Губернатор по горизонтали

Фото с официального сайта губернатора и правительства Сахалинской области

25 марта президент Владимир Путин уволил губернатора Сахалинской области Александра Хорошавина, арестованного по подозрению в получении взятки. Вместо него и.о. главы региона назначен Олег Кожемяко, до этого руководивший Амурской областью.

Назначение Кожемяко примечательно по нескольким причинам. Прежде всего длительностью подбора кандидатуры. С момента задержания Хорошавина до его отставки прошло три недели. Все это время он формально продолжал оставаться первым лицом области, но фактически Сахалин находился без руководства.

Можно сослаться на форс-мажорные обстоятельства и на специфику региона: Сахалин имеет стратегическое расположение, богат ресурсами, находится на перекрестке интересов крупных федеральных игроков, поэтому длительное согласование кандидатуры преемника Хорошавина по-своему объяснимо. Но, с другой стороны, очевидно, что у Кремля нет возможности в таких ситуациях оперативно подобрать замену выбывшему губернатору.

Примечателен и выбор Кремля. Кожемяко можно назвать «универсальным губернатором»: до Сахалина и Амурской области в его губернаторском списке был Корякский автономный округ. Такая горизонтальная мобильность вряд ли может свидетельствовать об эффективной кадровой политике, ведь одна из ключевых ее задач в том, чтобы обеспечивать вертикальный рост, иначе смысл строить карьеру теряется.

Горизонтальные перемещения на губернаторском уровне – вещь в современной России почти уникальная. Из ныне действующих губернаторов напрямую из одного региона в другой направляли только Николая Меркушкина: в 2012 году после руководства Мордовией он возглавил Самарскую область. Столь же редки примеры губернаторов, возглавлявших два региона с некоторым промежутком – это Сергей Собянин (Тюменская область и Москва) и Виктор Толоконский (Новосибирская область и Красноярский край). Однако в перерывах они занимали значимые федеральные посты.

В чем назначение Кожемяко далеко не уникально – так это в принципе экстерриториальности, который учитывали, видимо, в Кремле. «Чужими» для своих регионов являются, например, главы Орловской области Вадим Потомский (выходец из Ленинградской области), Свердловской области Евгений Куйвашев (сделал карьеру в Тюменской области), Приморского края Владимир Миклушевский (перед назначением лишь полтора года прожил в регионе, а до этого работал в Москве) и др.

Считается, что назначение губернатора-варяга позволяет стабилизировать политическую ситуацию в регионе и снизить уровень коррупции. Однако в этом вопросе слишком многое зависит от личных качеств назначенца. Нередки случаи, когда варяги приходят в регионы со своей командой, требуют свою долю политико-экономического пирога, не находят общий язык или начинают открыто конфликтовать с местными элитами. Достаточно вспомнить Сергея Боженова, экс-мэра Астрахани, чье губернаторство в Волгоградской области сопровождали скандалы.

Придать губернаторским назначениям хоть какую-то логичность мог бы президентский кадровый резерв. Нельзя утверждать, что он вовсе бесполезен: например, и.о. губернатора Амурской области стал фигурант президентского списка, мэр Благовещенска Александр Козлов. Возможно, его присутствие в кадровом резерве способствовало назначению. Но даже если и так, это исключение из правил – другие подобные примеры нужно поискать.

Примечательно еще одно: в Кремле называют кадровую политику одним из своих приоритетов, а в качестве образца берут советскую систему подбора и расстановки кадров. Она действительно имела ряд достоинств: существовала жесткая последовательность ступеней номенклатурной лестницы, при каждой должности имелся неформальный кадровый резерв. Но в современной политической системе России, где кадровые решения зачастую носят бессистемный, едва ли не хаотический характер, до этого далеко.