Сергей Шаповал -Владимир Иосифович, хочу начать с конкретного вопроса - сноса гостиницы "Интурист". Эта новость вызвала неоднозначную реакцию. Могли бы вы прояснить ситуацию?
- Я поднял все старые чертежи, по которым строился "Интурист", они сохранились в "Моспроекте-2", это оказалось очень интересным. Все делалось так, как было принято в ту эпоху: минимальные затраты, самые дешевые материалы плюс скорость строительства. Результат получился соответственный. Мы стали рассматривать возможность переноса этого здания на другое место, чтобы избежать его сноса. Я собрал специалистов, мы выяснили, что технически эта операция возможна, но речь может идти о переносе лишь части здания, поскольку первые одиннадцать этажей монолитны. К тому же, согласно строительным нормативам, многие элементы отслужили свой век. Таким образом, самое целесообразное решение - разобрать здание, что можно из его элементов использовать на другом строительстве, а на этом месте возвести современное здание, которое будет служить сотни лет. Новое строение должно, во-первых, соответствовать облику улицы и Москвы в целом, во-вторых, быть экономически целесообразным, а в-третьих, его необходимо сделать таким, чтобы ни у кого не возникало вопроса, на том месте оно стоит или не на том. Вот наша позиция. Проект нового здания лично мне очень нравится. Думаю, когда это строение появится, у многих людей будет впечатление, что оно здесь стояло всегда.
- Вопрос более общего порядка: насколько вкусы городского начальства влияют на внешний облик города?
- Когда к власти пришло новое руководство, сложился основной принцип, без которого мы не смогли бы что-то сделать: бал правит архитектор. В вопросах облика города первое и последнее слово за архитектором. Почему это важно? При советской власти бал правил строитель, которым управляла партия. Архитектор делал то, что ему через строителя велела партия. В результате мы имеем то, что имеем. Нам пришлось принимать серьезные решения по перестройке сложившихся традиций. Сейчас все хорошее и все плохое на совести архитекторов. Руководство города тоже участвует в принятии решений, имеет свое мнение, причем бывают случаи, когда его мнение не сходится с мнением архитекторов и общественности, но все-таки окончательное решение принимают архитекторы.
- А как учитывается общественное мнение? Например, отношение к памятнику Петру I и Манежной площади было далеко не однозначным.
- Всегда есть голоса за и против, были они и по поводу названных вами объектов, но окончательное решение по ним принималось большинством голосов на Общественном совете при мэре Москвы. И Лужков, и я голосуем наравне с другими членами совета, у нас нет никаких привилегий. Было принято некоторое количество решений, с которыми я не был согласен.
- Какие архитектурные объекты в Москве вам не нравятся?
- Мне неудобно об этом говорить. Я руководствуюсь принципом: раз решение принято, значит, оно правильное... Мы сидим сейчас в здании бывшего СЭВа, вокруг него в свое время было много споров. Так же как и вокруг Кремлевского Дворца съездов, а не было бы его, сейчас и собраться было бы негде в том количестве, которое он вмещает. Жизнь все расставит на свои места. А на ошибку каждый имеет право. Не ошибается тот, кто не работает.
- Если говорить о сегодняшней Москве в общем, что вам в ней нравится и что не нравится?
- Мне нравится, что за последние десять лет нам удалось начать решать основную задачу: вернуть Москве ее старый облик. Этого не заметит слепой или тот, кто принципиально не хочет видеть. То, что не соответствует облику старой Москвы, в сложившейся части города не строится. Мы открыто говорим: Сити - это торжество новой архитектуры, не свойственной Москве, но мы его строим не на Сретенке и не в районе Мещанских улиц. По-моему, это правильный подход.
К сожалению, нам пока не удалось в полной мере решить те проблемы, которые накапливались многие десятилетия. Это касается обустройства дворов и некоторых улиц. Когда нам говорят, что Москва очень изменилась, что она стала таким же благоустроенным городом, как Париж, мы понимаем, что еще нужно решить много проблем, чтобы Москва превратилась в такой же комфортный город, как Париж. Но мы над этим работаем. Я хорошо вижу огромный объем работ, их надо выполнить, чтобы в Москве жилось комфортно.
- Я, как пешеход, могу сказать, что Москва в этом году очень плохо почищена. Можно ли рассчитывать на то, что Москва станет не только Парижем XXI века, но и чистым городом, по которому будет удобно ходить?
- Я с вами не согласен. Я тоже пешеход и не могу сказать, что город не почищен. Погодные условия в этом году более экстремальные, чем в прошлые годы. Были дни, когда мы готовили технику из расчета трех норм осадков, а выпадало десять норм! В такие дни, безусловно, некомфортно. Но вы поезжайте в Монреаль (я там недавно был) и посмотрите, как "приятно" там пешеходам. Подобные проблемы существуют и во многих европейских городах. И потом, вы знаете, какие затраты в день необходимы на то, чтобы почистить всю Москву? На эти средства можно построить под ключ жилой дом площадью десять тысяч квадратных метров! Вот насколько это серьезная проблема.
