Считать лошадей, чтобы не заснуть

Юрий Ермолаев: "За свой творческий путь я подготовил 250 лошадей".
Фото РИА Новости

Юрию Ермолаеву, артисту цирка и режиссеру по конным номерам , исполнилось вчера 80 лет. Из них более 70-ти он посвятил дрессуре лошадей. Работая с ними, Юрий Михайлович пережил военное время и голод, приучил себя вставать каждый день в 5 утра и всегда добиваться своего. О своем искусстве, лошадиных характерах Юрий ЕРМОЛАЕВ рассказал корреспонденту «НГ» Алексею ФИЛИППОВУ.

- Юрий Михайлович, вы начали работать с лошадьми в восемь лет. Какие воспоминания сохранились о том времени?

- Горькие воспоминания: была война, жили впроголодь, очистки собирали от картошки. В городе Березники, где тогда было много заключенных, мы ходили в столовую для заключенных. Даже не в саму столовую, а стояли снаружи, ждали, когда выкинут очистки. Собирали их, мыли, пропускали через мясорубку, делали что-то вроде оладий и на вазелине жарили. Жили трудно, но работали, как волки.

- Работе была единственным приятным воспоминанием?

- Да, конечно

- У вас были лошади-любимчики?

- Когда я начинал, у меня не было своих лошадей - работал с дедом и отчимом. Сначала акробатом на лошадях, так называемым жокеем. Потом были вольтижировка на лошади, джигитовка. А в 1949 году мне купили лошадь по кличке Дружок, которая меня и вывела в люди. Я стал с ним заниматься. Он был страшно злым, кидался на меня, поэтому приходилось с факелами к нему подходить. А когда я садился на него - он как теленок делался. Такая странность. Он же меня и покалечил – ударил копытом - теперь дырка в голове. Это было в 1957 году: Дружок пошел к барышне - ухаживать, а я услышал ночью и спустился вниз - разнимать. Так он мне отомстил. Когда его купили, ему было четыре года, а умер он прямо на публике в манеже, когда ему было 33. Дружку тогда уже было тяжело исполнять все трюки, поэтому он вывозил даму в кабриолете, коляске такой. Она зацепилась за барьер, перевернулась и его повалила - и у него разрыв желудка.

- Обычно лошади сколько живут?

- В среднем, 30 лет, но есть породы, которые живут 20-25 лет. Дружок был «дворняжка»: англо-кабардинец – смесь двух пород. Очень талантливый, и меня он сделал талантливым.

- Как вы определяете, что у лошади есть талант?

- У лошади нет сознания, но рефлекторная память колоссальная, поэтому вся дрессура происходит по рефлексам. Хозяина она узнает с некоторого расстояния или по голосу. Как определить талант? В процессе репетиции видно, какая лошадь быстрее реагирует, какая как бы старается, а какая… Как люди бывают разных типов, так и они. С Дружком я 29 лет проработал. У меня еще много лошадей было: за весь творческий путь я подготовил 220 лошадей. Только последние годы я не считал. Значит, их было больше 250.

- Случается такое, что у лошади нет способностей, она медленно реагирует на команды, и её отдают в другую организацию?

- Трудно лошадь отдавать, её обычно ищут. Особенно в Высшей школе. А найти лошадь трудно, потому что её покупаешь, как кота в мешке. Трудно определить по экстерьеру, по фигуре, по красоте: проверяешь ноги, голову, а способности проявляются потом. Поэтому бьешься с ними, бьешься…

- Лошади понимают, что они конкуренты, ревнуют, завидуют друг другу?

- Понятий у них нет. Есть так называемая жеребцовость – они друг на друга могут и залезть, и подраться. Сейчас я делаю новую группу в Нижнем Новгороде, помогаю молодому дрессировщику Рванцову. У него есть свой подход, а я ему стараюсь привить свой, который уже проверен. С трудом, но он начинает его воспринимать. Вот у него лошадей только купили, им по 2-3 года – уже дерутся. Такое устраивают в манеже, что еле разведешь. Это от породы зависит. В Нижнем Новгороде работаю с прусской верховой – смесь болонки с тараканом. Есть фризы, голландская порода, они спокойные. Или Липицианы. Липица, такой поселок, если говорить по-нашему. Там вывели 550 лет назад эту породу. Они более-менее спокойные. Но и среди них есть буйные. Ахалтекинцы – злые. Кабардинцы – безумно злые.

- Если лошадь ориентируется только на рефлексы, то для нее нет разницы между манежем и «закулисьем»?

- Нет, обстановку они различают. Мы выезжали иногда далеко-далеко, на озеро, чтобы искупать лошадей. Бывает, они срываются, убегают – а потом возвращаются в цирк. У них память рефлекторная и чутье. Случается, убегают и не возвращаются. У меня было 3-4 таких эпизода, но всегда возвращались.

- Расскажите, какой распорядок дня у лошади?

- Распорядок дня у лошадей и в спорте, и в цирке одинаковый. В пять утра дают понемногу сена, в шесть часов - поят, дают овес, отруби и лен, который желательно запаривать. Сейчас принято давать льняное масло – тогда лучше становятся шерсть и пищеварение.

