Фото Axel Schmidt/Gettyimages.ru
По сообщениям российских СМИ, Федеральная служба безопасности (ФСБ), с одной стороны, и Минкомсвязь и Минпромторг – с другой, разошлись во мнении относительно того, как эффективно исполнять «закон Яровой». ФСБ выступает за то, чтобы не просто обязать операторов хранить интернет-трафик, но и получить возможность расшифровывать его в режиме real-time и анализировать по ключевым параметрам. Министерства, в свою очередь, считают, что расшифровка трафика должна осуществляться лишь применительно к абонентам, которые привлекут внимание правоохранительных органов.
«Закон Яровой» вызвал оживленную полемику в заинтересованном сегменте общества, и до власти удалось донести аргумент о том, что хранение эксабайтов интернет-трафика – серьезная, в том числе финансовая, нагрузка на операторов. Более того, судя по публичным высказываниям представителей власти, прежде всего самого президента Владимира Путина, аргумент был признан весомым. При этом власть практически не говорит о других издержках закона, а именно о нарушении свобод граждан, о вмешательстве в их частную жизнь. Правозащитные темы в отличие от сугубо экономических некому успешно лоббировать наверху.
Мотив спецслужб, добивающихся расширения контроля над поведением россиян в Сети, прост: они таким образом хотят предотвращать террористические атаки. Террористическая угроза, бесспорно, является реальной. Борьба с ней подчас действительно требует частичного ограничения личных свобод – например, более тщательного досмотра в аэропортах. Однако и такие меры вызывают общественную полемику. Если же под предлогом борьбы с терроризмом сфера частной жизни нарушается постоянно и на законодательном уровне, то встает вопрос о способности спецслужб работать в современных условиях.
Неприкосновенность частной жизни является одной из ценностей современных общества и государства. Однако характерным элементом таких общества и государства является способность порождать и поддерживать институты, ограничивающие в том числе и аппетиты спецслужб, которые всегда и везде естественным образом желают облегчить себе жизнь. В России мы не видим таких институтов. Сложно представить себе, например, что парламент (особенно в его обновленном составе) будет сопротивляться идеям расширения полномочий полиции или ФСБ в деле декларируемой борьбы с террором.
Конечно, доступ к интернет-трафику может облегчить выслеживание террористов. Но где гарантия, что спецслужбы ограничатся этим? В конце концов в России понятия «экстремизм» и даже «терроризм» постоянно расширяются. Экстремизмом можно считать, например, подготовку митинга или распространение критической информации о власти. В сферу внимания правоохранительных органов могут попасть целые сегменты Сети, в которых высказываются негативные суждения о российской политической действительности.
Люди, замышляющие теракт, действительно пользуются Интернетом в целях коммуникации или получения информации. Но не только Интернетом. Расшифровка всего сетевого трафика и хранение его в режиме постоянного доступа для полиции и спецслужб может быть, таким образом, лишь первым шагом к установлению полного контроля над частной жизнью, чего не было даже в советские времена. Если можно следить в режиме real-time за поведением гражданина в Сети, то почему нельзя 24 часа в сутки прослушивать его телефон без решения суда? Почему нельзя установить в его квартире камеры?
Совсем недавно в России прошла премьера фильма Оливера Стоуна «Сноуден». Сам Эдвард Сноуден, как известно, находится в нашей стране, его борьба с вмешательством американских спецслужб в частную жизнь граждан, кажется, находит понимание у российской власти. Как это гармонирует с удовлетворением постоянно растущих аппетитов ФСБ, понять очень сложно.