Протест есть, не хватило "ха-ха"

Анатолий Осмоловский. Автопортрет. Фото автора

Нет, понятно, что свободолюбивые художники дерзят, выступая против  цензуры, запрета мата, гомофобии. В некотором смысле их можно понять – на агрессивные запреты хочется отреагировать симметрично. Словами, которые тут нельзя процитировать и которые то и дело тянет сказать не только в адрес цензуры, но, увы, и по отношению к теперешней выставке. Впрочем, все это воспринимается иначе, учитывая, что этот проект – видимо, последний перед отъездом Марата Гельмана в Черногорию, где он будет заниматься созданием Европейского культурного центра, который откроется в Будве в начале 2015-го. Но Гельман настаивает: это не эмиграция – и в посте на странице в Facebook обещал постараться «сохранить галерею на Винзаводе».

Что до выставки, хвалить ее сложно, ругать – смешно. Когда свободу ограничивают даже в слове простом и нецензурном (остается уповать, что законотворцы изъясняются на чистом – литературном языке) в кино, на сцене и в общественных местах, вызывая трагикомические повороты в обращении, например, к литературной классике, тут уж наболело и тянет ответить резко. 

Впрочем, это не единственный сюжет «Цензуры…» – тут и про закон о запрете пропаганды гомосексуализма, и про клерикализм и оскорбление чувств верующих. И про протестные настроения последних лет. И вроде радоваться надо, что актуальное искусство идет в ногу со временем, откликается на него, не отсиживаясь в сторонке – а не скучно рассуждать, что вот тема – да, яркая, а исполнение подкачало.

«Если вас оскорбляет мат, целующиеся мужчины и женщины, фигуры Ленина, Сталина, Папы Римского, не ходите сюда», – объявление встречает у входа всех любителей оскорбляться. Ни добавить, ни убавить. Разве что вспомнить, как на Винзавод не раз прибывали разного рода активисты, очевидно, желая оскорбиться и зная, что найдут, к чему придраться. 

История повторилась, хотя пока в меньшем масштабе. В инсталляции Лусинэ Джанян и Алексея Кнедляковского «Белый круг» с бумажными фигурками с лозунгами, увиденными на разных митингах и маршах, появились повреждения. Православный активист Дмитрий Энтео уже прокомментировал в субботу это в своем Twitter: «Уничтожили два «экспоната» с грязными оскорблениями в адрес Церкви и кощунством на выставке на Винзаводе…», и следом: «Я думаю, что за остальным завтра придем с ОМОНом…» Ну, зачем себя раззадоривать и применять свои мерки к творчеству, у которого собственные законы и своя территория... Вопрос риторический.

Название показа – чуть трансформированный слоган с лозунга прославившегося организацией в Новосибирске «Монстраций» Артема Лоскутова – у него на алой ткани красуется «Цензура, шлю ха-ха». Вместе с «Белым кругом» Джанян–Кнедляковского и «Автопортретом» Анатолия Осмоловского в виде золоченого, забронзовевшего (и из этого материала сработанного) Патриарха – пожалуй, это три главные тут работы (с которыми можно соглашаться или нет, но они – смысловые оси высказывания). Самим образом трудно удивить – еще в 1999-м итальянский художник-провокатор Маурицио Каттелан наделал шума скульптурой «Девятый час», где Папа Римский пал, поверженный метеоритом. У Осмоловского про другое – на посохе Патриарха «Черный квадрат», на груди – иконки со знаком доллара, с Олегом Куликом – собакой, на митре – клейма с фото скандальных перформансов: Pussy Riot, Авдей Тер-Оганьян рубит репродукции икон, Олег Мавроматти прибит к кресту в перформансе «Не верь глазам…». «Автопортрет» Осмоловского остается на территории актуального искусства, а Urbi et orbi показывает фигу.

Сложность в том, что публицистика, назовем это так, перетянула «Цензуру…» на свое поле, и, по-моему, это не сложилось как выставка. Потому что человек кричащий перестает быть убедительным. Здесь у Ивана Тузова есть пиксельный вождь народов, говорящий слово из трех букв, есть памятник из этих трех букв этому самому слову у соцартиста Леонида Сокова, есть рисунки Алексея Курипко с «ненормативными девочками», обсуждающими в соответствующем ключе «Лолиту» и улыбку Джоконды, – и они ничего особо не добавляют к сказанному теми тремя. Но когда игрушечная «Тяжелая и легкая артиллерия» из дерева с нецензурными надписями у Влада Юрашко слишком разрастается, когда знаменитая «Эра милосердия» с целующимися милиционерами у «Синих носов» получает продолжение в виде футболистов, железнодорожниц, хасидов и балерин, это уже бьет в одну точку и – в итоге – мимо цели. Как и картины Авдея Тер-Оганьяна, где к кубистическим мотивам присовокуплены нехитрые слова. 

Шутка, повторенная дважды, трижды… В итоге реприз столько, что они не действуют, это протест, сила которого начинает работать против себя. Про цензуру есть, про проституток тоже, а ха-ха не хватает. Потому что на трех работах выставке трудно удержаться. Но тем не менее нужно ли повторять известное про то, что если с чьим-то мнением и не согласен, у всякого должно быть право его высказать.