0
4666
Газета Культура Печатная версия

12.03.2019 18:21:00

Время секонд-хенд ожило на сцене

Омский театр драмы выступил на "Золотой маске"

Тэги: омск, театр, золотая маска, время секонд хэнд


омск, театр, золотая маска, время секонд хэнд Парадоксы памяти: все запомнили, как вместо новостей по телевизору во время путча показывали «Лебединое озеро». Фото с сайта www.omskdrama.ru

В Москве на фестивале «Золотая маска» в конкурсной программе Омский театр драмы представляет два спектакля. Один из них – по книге нобелевского лауреата Светланы Алексиевич «Время секонд хэнд» (название дано в авторской орфографии - «НГ»). Его поставил петербургский режиссер Дмитрий Егоров.

В Омске обращаются к прозе Светланы Алексиевич не впервые, в 80-х театр инсценировал ее книгу «У войны не женское лицо». «Время секонд хэнд» имеет схожую структуру документальных рассказов-монологов, которые, как оказалось, имеют большой театральный потенциал. Новая драма с жанром вербатим уже приучила российский театр к этому принципу существования, где выводимый на сцену герой – наш современник, а актер говорит в особой, исповедально-покаянной манере, вылепливая из публики своего прямого собеседника.  Документальную искренность не подменишь ничем – еще больше, чем со страниц книги, она воздействует с театральной сцены. 

Отсутствие действия компенсируется оживающей сценографией (художник – Константин Соловьев, режиссер мультимедиа Наталья Наумова). На сцене – двухъярусная картинка. На авансцене, покрытой грудой отжившей свое одежды, – статика актерских монологов, где действие уходит внутрь, в проживание актером  эмоций. На верхнем ярусе разворачивается отдельный анимационный спектакль (сам принцип напоминает режиссерские композиции Кэти Митчелл, у которой всегда два уровня сцены живут в параллель). С помощью советских артефактов, «предметов эпохи тоталитаризма», актерами молчаливо расставляются и затем транслируются на большой экран над сценой символичные «комиксы». Цветные детские игрушки перемежаются грубыми металлическими болтами, фигурки солдатиков выстраиваются на шахматной доске, ползут гусеницы танков, миниатюрный бюст Ленина ложится на кумачовый флаг, а значки-звездочки тонут в земляном дымящемся вареве…

Главное, что сохранено и перенесено на сцену из романа – полифония и голосов, и смыслов-позиций, которые Алексиевич сталкивает и оставляет без какой бы то ни было оценки, на суд читателя, теперь зрителя. Время перемен, исторический перелом, где у каждого была своя правда. Крах СССР и попытка обрести свободу. Голоса мужчин и женщин разного возраста и мировоззрения – коммунистов и демократов, бывшей номенклатуры и потенциальных диссидентов, ностальгирующих «родителей» и рвущихся на баррикады «детей», тех, кто привык жить вопреки, и тех, кто пытается прожить жизнь для себя, а не для идеи. 

Одна и та же тема может быть подана и драматически пафосно, и сатирически. Молодая мать (Екатерина Потапова), рассказывающая о самоубийстве сына-подростка и – с придыханием – о его поэтическом таланте, и стареющий интеллигент в очочках (Олег Теплоухов), всю жизнь мучающийся травми детства – воспоминаниями о солдафонстве отца и дикарствах армейской жизни. Победить вечную психологию войны, культ жертвы, возводимый советскими поколениями, было практически невозможно. Как и понять внезапную подмену  ценностей – с духовных на сугубо материальные. Как  недавно запрещенное и ценимое стало вмиг никому не нужным на книжных развалах, а вчерашние «приличные люди» стали лавочниками, пошли торговать на рынок. И как один человек, вчера еще живя в одной стране, а сегодня в другой, словно проживал несколько жизней. Но эпоха обесценивания коснулась не только коммунистических идеалов, точно так же была раздавлена пошлостью последующих лет революционная жажда борьбы за новую жизнь – свободную, демократическую и, возможно, более счастливую. На экране драйв и энергия концертной записи 90-х Виктора Цоя с песней «Мы ждем перемен» сменяется ее убогой эстрадной перепевкой Надеждой Кадышевой в нулевых. 