- Как лошадей готовят к выступлению, чтобы они не испачкали манеж навозом?

- Я, например, начал на горшок водить. Сейчас все так делают. Приучаем их по два раза в день. Для каждой лошади уже знаем определенное время. Сводили один раз на горшок, прошло немного времени – и второй раз повели. Дрессировщик стоит рядом, говорит ей: «Давай-давай». Сперва дают нюхать свой же кал - они на это всегда реагируют. Потом приучаешь и просто говоришь, когда пора идти. Это не сразу происходит, конечно, пока надумает… У меня была пантомима «Гусарская баллада» - 32 лошади в манеже прыгают, исполняют разные перестроения. Я эту группу 2,5 года вел. И за все время – ни разу не было проблем. А 32 лошади – это весь манеж можно заполнить.

- Кто выносливее, дрессировщик или лошадь?

- Лошадь, естественно, выносливее человека, силы там больше. Я последнюю группу из двенадцати лошадей готовил для итальянцев. Платили они, а покупал я. Репетировал утром по шесть часов, потом два часа перерыв – и опять шесть часов. Конечно, я работал на износ, а лошадям – хоть бы хны. Я там жил один, в кемпинге. Нужно было что-то приготовить поесть, а ты придешь - ляжешь… Уставал сильно. И все мои ребята, которые помогали работать с лошадьми, уставали, ныли, плакали. А в России на меня вообще ходили жаловаться за то, что я эксплуатирую людей. Я им доказывал: «Искусство требует жертв». Никто не понимал, кроме меня, которому нужно. Не потому, что нужно чего-то достичь, а какое-то фанатичное желание творить, творить, творить!

У лошади нет сознания, но рефлекторная память колоссальная. Фото с сайта www.ruscircus.ru

- Это желание у вас со временем появилось?

- Когда я начал заниматься… В шесть с небольшим, считайте в семь лет. Дедушка со мной занимался. Естественно, сначала у меня не получались акробатические трюки на лошадях. И он меня лупил - приучал к дисциплине. Не хотелось вставать в пять-шесть утра. А он меня приучал, чтобы я старался исполнять то, что не получается. По прошествии многих лет, когда я встал на ноги, я его понял. И я ему благодарен. Потому что он из меня сделал человека, который ответственно подходил ко всему. Было фанатическое стремление делать, и я все время делал, создавал что-то новое, а не что-то одно, как у нас принято. Одно сделают и сидят на этом всю жизнь. Сейчас я езжу туда, где мои ученики работают, с ними занимаюсь. Сначала к одному, потом - к другому. Хочется, чтобы и у них это желание было тоже. Молодежи, знаете, только давай, а отдачи…

- Как Вы работаете с учениками? Что в первую очередь стараетесь в них вложить?

- Первые шаги: как с лошадью заниматься, как её научить дисциплине, чтобы она остановилась, когда тебе нужно. Потом уже можно в группу собирать, это каждый по-своему делает. Есть у меня ученик, у него своя методика. Вернее, он считает, что у него есть своя методика.

- Получается, у каждого своя методика?

- Да, каждый что-то делает по-своему. Я учился у отца, Бориса Павловича. У него была одна методика, и в процессе работы с ним я понимал, где он делал ошибки. У меня выработалось свое понимание. Вероятно, у каждого так должно быть. Плох тот учитель, которого ученик не перерос. Это же жизнь: все должно расти, каждое поколение должно выносить что-то новое.

- Вы с лошадьми стали заниматься, потому что была определенная династия?

- Раз в этом детство прошло, конечно, ты будешь заниматься дрессурой, чем же еще. В цирке бывает, что дети переходят на другое направление. Например, когда в институтах начинают учиться. У меня-то образование среднее – я одиннадцать классов закончил. И то с перерывами. Каждые 2-3 месяца переезжали, учиться было очень трудно. А институт… Некогда было. Не потому что не хотел, а некогда – целыми днями находился в цирке. Вставал в пять утра… Даже сейчас мои товарищи, когда встречаемся, спрашивают: «Как ты в пять утра вставал на репетицию? Что, тебе спать не хотелось?». А я говорю: «Еще как хотелось! До сих пор хочется». Но нужно, поэтому идешь. Если один день пропустил, потом проклинаешь себя. Первое время я с пяти до семи утра занимался с Дружком, а с семи начинал работать вместе с отцом. И где-то с пяти утра до двух дня занимались. Потом бежал на базар, нужно было что-то купить, приготовить, а вечером - спектакль. Некогда было учиться, но некоторые ухитрялись. Но у тех, кто окончил режиссерский факультет ГИТИСа, работа была не такая – они репетировали час, и то днем. А у меня при всем желании не было времени. Сейчас стыдно - без высшего образования, можно сказать, ты и не человек. Я пытался поступать в ГИТИС с Игорем Кио и Женей Рогальским. Мы пришли туда – и ушли.

- Настроение дрессировщика как-то влияет на лошадей?

