Польский ликбез

«Символ и форма. Польская живопись 1880–1939» – это собиравшийся в 14 польских музеях проект. Больше сотни живописных (хотя встречается и графика) работ из Национального музея Варшавы, Кракова, Вроцлава, Познани и других собраний проводят дорогой развития польского искусства – где-то шагая в ногу с европейским модернизмом, где-то показывая свою «нутровость». Специально по случаю в главном здании музея запланирован ряд концертов, а в Галерее стран искусства Европы и Америки ГМИИ выставили несколько работ, осевших в Москве после выставки польского искусства 1933 года в Третьяковской галерее.

То, что сегодня можно увидеть в Пушкинском музее, учитывая стабильную историческую болезненность отношений Польши и нашей страны с имперскими амбициями, – довольно примечательно. Однако в связи с этой выставкой организаторы старались всячески избегать политического уклона (который был в проекте «Москва–Варшава. 1900–2000», проходившем в 2005-м в Третьяковке). Разве что открывается экспозиция двумя портретами придворного шута начала XVI века Станьчика. Один из них выполнен известным приверженцем исторического жанра Яном Матейко. Речь идет о мрачных предчувствиях Станьчика в связи со взятием Смоленска в 1514 году, сама же работа написана в 1862-м, то есть накануне польского национально-освободительного восстания. Важная отправная точка всего показа.

Сегодня из России панорама польского изобразительного искусства видна все еще весьма туманно. А тут развернули обратную историческую перспективу – да как! Зрителя ждет удачно продуманный маршрут. Три раздела – «Символизм», «Диалог поколений» и «Современность» – ветвятся, так и эдак обыгрывая ряд жанров и мотивов (например, салонную, выхолощенную, обнаженную сменяет другая, с каким-то фовистским, почти зеленовато-сиреневым цветным налетом┘). Если совсем коротко, то выставка получилась атмосферной. По заявленной в названии форме, подвергающейся метаморфозам, довольно легко считывается само послание, оставленное в разное время разными почерками.

Так, в Белом зале мечется символизм, чьи проявления в Польше в значительной степени были связаны с представителями группы «Молодая Польша» (1890–1918). Дух этого раздела выражен порой жутковатой агонией движения. Напряженная по цвету, губительная любовная «Одержимость» Войцеха Вейса; закрутившийся вокруг художника Яцека Мальчевского «Порочный круг» и он же – в «Безумии (Цирке сумасшедших)» Витольда Войткевича, который увидел в мрачном видении своих коллег по цеху донкихотствующими и юродствующими персонажами. Сизифов труд клоунской «Пахоты» того же Войткевича сменятся гирляндами традиционных обрядовых плясок-огоньков в картине «Суботки» пейзажиста-символиста Фердинанда Рущица.

Затем художнические «формоизъявления» совершают немало поворотов. И в сторону кубистов, и к немецким экспрессионистам (на польский лад это формисты), и к абстракции. Где-то вспомнится Сезанн, Гоген или Пикассо, а где-то Петров-Водкин. Поляки ездили не только в Париж или в Мюнхен, среди них были выученики Шишкина и Куинджи (это – случай Рущица, правда, довольно мало сохранившего от стиля своих наставников). Большое впечатление произвел на польских авангардистов визит Малевича в 1927-м. Здесь стоит сказать, что выставка сделана, так сказать, с возможностью погружения, она очень информативна: пространные экспликации указывают на литературные источники, обстоятельства создания и иногда даже на внутренние связи произведений.

Упомянутая атмосферность выставки получилась не только благодаря четко выстроенной композиции, но и потому, что привезли правда хорошие вещи – совсем мало скучных, которые поскорее хочется пройти. А чего стоит созданный Конрадом Кшижановским «Портрет жены с котом»! Оцепенение задумчивости на нежно и гладко написанном лице по настроению контрастирует с гротескной кошачьей мордой со светящимися глазами. А по письму – с фактурно, резко сделанным платьем, что почти выступает сюда, к нам. Все вместе создает эффект почти гипнотический. И каковы авангардные «страшилки»: обступившие попавшего под поезд зеваки и как бы поддакивающие им зелено-коричневые чудища-«картофлята» у Бронислава Линке?!

В общем, если только вы не заплутаете в бурлении наименований разных объединений («Артес», «Блок», Praesens┘), то выйдете с выставки, пожалуй, довольными.