0
1816
Газета Факты, события Интернет-версия

21.12.2006 00:00:00

Этнопсихологический срез народов


Поэт Сергей Гловюк в последние годы занимается составлением поэтических антологий славянских литератур серии «Из века в век». О вышедших и готовящихся томах серии, о сегодняшней поэзии славянских народов и активизировавшихся контактах славянских литератур Сергей Николаевич рассказал корреспонденту «НГ-EL».

– Сергей, раньше многие знали вас как поэта и переводчика, но несколько последних лет вы более известны как антологист. С чего вдруг решили делать серию «Из века в век. Славянская поэзия XX–XXI веков»?

– Появлению идеи этой серии я обязан цепи случайностей, превратившихся в закономерность┘ Желание взяться за эту работу появилось у меня в 1996 году в Македонии, во время всемирно известного Cтружского фестиваля поэзии, куда я попал по рекомендации поэта Евгения Винокурова. Там собираются сотни поэтов и любителей поэзии, бывают и нобелевские лауреаты. Удивительная атмосфера. Были десятки встреч с известными поэтами Македонии, Сербии, Болгарии, Польши, Словакии┘ Потихоньку начал работать над переводами. А потом все стало само складываться. Особенно когда разбежавшиеся по разным углам писатели – а этот процесс был не только в России – перестали смотреть друг на друга с подозрительностью и поняли, что культура есть культура, что она выше политических перипетий.

– Ощущение преемственности дела Кирилла и Мефодия возникает?

– Когда бываю в Охриде, небольшом городке в Македонии, где учили и проповедовали ученики святых равноапостольных Кирилла и Мефодия – святой Климент и святой Наум, мысли о величии создателей азбуки посещают меня постоянно. Они там организовали университет, через который прошло около пяти тысячи учеников, которые и явились распространителями славянской письменности. Но по большому счету я не думаю о преемственности, просто хочется, чтобы славяне лучше знали друг друга.

У нас в стране, к примеру, регулярно выходили книги австрийской, испанской, немецкой, английской поэзии┘ А гораздо более близкие нам славянские народы на книжном рынке были не очень-то и представлены. Несправедливо. Тем более что в последнее время западноевропейская поэзия тяготеет к отказу от рифмы, ритма и даже бежит от смысла. Общим местом стал уход в чистый поток сознания, когда автор самовыражается, а другие не понимают, о чем он пишет. В славянских же странах интерес к слову остался более живым, чем на Западе. Это и сподвигло меня подумать над идеей билингвальных антологий славянских стран. Слава богу, меня поддержало Министерство культуры, книги стали издаваться к Дню славянской письменности и культуры. Теперь их уже семь, и на очереди следующие.

– Насколько они уникальны? Неужели подобное не происходило во времена СССР?

– Я работаю над этим проектом уже 12 лет. Дело это трудное. Но вышедшие тома действительно уникальны. Выяснилось, что македонской антологии никогда прежде не выходило. Потом была антология белорусской поэзии. Оказалось, что и такого тоже не было в России никогда, да еще параллельно на двух языках┘ И сербской не было, выходили только книги общеюгославского контекста. Предыдущая украинская антология издавалась во времена Хрущева, но была составлена исключительно из революционных образцов, там все было посвящено Октябрю и Маю. С болгарами дело обстояло лучше, но и до болгарского тома лет пятнадцать была немота, провал, никого не издавали. С чехами и словаками тоже своеобразная ситуация: после 1968 года их интеллигенция несколько отстранилась от нас. Переводились лишь несколько официальных поэтов, они были неплохие, но картина получалась искривленной. Мы попытались расширить наши представления о поэтической Чехии и Словакии.

– Понятно, что поэтики разных народов – пусть и славянских – отличаются друг от друга. Вы пробовали сравнить характеры поэтов из разных томов?

– Да, вышедшие книги дают четкий этно-психологический срез. Ведь поэзия – реактивный жанр, она фиксирует все, что происходит в обществе. А история славянских народов насыщена проблемами. Многие болевые точки – общие. Например, социализм строили в основном в славянских странах. Потом везде случился постсоветский синдром. Через все славянские страны прошла Вторая мировая война┘ Отношение к произошедшему разное, но судьбы схожи.

Наверное, этнографам и социологам было бы полезно ознакомиться с книгами «Из века в век», они смогли бы сделать какие-то свои выводы. Я же вижу, что в македонской поэзии заложено мощное лироэпическое сознание. Македонцы всегда себя самоидентифицируют, им присуща тяга к установлению государственности. У сербов лиризма меньше, они тяготеют к корневому эпическому, героическому началу. Народ – героический, поэзия такая же: сказовая, былинная. Есть отдельная струя, сформировавшаяся под воздействием французского модернизма, представителей такой школы тоже достаточно. Стихи белорусов очень музыкальны. А вот украинцы – самые разножанровые. В их стихах бездна иронии и юмора. Возникает даже ощущение поэтического Ренессанса. У чехов – все по-другому. Есть даже стихи-рисунки. У них – поэзия графики, а не музыки. Они урбанистичны. Даже когда описывают пейзаж, то в нем обязательно оказываются мусорные баки, брусчатка или что-то не менее городское. А словаки любят сонеты. Правда, более вольную форму, чем у Шекспира или Петрарки.

