Игорь Наумов
Александр Некипелов: «Носители экономических идеологий должны нести ответственность за результат».
Фото Натальи Преображенской (НГ-фото)
– Александр Дмитриевич, всем памятны недавние споры в правительстве по поводу целесообразности снижения ставки НДС до 13%. Возобладала позиция Алексея Кудрина – сохранить НДС на прежнем уровне. Почему министр-либерал в данном случае поступил отнюдь не в либеральном духе?
═
– Насколько я понимаю, в числе важнейших приоритетов экономического блока правительства выступает обеспечение профицита бюджета. Причем к профициту относятся исключительно как к средству стерилизации избыточной денежной массы. Поэтому дополнительные доходы бюджета в значительной своей части направляются в Стабилизационный фонд. Минфин и МЭРТ и выступают против снижения ставки НДС, имея в виду, что это автоматически ведет к увеличению денежной массы, а значит – к инфляции.
Такая вот странная логика торжествует у нас сегодня. Впрочем, политика экономического блока ведет и не к таким парадоксам. Например, уже известно, что в условиях значительного профицита госбюджета в этом году государство прибегнет к значительным внутренним заимствованиям. То есть впервые заимствования используются не для того, чтобы финансировать дефицит бюджета, какие-то социальные или производственные проекты, а чтобы изъять из экономики «лишние» деньги. Речь идет о сумме, превышающей 10 миллиардов долларов.
═
– Но у премьера Михаила Фрадкова несколько иной взгляд и на использование «излишков» Стабилизационного фонда, и на новации в налоговой сфере.
═
– Что касается позиции премьера по налогу на добавленную стоимость, то она, как я понимаю, была ориентирована на то, чтобы создать дополнительные механизмы для стимулирования экономического роста. В первую очередь в отраслях с достаточно высокой степенью переработки. Именно в них высокий НДС наиболее негативно сказывается на объемах производства.
К сожалению, сегодня у нас финансовая политика подменяет собой денежно-кредитную. Посредством финансовой политики мы пытаемся решать буквально все денежные проблемы. Если не ставить под сомнение правомерность такого подхода, можно понять логику представителей экономического блока правительства. В этом контексте иного выбора у них не остается. Иначе будет либо разгон инфляции, либо резкое укрепление курса рубля с негативными последствиями для российской экономики.
═
– Есть ли разумная альтернатива?
═
– Альтернатива есть. Она заключается в том, что нужно создать механизм, при помощи которого можно было бы использовать избыточные золотовалютные резервы. По экспертным оценкам, уровень, необходимый для обеспечения стабильности на валютном рынке России, составляет 35–45 миллиардов долларов. У нас же сейчас золотовалютные резервы превысили 130 миллиардов долларов. Фактически это заведомо омертвленные средства. Это цена за обеспечение желаемой динамики валютного курса при недопущении резкого взрыва инфляции.
Суть альтернативного подхода заключается в том, чтобы создать механизм для использования «лишних» золотовалютных резервов на цели модернизации производства, импорта современного оборудования, машин, технологий и так далее. Речь не идет о том, чтобы правительство, как советская власть, само занялось этим делом. Речь идет о сугубо коммерческом варианте решения задачи. Он может выглядеть так. Центральный банк создает 100-процентную «дочку», капитализирует ее из своих избыточных резервов. Функции «дочки» в том, чтобы на сугубо коммерческой основе предоставлять долгосрочные кредиты под реальные проекты модернизации хозяйственным субъектам.
Подчеркну, кредиты не рублевые, а валютные, исключительно на цели импорта. Соответственно процентная ставка по этим кредитам будет той, которая сложится на рынке, но она, наверное, будет достаточно низкой. Таким образом, с одной стороны, у нас появились бы значительные средства на цели модернизации экономики, с другой стороны – мы создали бы достаточно крупный сегмент долгосрочных кредитов, которых у нас сейчас практически нет. В-третьих, решая задачу таким способом, мы способствовали бы снижению процентной ставки. Причем на сугубо рыночной основе. Предложение кредитов увеличивалось бы, что, в свою очередь, не могло бы не сказаться и на процентной ставке по рублевым кредитам, и соответственно столь же позитивно – на темпах экономического роста. И, что характерно, ни одного рубля при этом в экономике не прибавится.
═
– Если ваше предложение столь заманчиво, то почему оно игнорируется?
