Джеральдин Фейган ДЕЙСТВИЯ администрации избранного президента России Владимира Путина в области церковно-государственных отношений, как, впрочем, и в ряде других областей, вызывают смешанные реакции у обозревателей.
В период, непосредственно предшествовавший его инаугурации, сам Путин предпочитал посещать воинские части, вручать премии и т. д. вместо того, чтобы открыто обсуждать новые политические инициативы и тем более осуществлять их на практике. В то же время два конкретных шага, уже предпринятых им в области религиозной политики, представляются диаметрально противоположными. Поражает и явная неадекватность при освящении этих шагов Путина средствами массовой информации.
Основные СМИ достаточно широко осветили подписание Путиным в марте закона о продлении крайнего срока регистрации религиозных организаций. По их мнению, это означает, что новая администрация сознательно стремится показать себя защитницей религиозных свобод.
На самом же деле речь шла о достаточно рутинной поправке, которую поддерживали и лоббировали де-факто официальные религиозные органы (Московская Патриархия, старые мусульманские духовные управления); она вовсе не означает начало новой политики терпимости по отношению к религиозным меньшинствам.
В России самые вопиющие нарушения свободы совести не имели практически никакого отношения к букве закона. Так, например, российские протестантские конгрегации (а также все большее число религиозных объединений, связанных с зарубежными центрами), которым отказывают в праве аренды общественных зданий для проведения богослужений, часто имеют официальную регистрацию и все формальные права, вытекающие из этого.
Даже полный порядок с бумагами не является гарантированной защитой от мелких деспотов, каковыми бывают российские чиновники.
Напротив, элементы религиозной политики, присутствующие в столь объемном документе, как Концепция национальной безопасности, подписанная Путиным 10 января, практически не привлекли никакого внимания СМИ, хотя вполне возможно, что они как раз дают возможность гораздо лучше понять будущую политику администрации. В прежней Концепции национальной безопасности, принятой в декабре 1997 г., подчеркивалась "важная роль Русской Православной Церкви" в сохранении духовных ценностей; новый текст не содержит упоминаний о РПЦ, но говорит о том, что "духовное и нравственное образование населения" должно регулироваться государственной политикой. Вариант 1997 г. усматривал основную угрозу в религиозной сфере в "деструктивной деятельности различных религиозных сект", в новом варианте говорится о "негативном влиянии иностранных миссионеров".
Новая политика уже проявилась в попытках ограничить практику так называемого ваххабизма - направления в исламе, которое пытаются представить как корень чеченской проблемы; между тем авторы подобных схем игнорируют тот факт, что в 1999 г. ваххабистские поселения в Дагестане не поддержали вторжения в эту республику чеченских боевиков. Подобный взгляд на ваххабизм активно распространяет Центральное духовное управление мусульман, централизаторские стремления которого вполне совпадают с путинскими. Сам термин "ваххабизм" стал средством дискредитации любого мусульманина, по той или иной причине попавшего в немилость к властям вне зависимости от его реальных вероучительных взглядов и связей с террористической деятельностью. Создается впечатление, что российские мусульмане, взгляды которых в чем-то расходятся с позицией духовного управления, будут в первую очередь подвергаться ограничениям религиозных свобод.
Новая Концепция национальной безопасности может также привести к ужесточению ограничений деятельности западных христианских миссионеров, в частности из США. Достаточно сложно предугадать, какие конкретные меры предпримут власти по отношению к миссионерам: попытаются существенного ограничить масштабы их деятельности или вынудят их покинуть Россию. Некоторые миссионеры утверждают, что они не сталкиваются ни с какими трудностями, особенно, если не разворачивают широкомасштабной деятельности или не проводят линию на вовлечение в свои общины российских граждан. Те, кто сталкивается с трудностями, часто не спешат сообщать об этом в посольство США или открыто говорить с журналистами, даже при условии сохранения анонимности, опасаясь, что это повлечет отрицательные последствия для их общин. В то же время на основе известных фактов, остававшихся конфиденциальной информацией ко времени написания этой статьи, создается впечатление, что ФСБ проявляет особый интерес к этим миссионерам, считая, что их деятельность может являться весьма эффективной "крышей" для агентов ЦРУ. Такого рода подозрения лишь укрепляются в тех весьма нередких сегодня случаях, когда миссионеры пытаются попасть на территорию России как лица, не занимающиеся религиозной деятельностью.
Учитывая, что Путин вышел из спецслужб и продолжает поддерживать с ними самые тесные контакты, вполне возможно, что местные отделы ФСБ станут интерпретировать религиозные аспекты новой концепции национальной безопасности как сигнал к началу акций запугивания. Поскольку до сих пор подобные акции, как правило, не влекли за собой публичных жалоб со стороны миссионеров, можно предположить, что методами ограничения миссионерской деятельности и впредь будут запугивание и попытки уголовного преследования (например, за неуплату налогов, контрабандный ввоз или вывоз иностранной валюты и т. д.). Российские власти прекрасно понимают, что западные страны, в частности США, крайне остро реагируют на очевидные вопиющие нарушения религиозных свобод, в связи с чем официальной причиной высылки западного миссионера едва ли будет осуществление им миссионерской деятельности, противоречащей положениям закона 1997 г.