Когда кладешь рядом все тома, смотришь внимательно, то становится очевидным, что народы отличаются и по конструкции мышления, и по темпераменту. Вот, например, в некоторых славянских странах с употреблением нецензурной лексики обходятся более свободно, чем у нас.

– И как же переводили эту вольность?

– Переводили с учетом коррекции. Мы не старались отбирать такого рода произведения, но и ханжеского подхода не было. На эту тему мы не нажимали, но и не выпячивали. Пропорции соблюдены.

– Каковы были критерии отбора представленных авторов?

– Старались работать максимально объективно: без политической ангажированности, без вкусовщины. Пытались показать широкую панораму, весь спектр. Мне все равно, был ли поэт коммунистом или диссидентом, создавал ли литературные группы или нет. Он мог быть и свободным художником, не замешанным в политике. Эти критерии не имеют значения. Во всех томах есть представители традиционных направлений, есть модернисты.

Применялся языковой подход: если автор пишет на языке народа и причисляет себя к культуре народа, то география уходит на второй план, где бы автор ни проживал. Например, мы имели дело с украинцами европейской диаспоры, австралийскими македонцами┘ Этнического анализа, анализа по группе крови мы не делали. Яркий пример: ирландка вышла замуж за украинца, выучила язык и стала писать прекрасные стихи на украинском языке! Они попали в украинскую антологию.

– Какой том вам ближе? Над каким было интереснее работать?

– Мне сложно ответить, ведь каждому отданы годы жизни, над каждым работали более десятка переводчиков, помогали разные соратники. По высоте лирического накала наиболее интересна белорусская, по широте и разножанровости – украинская, по модернистским изыскам – чешская. Книги отличаются и по количеству поэтов. Это объективно. Чем меньше страна, тем меньше людей, в том числе и писателей. А лучшее всегда впереди!

– Круг потребителей подобных изданий довольно узок: сами авторы, переводчики, специалисты-лингвисты. Это вас не останавливает?

– Действительно, спрос на поэзию сузился, она находится на периферии общественного внимания. Но издание не рассчитано на диагональное прочтение. Эти книги надо изучать вдумчиво, за столом. И все тиражи почти мгновенно разлетаются по миру. Все ведущие университеты Европы и США имеют их в своих библиотеках. Они незаменимы в работе кафедр славистики, весьма полезны для установления статуса русского языка как языка межнационального общения. Потому что, например, не так активно болгары учат чешский или сербы – украинский. Русский язык выступает как объединяющее начало, так что надежда на его особый статус сохраняется.

– Стоит ли ожидать появления подобных антологий русской поэзии в славянских странах?

– Обязательно. Вряд ли это станет лавинообразным процессом, но Македония уже издала антологию русских стихов, подобные издания готовятся к выпуску в Сербии и Словакии.

– Что дальше? Какие у вас планы?

– Я задумывал издать двенадцать книг, остались еще хорваты, словенцы, поляки и одна очень необычная книга┘ В ней будет собрана поэзия негосударствообразующих славянских народов, которые имеют свою литературу, и игнорировать ее – анахронизм! Среди них лужицкие сербы, кашубы (в Польше, например, недавно вышел 10-томный словарь кашубского языка), русины, которые раскиданы от Карпат до Субботицы, градичанские хорваты, которых на территории Австрии проживает несколько сот тысяч. Есть еще лямки, бойки и другие народы, поэзию которых вберет в себя этот том. Завершать серию будет антология русской поэзии.

– Критерии отбора будут те же?

– Да, критерии мы сохраним. Будут представлены стихи авторов с послевоенного периода до наших дней. Хронологический порядок кажется мне наиболее естественным. Время находится вне языкового и идеологического контекста, и только оно в состоянии расставить все по своим местам.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Надежды на лучшее достигли в России исторического максимума

Надежды на лучшее достигли в России исторического максимума

Ольга Соловьева

Более 50% россиян ждут повышения качества жизни через несколько лет

0
984
Зюганов требует не заколачивать Мавзолей фанерками

Зюганов требует не заколачивать Мавзолей фанерками

Дарья Гармоненко

Иван Родин

Стилистика традиционного обращения КПРФ к президенту в этом году ужесточилась

0
1104
Доллар стал средством политического шантажа

Доллар стал средством политического шантажа

Анастасия Башкатова

Китайским банкам пригрозили финансовой изоляцией за сотрудничество с Москвой

0
1381
Общественная опасность преступлений – дело субъективное

Общественная опасность преступлений – дело субъективное

Екатерина Трифонова

Конституционный суд подтвердил исключительность служителей Фемиды

0
992

Другие новости