- Если ты сам психуешь, злишься и плохо себя ведешь на репетиции, то все пойдет наперекосяк. У нас были дрессировщики, зло относящиеся к работе. Это нехорошо. Я, например, тоже наказывал лошадей первое время. Бывали случаи, когда только учился. Потом сядешь, думаешь: «Елки-палки, зачем я это делаю. Ведь лошадь после этого не лучше становится, а замыкается. И стоит без движения». У меня метод не «пряник и кнут», а «только пряник». Срастаешься с животным: сознания у него нету, но в каком-то чувстве... Был случай: моих старых лошадей продали в Италию. Прошло 5-6 лет, как меня не было. И вот я приехал, а лошади услышали мой голос и начали ржать. Я зашел на конюшню… Там была одна лошадь, которую я в Высшей школе научил давать мне правую ногу, когда захожу. И вот я иду – она уже стоит, ногу тянет.

- От чего вы отталкиваетесь, когда придумываете программу для лошадей?

- Иногда придумываю композиционно под какую-то музыку. Например, музыка Штрауса, кабриолет - делали венскую сценку. Или «Гусарская история» (как фильм «Гусарская баллада») по пьесе Александра Гладкова, а музыка Тихона Хренникова. Хренников участвовал в спектакле, переписывал музыку для цирка. Колоссальнейший мужик был, потрясающий человек! Придумываешь, фантазируешь с учетом возможностей. А есть фантазеры! Помню, сценарий когда-то подавали лет десять назад: лошадь идет на задних ногах, на голове у нее стоит балерина на одном пуанте. Я говорю: «Здорово! Нарисуйте!» Нарисовали. Говорю: «А теперь воплотите! Я приеду к вам посмотреть». Это невозможно.

- Чем дрессура XX века отличается от дрессуры XIXго? Что изменилось?

- То, что придумали давно, все равно сейчас повторяется - схемы перестроений придумываются в новом варианте, отталкиваясь от старого. Подход к новому идет через старое. Сейчас в России с дрессурой лошадей плохенько. Все старые ушли, а молодежь не хочет этим заниматься, потому что самая муторная дрессировка – это с лошадьми. Дрессировщиков тигров и других животных развелось столько, что даже некуда посылать. Акробат может начать дрессировать тигров, а с лошадьми так не получится, потому что этому нужно учиться. Проще взять собак, медведей или тигров. Я поэтому сейчас и тяну, стараюсь зубами рвать кого-нибудь, чтобы хотя бы восстановить то, что было раньше.

- Расскажите о проекте, над которым вы работаете вместе со своим учеником в Нижнем Новгороде.

- Лошадей купили только два месяца назад. Из какой лошади, что получится, станет ясно в процессе работы, месяцев через восемь. Потом уже по их таланту определим, кто, что будем делать. Должно быть очень хорошо, не знаю. Точно очень трудно сказать. Когда сам что-то новое творил, я не говорил. Мне говорили: «Ой, как у тебя будет хорошо!» Да не лгите, откуда вы знаете. Я сам не знаю, а вы мне говорите. Вот когда будет, тогда скажете. Хорошо! Прекрасно! И почет, и погоны меняйте на повышение! Можно и еще лучше сделать. Сейчас, по прошествии стольких лет, а я уже десять лет не работаю, думаю, были бы силы– я бы еще… Пределов возможности нет. С годами опыт прибавляется, появляются новые подходы к одному трюку, к другому.

- Может интеграция новых технологий повлиять на дрессуру лошадей?

- Что-то, конечно, будут делать когда-то, но нужно, чтобы сначала вырос дрессировщик такой силы, таланта и фантазии. Когда трюки изобретаешь – это фантазия работает в голове, а потом уже, когда начинаешь заниматься, через месяц-два видишь, ты перефантазировал или попал в точку.

- Кто на вас повлиял в области дрессуры лошадей?

- Я брал пример с Шумана. Он уже не работает, не знаю, жив он или нет. Он работал в Германии, потом жил в Дании (я его там видел), затем в Америку переехал. От него я много взял: и принцип гуманной дрессуры, и манеру поведения в манеже с лошадьми. От братьев Грюс тоже много взял - очень талантливые два брата. Когда видишь их выступление, черпаешь что-то у них. Но это везде так. Выискиваешь что-то лучшее, начинаешь это воплощать, видоизменяя, потому что копировать я никогда не любил. Когда меня копируют – мне тоже противно, это не чистоплотно. Я к этим артистам обычно подходил: «Ну зачем? Вы бы спросили, можно это делать. Автор, получается, я». Неэтично это. Сам я смотрел, делал выводы, но не повторял. Был случай. Я изобрел один трюк, а потом приезжает Эмиль Теодорович Кио, он был на гастролях и видел выступление Шумана. Приезжает и говорит: «О, как ты это быстро сделал! Ты же это у Шумана взял». Я говорю: «Как у Шумана? Это я придумал, Эмиль Теодорович!» Он говорит: «Да нет, я это видел у Шумана». Представляете: то есть мы оба домыслили до этого, но получилось, что он сделал чуть раньше, а я - чуть позже. Кио решил, что я это скопировал. Все бывает.