- О ваших личных предпочтениях. У вас есть любимый архитектурный стиль?
- Мне нравится московский стиль, он отличается от всех прочих. Мне нравится Кремль, дом Пашкова, Третьяковка. Я люблю старый Арбат, это не значит, что я восхищен тем состоянием,
в котором он сегодня находит-ся, но с точки зрения архитектурной он, по-моему, хорош.
Мне нравится район ВДНХ, где прошла моя юность. Я могу сказать, что Москва - красивый город. Когда долго здесь отсутствуешь, а потом возвращаешься, особенно остро чувствуешь ее красоту. Если говорить о новых районах, мне нравится Марьинский парк, начинает нравится Куркино, там действительно возникнет русская Швейцария. От безликих советских районов, например Ясенева или Теплого Стана, мы движемся к красивой цивилизованной застройке.
- У вас широкий вкус, это означает, что вы за эклектику в архитектуре?
- Пожалуй.
- Можно ли сказать, что вы поклонник всего русского?
- Я воспитан на всем русском. Тут интересная ситуация: я по национальности еврей, у моей жены отец - мордвин, жена моего брата карелофинка, муж моей дочери русский. Я не хочу сказать, что все мы советские люди, своей национальностью нужно гордиться, но с точки зрения культурной я русский человек. Мне нравится все русское: и архитектура, и литература, и кухня. Но это не означает, что я закрыт к другим культурам, мне многое нравится и в грузинской, и в армянской, и в азербайджанской культурах. Но влияние русского на меня является определяющим.
- Но русское не существовало в отрыве от советского, советское породило и особое мировоззрение, и особую идеологию, и особое мироощущение...
- Конечно, влияние советского очень велико, от него так легко не избавиться. Я никогда не был ни голубым, ни зеленым, ни белым. Красным был. Я от прошлого не отрекаюсь с такой легкостью, как это сделали некоторые. Я знаю людей, в былые времена заведовавших кафедрами марксизма-ленинизма, а потом с легкостью ударившихся в православие, даже не будучи по национальности русскими. Просто диву даешься! Советское, безусловно, нужно учитывать. Влияние России в Советском Союзе было определяющим, об этом надо помнить. Я считаю, нам этим нужно гордиться.
- О каких утратах из советского прошлого вы сожалеете и какие приветствуете?
- Мой жизненный принцип: только вперед! Как пел Высоцкий: "Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал". Я никогда не вспоминаю, что там было в прошлом хорошего или плохого, я всегда думаю о том, что впереди. В данном случае я считаю, что все хорошее из прошлого мы забрали с собой в сегодняшний день. А нехорошее и вспоминать не стоит.
Есть люди, которые восторженно говорят о прошлом, для них все было хорошо, включая коммунальные квартиры. Я тоже жил в коммуналке, моим соседом, кстати, был актер Семен Фарада, мы прожили в одной квартире тридцать лет. Он иногда даже спал на общей кухне, в их комнате не хватало мест. Я с восторгом не могу это вспоминать, у меня восторг вызывает Семен. Я считаю факт бескровного перехода к новой системе жизни и управления, безусловно, положительным. Это при том, что в советское время я не был обездоленным: вырос в семье, занимавшей не последнее положение, к концу советской власти я был заместителем председателя Мосгорисполкома, председателем Мосстройкомитета.
- Сейчас многие эксперты говорят о том, что властная вертикаль становится все более жесткой, что ее в некоторых отношениях можно сравнивать с советской. Что вы думаете по этому поводу?
- Я так не считаю. При любой власти есть довольные и недовольные. Все трудности, накопившиеся за последние десять лет, руководству страны приходится расчищать и разрубать. Эта ситуация описывается поговоркой: в чужом пиру похмелье. Тут важна преемственность власти. Лужков, например, ни разу не списывал существующие трудности на предшествующих руководителей города. Людей, которые были поставлены в очередь на жилье при советской власти, не отправляют к бывшему начальству, очередь сохраняется, и люди получают квартиры бесплатно.
- Вы убеждены, что Москва станет городом, который затмит многие легендарные столицы?
- Конечно. Но нам не надо повторять ошибок Хрущева, нам не надо ни с кем соревноваться, не надо никого опережать. Надо идти своим путем, надо работать над тем, чтобы Москва действительно стала Парижем XXI века. Боже упаси, чтобы мы стремились из Москвы сделать Париж, Лондон или Нью-Йорк. Москва должна быть Москвой. Но она должна впитать в себя все то, что необходимо для цивилизованной комфортной жизни и работы. Над этим мы и трудимся.
- Сколько времени необходимо для осуществления того, о чем вы говорите?
- Я думаю, должно пройти не одно десятилетие. Тот Генеральный план, который мы разработали до 2020 года, не закрывает всех проблем, которые надо решить в Москве. Работы хватит и для наших правнуков...
Дарья Гармоненко 