Сильная омская труппа открывается в спектакле в коротких, но запоминающихся актерских выходах, задают тон, конечно, корифеи труппы, по старой школе умеющие двумя-тремя штрихами ярко набросать портрет своего героя, например,  ветерана – защитника Брестской крепости, ложащегося на рельсы от отчаяния перед новым веком нищеты и безыдейности. Актеры держат зал, заставляя то ужасаться, то усмехаться мелким бытовым подробностям, из которых складываются воспоминания героев о прожитой судьбе. На московских гастролях, особенно во втором акте, почти каждый из них удостаивался оваций. 

Режиссерское «включение» (с актерами работает оператор, укрупняющий их лица на экране)  лишь усиливает эффект погружения во внутренний конфликт избранной личности. Так, народная артистка Валерия Прокоп в своем образе окончательно стирает границы условности, вызывая в публике необъятное сопереживание. Ее пожилая героиня – дочь репрессированной, в детстве, пока ее мать отбывала срок в лагере, она жила там же – в детском гетто за решеткой, потом в детдоме, где подвергалась побоям. И мать у нее была только одна – родина, настоящую ее заставляли забыть. И когда та вернулась – между ними была пропасть. В конце жизни героиня едет в Караганду и встречает свою «надзирательницу» по детдому, видит, как ее «враг» точно так же смятен жизнью, как теперь к старости она сама. 

Александр Гончарук играет ее сына, майора, после перестройки взявшегося за бизнес, продажу импортной сантехники. Его антисоветские, антимилитаристские убеждения крепнут после встречи с  тестем – в прошлом энкавэдэшником, который за водкой  начинает смачно рассказывать подробности отработки «производственного плана» и тяжелых будней профессии своей молодости. Их диалог – «палача» и его «потомка» – срежиссирован камерой, спокойное лицо артиста вдруг обезображивается маской ненависти и злобы  – камера в этот момент снимает снизу, преподнося персонажа-кровопийцу в самом устрашающем ракурсе.  

В спектакль отобраны не политические, а именно человеческие истории из книги Алексиевич, где равно важно  и возможно все – и покалеченные судьбы, и миролюбивая ностальгия, и для кого-то счастливый 1937 год, запомнившийся  первой любовью. Отобраны истории с географической привязкой к Сибири. Особенно символично звучит тема разрыва между российской столицей и провинцией – так ничего и не изменилось с 90-х…

В финале на фоне глухой стены (нового железного занавеса?) мы слышим монолог совсем юной героини (Кристина Лапшина) – о протестах совсем нового времени, о политических митингах, которые цинично разгоняют полицейскими дубинками, и снова видим крах иллюзий о демократии и гражданской свободе. Повисает фраза: «Может быть, хватит уже этих шоу?» Страна за 20 лет так и не избавилась от своих противоречий, социальных болезней. Нас все так же тянет назад прошлое и пугает будущее. 


Оставлять комментарии могут только авторизованные пользователи.

Вам необходимо Войти или Зарегистрироваться

комментарии(0)


Вы можете оставить комментарии.


Комментарии отключены - материал старше 3 дней

Читайте также


Гергиев запустил процесс творческой диффузии

Гергиев запустил процесс творческой диффузии

Маэстро обходится без юридического объединения Большого и Мариинского театров

0
1577
Жанр стендапа приходит в театр

Жанр стендапа приходит в театр

Елизавета Авдошина

Артисты "Сатирикона" и МХТ им. Чехова пробуют силы на новой творческой территории

0
1335
Московский сатирик

Московский сатирик

Елизавета Авдошина

Александр Ширвиндт не дожил до 90-летия трех месяцев

0
2037
Быстро только сказка сказывается: "Ведогонь-театру" – 25 лет

Быстро только сказка сказывается: "Ведогонь-театру" – 25 лет

Наталья Савицкая

Как четыре студента-"неонародника" создали в Зеленограде профессиональный театр

0
2271

Другие новости