутюру?

– Вообще первым впечатлением от Запада для меня было то, что многие женщины там хотят выглядеть одинаково. Они хотят принадлежать к определенному «модному сословию» – носить одинаковые сумки, одинаковые туфли сезона и тому подобное. Я же, только что приехавшая из Советской России, ожидала, что сейчас попаду в мир ярких индивидуальностей. То, что я увидела, было определенным разочарованием. Моим ответом на это стало хождение по парижским барахолкам, блошиным рынкам и антикварным лавкам. Ведь винтажное платье, как, впрочем, и кутюр – это гарантия того, что если я приду на вечеринку, там не окажется еще пять женщин в таком же. Мне всегда нравились уникальные вещи. У каждого платья своя история, своя аура. Когда я стала носить винтаж, он был сравнительно дешевым, и большого спроса на него не было. Но к концу 1990-х, после того, как его стали носить уже голливудские звезды, это превратилось в очень мощный тренд. Мода стала более индивидуальной. Многие винтажные платья hautе couture – одежда вне времени, а это самое сложное, что можно создать в мире моды. То, что производится сегодня, часто не выдерживает проверки временем и даже не доживает до следующего сезона. В моей коллекции ничто не хранится в бабушкиных сундуках. Платья, которые я выставляю, – это часть моего гардероба, часть моей жизни. Они отражают мое восприятие моды и стиля.

Платья Gianfranco Ferrе из коллекции Татьяны Сорокко. Фото предоставлено RFW

– А сколько платьев у вас в коллекции?

– Порядка трехсот-четырехсот, я специально не считала. В Москву я привезла около восьмидесяти, которые отобрала для Российского музея моды куратор выставки Деннита Суэлл. Деннита возглавляет отдел моды в Музее искусства в Финиксе.

– Долго ли живут винтажные платья? Больше ста лет?

– Конечно. У меня есть пальто 1903 года, которое я надевала всего пару недель назад. Когда вы приобретаете правильные вещи от правильных дизайнеров, то такая одежда живет долго.

– Все новое – хорошо забытое старое?

– Это точно. Главное – чувство своего стиля, осознание своей индивидуальности. Я всегда говорю, что это врожденное чувство – либо оно есть, либо нет. Но главный секрет стиля, лежащий на поверхности, – это хорошие манеры, а их может развить в себе каждый.

– Подразумевает ли высокий стиль наличие больших денег?

– Абсолютно нет! Напротив, богатому человеку даже может быть сложнее сформировать свой стиль: представьте, сколько всего он может накупить без разбора – но зачем? В определенных кругах деньги – это общий знаменатель, они есть у всех в большей или меньшей степени. Настоящий же стиль всегда индивидуален. Диана Вриланд, легендарный модный редактор, во время Второй мировой войны писала свою знаменитую колонку в Harper’s Bazaar, которая называлась «Why don't you?» – «Почему бы вам не┘?» Например, почему бы вам не помыть волосы шампанским, которое придаст им новый колорит? Почему бы не примерить винтажное платье? У меня есть своя ниша, вне которой я не позволяю себе покупать новые вещи. Все эти рюшечки и оборочки – не для меня.

– Насколько велика конкуренция в мире моды?

– В модельном бизнесе конкуренция очень большая – это узкий круг красивых женщин, каждая из которых борется за место под солнцем. Среди дизайнеров то же самое – все они внимательно следят друг за другом. Многие дизайнеры ходят по магазинам и копируют ту же винтажную одежду, добавляют какой-то один элемент и выдают за свое изобретение. Но, простите, это уже не стиль, а просто бизнес. Напротив, я преклоняюсь перед людьми, которые создают что-то уникальное, не обращая внимание на так называемое общественное мнение. Настоящего художника можно отличить за километр. Модильяни, например, нужно было умереть, чтобы публика приняла его чрезмерно длинные шеи и вытянутые лица. Так и в мире моды есть настоящие художники, которые резко отличаются от ремесленников, клепающих разные тряпки сезона.

– Вам, конечно, ближе художники?

– У меня есть дизайнеры, которые шьют для меня из года в год. Постоянный диалог с ними дает мне перспективу. Я вообще считаю себя человеком, далеким от модной тусовки. Винтаж дает мне эту необходимую дистанцию. Я продоллжаю изучать историю моды. В Университете Сан-Франциско есть огромная подборка интересующих меня книг. Могу рассказать вам историю корсета от Средних веков до наших дней.

– Вы сотрудничаете с кинематографистами, снимающими костюмные фильмы?

– Я не отдаю оригинальные вещи на съемки, хотя меня и просят об этом. Так они очень быстро разрушаются. Вообще все вещи для костюмного кино шьются специально, я однажды отдала свое платье для того, чтобы с него сделали копию. Одна из моих идей на будущее – выступить директором по костюмам в историческом фильме. Я хочу воспроизвести Францию конца восемнадцатого века или Англию начала девятнадцатого.

– Как вы относитесь к коллекционированию вещей знаменитостей? Некоторые специально собирают одежду звезд прошлого┘

– Нет, специально я этим не занимаюсь. Но у меня в коллекции есть платье Софи Лорен, которое специально для нее сшил французский дизайнер Жан-Луи Шеррер. В нем ее принимал в Югославии тогдашний диктатор Иосиф Броз Тито. Я купила его на благотворительном аукционе, очень элегантное платье. Когда же я его примерила, то оказалось, что бюст у звезды кино был ну очень обширный. Возникла проблема – либо переделывать платье, либо бюст. Но я не стала делать ни того, ни другого. И это единственное платье, которое осталось у меня просто для коллекции, не как часть моего гардероба.

– Не могли бы вы назвать три самых важных элемента стиля Татьяны Сорокко?

– Первое – это понятие о пропорции. Я всегда следую принципу «одна треть к двум третям». Как в искусстве – основа третей. Это всегда работает. Второе – это принцип «anti-babe». Знаете, babe – это определение такой накрашенной блондинки с пышным бюстом...

– Вроде Софи Лорен?

– ┘Ну, не совсем. Я имею в виду блондинок, стремящихся к вычурной сексуальности. Так вот «anti-babe» – это их противоположность. И третий элемент – темные, холодные тона. Сексуальность для меня больше связана с интеллектом, нежели с вырезом на платье или короткой юбкой. Итак, пропорция, темные тона и anti-babe – вот ответ на ваш вопрос.