Прыжок в добро

Бежар сочинил нечто похожее на церковные службы радикальных протестантов (когда в молитвенном доме играет крутая рок-группа, вознося хвалу Богу под неистовый рев перкуссионных). "МатьТереза" - балет-проповедь, построенный по цитате из писаний святой: "Время молиться, время играть, время любить, время отдавать". Танец здесь не имеет самостоятельной ценности и лишь поддерживает смысловую нагрузку слова. Многозначность движения как основной принцип искусства балета сведена к нулю. Главное, что положено ощущать в этом зрелище, - хореографические аналогии. Например: танец - форма медитации. Йога - тоже. Надо скрестить их в одном флаконе.

Сочиняя хореографию, 75-летний Бежар не мудрствовал лукаво. Он просто показал, чему учат в его школе. На сцене кучка мальчиков и девочек в белом, все босые, но где-то к середине балета девочки встанут на пуанты. Молоденькие артисты тщательно тянутся вверх всем телом, так же тщательно "опадают" всей тяжестью, гримасничают кто во что горазд, по-восточному работают с палкой, стоят на голове, акробатически прыгают в шпагат, поддерживают равновесие на одной пятой точке. И видно, что в бежаровской школе основательно ставят классическую выворотность ног, детально приучают к технике современного танца по Марте Греам и натаскивают в основных стойках из боевых искусств. Чтобы сделать наглядной общечеловеческую идею, к западным и японским позам прибавлены позы индийского танца - караны и элементы индийского танцевального языка жестов - "мудра".

В роли матери Терезы - Марсия Хайде. Когда-то она славилась как прима-балерина Штутгартского балета, зрители со стажем помнят ее блистательных Катарину в "Укрощении строптивой" и Татьяну в балете "Евгений Онегин". Бежар вернул балетную пенсионерку на сцену. И заставил ее декламировать отрывки из трудов матери Терезы, смиренно драить тряпкой сцену и раздавать рис, который артисты едят руками из железных мисок. Хайде по-прежнему артистична, но ей почти нечего делать, кроме как работать чтецом-декламатором. Правда, Бежар еще дал ей мини-цитату из своего балета "Айседора". В остальное время мать Тереза гладит исполнителей по головам, благостно улыбается, прохаживается, командирски постукивая посохом, и долго молится, шевеля губами и перебирая четки. По замыслу Бежара, героиня балета - наставник в духе и учитель в танце, а труд балетного артиста - символ труда вообще. Если у верующих есть духовные упражнения, то у танцовщиков есть станок в балетном классе. Станок - одно из нескольких русских слов, которые Марсия Хайде специально выучила перед российскими гастролями.

Бежар уже использовал слово в своих балетах, но при этом гораздо больше доверял движению. Теперь он все жаждет вербализировать, сделать буквальным, отрицая постмодернистскую девальвацию пафоса и не боясь перекормить морализаторством. "Чтобы быть хорошим мусульманином, индуистом или христианином, следует много работать. Больные проказой и туберкулезом нуждаются в помощи. Когда мы собираемся вместе, это дает нам силы. Любовь начинается в доме и семье. Служить Богу надо с радостью. Смерть - ничто". Тексты на французском языке, выкрикиваемые Хайде и танцовщиками, полны слишком очевидных истин. Именно поэтому их так трудно воспринимать.

Ранний и зрелый Бежар не стал бы гнать словесную волну. Поздний Бежар ищет лавров позднего Толстого. Его волнует не простота, а опрощение. Если вы любите искусство, утонувшее в наглядной агитации (как в этом балете, где раздачу риса, пищи телесной, надо понимать как потребность в пище духовной), Бежар образца 2002 года - хореограф для вас. Но те, кто знает, что сострадание само по себе еще не создает искусство, предпочтут прежнего Бежара, долгие годы умевшего волновать без риторики, увлекать без назидательности, рассказывать о высоком без лозунгов - только отточенной хореографической формой и магией новаторской театральности. А благими намерениями, как известно, вымощена дорога в очень нехорошее место.