Одна из основных задач Путина сегодня - сосредоточение центральной власти в Москве и ослабление регионов; его публичные заявления в пользу религиозной свободы следует рассматривать именно в этом свете. Обеспечивая соблюдение ряда демократических принципов, он может взять верх над некоторыми губернаторами, эти принципы не соблюдающими. Религиозная свобода относится к тем принципам, соблюдать которые достаточно удобно, поскольку в отличие от той же свободы слова она является предметом непосредственного беспокойства гораздо меньшего числа людей и ее легче обеспечить. Пока Путин заявляет о стремлении соблюдать религиозные свободы, вполне вероятно, будут отмечаться попытки их ограничения в ряде регионов, в частности, там, где местная администрация стремится к автономии от Москвы, где у власти находятся коммунисты или где губернатор находится под сильным влиянием местного православного епископа, нетерпимо относящегося к другим конфессиям (возможно сочетание все трех факторов).
Таким образом, в ближайшее время вполне вероятен рост числа инцидентов, подобных недавней ликвидации церковной общины в Татарстане под предлогом нарушения ею местного закона о религиозных организациях или созданию указом местной власти экспертной комиссии по религиозным вопросам в Костроме. В ответ на попытки региональных властей сохранить степень децентрализации, достигнутую в 90-е годы, Путин будет стремиться к созданию более централизованных структур во всех сферах жизни, в том числе почти наверняка и в религии.
Возможно, новая администрация создаст какую-то структуру наподобие Совета по делам религий, существование которого уже не запрещено законом, как это было в 1990-1997 гг., с целью подчинить местных чиновников, курирующих религиозные вопросы, Москве, а не местным мэрам и губернаторам. После во многом символичной демонстрации тесных взаимоотношений между Путиным и Патриархом Алексием в начале января новая президентская администрация несколько дистанцировалась от Московской Патриархии. Вероятно, эта дистанция сохранится и впредь.
Как президент Путин поддерживает имидж достаточно "теплохладного" православного верующего и уже не выступает с публичными заявлениями в поддержку "традиционных" российских вероисповеданий, как это делает, например, лидер КПРФ Геннадий Зюганов.
Тесный союз с Московской Патриархией представляется сегодня делом политически рискованным в свете продолжающихся публикаций о незаконной коммерческой деятельности РПЦ и все более тесной, не скрываемой от публики связью Патриархии со столь темной фигурой, как Гульназ Сотникова. И хотя Московская Патриархия безоговорочно поддерживает политику Путина в Чечне - Патриарх Алексий недавно обрушился на Запад, который, по его словам, применяет "двойные стандарты", критикуя войну в Чечне, - она, судя по всему, не получает взамен практически ничего, если не считать президентскую охрану самого Патриарха Алексия II.
С одной стороны, заявления Путина о приверженности демократическим принципам трудно примирить с его основным имиджем сторонника могущественного государства, позволившим ему привлечь на свою сторону значительную часть коммунистического электората. Когда соблюдать такого рода баланс будет уже невозможно, вполне вероятно, что Кремль переключится на националистическую, псевдоправославную модель, в большей степени соответствующую популистскому имиджу Путина. Не исключено, что это "переключение" состоится по окончании истечения сроков перерегистрации в конце 2000 г. Предвестником возможного развития событий была ситуация, имевшая место в только что закончившийся трехмесячный период между истечением старого срока регистрации и определением нового. Ведь в течение этого периода была технически возможна ликвидация не прошедших перерегистрацию общин.
Драматичная, хотя и изолированная попытка администрации Воронежской области ликвидировать 13 религиозных организаций может оказаться прообразом того, что случится в 2001 г., когда все местные отделы юстиции в соответствии с законом обязаны будут делать то, что по своей воле решил предпринять Воронежский облюст. Таким образом, последние события в Воронеже заслуживают особого внимания.
Явно рассерженный тем обстоятельством, что местный отдел юстиции решил проигнорировать его письменное уведомление о вероятном продлении сроков перерегистрации, Минюст обязал воронежский отдел прекратить все 13 судебных дел о ликвидации. В настоящее время облюст намерен зарегистрировать 10 организаций, вопрос о существовании которых не был доведен до суда. Из трех пятидесятнических общин, вопрос о которых уже попал в суд, две так и не прислали своих представителей на судебные слушания. Облюст подозревает, что этих общин попросту уже не существует. Третья община уже была ликвидирована, и городской судья отказывается отменить свое решение, заявляя, что новый закон, продляющий сроки регистрации, не обладает обратным действием. Облюст планирует зарегистрировать недавно ликвидированные организации в качестве новых, если они обратятся с заявлением о регистрации.
Предположения о том, что вся процедура ликвидации была инспирирована Воронежской епархией РПЦ, подтверждаются тем обстоятельством, что хотя ни один из четырех православных монастырей, действующих в области, до сих пор не получил официальной регистрации, никаких санкций по отношению к этим обителям власти не применяли. Нет никаких оснований предполагать, что Воронежский облюст сделал бы поворот на 180 градусов, если бы сроки перерегистрации не были официально продлены и Минюст не оказывал бы на него давление из Москвы.
Вполне вероятно, что похожий сценарий будет разыгран в каждом из российских регионов к конце 2000 - начале 2001 г. Вопрос в том, согласится ли путинская администрация на такое развитие событий или пойдет на дальнейшие изменения в законодательстве, чтобы предотвратить его? А это, в свою очередь, зависит от того, как долго Путин пожелает сохранять имидж поборника религиозных свобод.
Статья дается в небольшом сокращении.
Дарья Гармоненко 
