Фото сайта hrw.org\Юлия Климова
Как сообщают интернет-медиа, в коридорах российской власти ведется разговор о включении в список нежелательных организаций Amnesty International, Human Rights Watch, Freedom House, фондов Сороса и Макартуров. Во всяком случае, по данным СМИ, более 20 иностранных организаций вошли в так называемый патриотический стоп-лист, который Совет Федерации намерен направить для проверки в Генпрокуратуру. О том, что в этот стоп-лист нужно включить ряд американских НПО, ранее заявлял глава комитета Совфеда по международным делам Константин Косачев.
Один из соавторов закона о нежелательных организациях, депутат от «Справедливой России» Александр Тарнавский, разъясняя содержание и область применения нормы, говорил о неких международных финансовых структурах и компаниях, которые могут наносить вред российской экономике, например, искусственно снижая цены на нефть. Но, как теперь выясняется, речь идет не только о них, но и о привычной борьбе с НКО, якобы раскачивающими лодку в России и готовящими оранжевую революцию.
Борьба с фондами и НКО может казаться абсурдной, однако она вполне вписывается в логику российской власти. Политическая, оппозиционная, правозащитная, антикоррупционная, критическая медийная деятельность в России может осуществляться практически беспрепятственно в том случае, если сами деятели принимают правила игры. В упрощенном виде это означает не только признание, но и согласие с тем, что сложившаяся система власти легитимна и, по сути, безальтернативна. Таково главное условие интеграции в систему.
Если главное условие выполняется, то подразумевается, что оппозиционные политики, борцы с коррупцией, правозащитники или некоммерческие фонды не действуют так, как им заблагорассудится. Они соизмеряют свою активность с линией власти и точкой зрения правящей элиты. Они осуществляют свою деятельность в рамках утвержденных или одобренных властью структур и институтов.
Власть, судя по всему, видит схему взаимоотношений с оппозицией и НКО так: оппозиция должна воспринимать высшие звенья власти не как оппонентов, а как арбитров. Правозащитникам хорошо бы тесно сотрудничать с различными советами при властных структурах, например при президенте РФ. Для борьбы с коррупцией, в свою очередь, есть Общероссийский народный фронт. Если кто-то выявил растраты, задействовав ресурсы ОНФ, то такой человек – патриот, переживающий за общество и государство. Если же данные о растратах выложены в Сеть в обход ОНФ, то автор публикации – подозрительная личность: не действует ли он по заданию Запада?
Конечно, можно выстроить любую систему. Но насколько такое видение реалий гражданского общества современно? Насколько такая централизованная модель отвечает объективным потребностям граждан?
В обществах и государствах с развитыми демократическими институтами информация о коррупции или нарушении прав человека неизбежно бьет по власти. Выясняется, что либо она не решает старые проблемы, то есть является плохим менеджером, либо ее представители непосредственно вовлечены в порочные практики. Российская власть желает, чтобы у нас все было иначе. Коррупция или произвол чиновников не должны бросать тень на представителей элиты, принимающих решения. Речь идет о неких труднорешаемых, генетически не связанных с действующей властью проблемах, с которыми она доблестно, хоть и с переменным успехом, сама берется сражаться.
Деятельность зарубежных фондов и организаций никоим образом не поддерживает эту картину действительности, а, напротив, угрожает ей, следовательно, воспринимается и преподносится как угроза для всей страны. А сложившаяся в отношениях с Западом атмосфера, напоминающая времена холодной войны, мешает воспринимать такие логические цепочки критически.