═
– А потому, что предлагаемый мною способ решения задачи не соответствует идеологии нынешнего правительства, вернее, его экономического блока, который исходит из того, что государство ни на что не годно и ни к чему не приспособлено. При этом интересно, что практически никто не говорит, что это невозможно реализовать, что это противоречит каким-то экономическим законам. На одном из семинаров, где мне привелось выступать, представитель Международного валютного фонда согласился, что это абсолютно работающая схема без каких-либо изъянов. Герман Греф в разговоре со мной привел один-единственный аргумент против: всё разворуют. Но никто и не предлагает, чтобы этими деньгами распоряжалась исполнительная власть. Вообще же в рамках упомянутого фонда можно создать попечительский совет из представителей российского бизнеса, кого угодно, даже международных экспертов привлечь, чтобы обеспечить действительно нормальную процедуру конкурсного отбора инвестиционных проектов.
Второй аргумент против, который доводилось слышать: в России якобы нет выгодных проектов. На мой взгляд, это совершенно абсурдное и не соответствующее реальному состоянию дел утверждение. Цифры заимствований российских корпораций за рубежом в прошлом году свидетельствуют об обратном. Словом, такие проекты есть, и нет никаких оснований считать, что российский бизнес не стал бы привлекать валютные кредиты внутри России. И в макроэкономическом смысле это было бы для страны лучше, потому что мы ослабляли бы валютное давление на экономику. Когда заимствования делаются за рубежом, такое давление усиливается.
═
– Нужен ли нам Стабилизационный фонд?
═
– Потребности в инвестициях у российской экономики очень большие. И это нонсенс, когда страна, с одной стороны, ставит перед собой задачу активизации и повышения темпов экономического роста, а с другой стороны – проводит такую макроэкономическую политику, которая выводит из оборота, омертвляет колоссальные финансовые ресурсы. Тем самым замедляется экономический рост, а вектор развития экономики направляется в топливно-сырьевой сектор.
Теперь что касается Стабилизационного фонда. Признаюсь, именно я был первым, кто в свое время поставил вопрос о необходимости формирования крупного фонда. Правда, я называл его не стабилизационным, а «фондом погашения внешней задолженности». Однако в то время реальной была угроза дефолта по внешним обязательствам. И, учитывая неравномерность платежей, которые нам предстояло осуществить, я выступал за то, чтобы создать такой фонд, чтобы сглаживать график платежей, отчисляя в него большие средства в благоприятные для госбюджета годы.
Но там идея понятна, там ясен график платежей и ясно, как с точки зрения финансовой техники решать проблему выравнивания платежей по внешним долгам. Ну а Стабилизационный фонд в том виде, в каком он сейчас существует, просто бессмыслен. Дело в том, что обоснованный прогноз мировых цен на нефть никто не может предложить – такой уж рынок. В прошлый раз снижение цен на нефть продолжалось чуть ли не 30 лет. Понятно, что на такой длительный период нам никаких стабилизационных фондов не хватит.
Так что не надо лукавить. То, что мы деликатно называем Стабилизационным фондом, на самом деле является стерилизационным фондом. Что из всего этого следует? Только то, что эти средства нужно обменять на часть валютных резервов и их соответственно инвестировать в экономику. Механизм я описал выше. Ну а в дальнейшем его просто нет нужды формировать. В современных условиях он не нужен. Потому что лучшим способом страховки от падения цен на нефть и газ на мировых рынках выступает диверсификация экономики.
═
– Надо ли нам ускоренными темпами гасить внешние долги?
═
– Прогресс уже то, что средства Стабилизационного фонда хотя бы так стали использовать. До этого была вообще невероятная ситуация, которая вызывала у всех изумление. Страна держала фактически без всякой отдачи огромные средства и в то же самое время платила заметные проценты по своим долгам. Другое дело, что это, безусловно, не является наилучшим решением. В моем понимании критерий полезности здесь простой: если мы можем на имеющиеся средства получить большую отдачу, использовав их внутри страны, значит, надо так и поступить.
Я уверен, что в принципе необходимости в досрочном погашении долга сейчас нет. Проблема внешнего долга для России на обозримый период снята. Соотношение долга к ВВП существенно ниже критического. Однако ставить задачу избавиться от внешнего долга любой ценой просто глупо.
═
– Не теряем ли мы время, не решаясь использовать благоприятный момент для модернизации экономики?
═
– Да, я считаю, что мы бездарно используем исключительно благоприятные возможности, которые достаточно неожиданно открылись для страны. Более того, мы уже настолько идеологизировались, что говорим очевидные глупости без всякого зазрения совести. Вроде того, что страну постигло большое горе, цены на ее важнейшие экспортные товары резко выросли┘ Политика правительства блокирует – если не полностью, то в значительной мере – модернизацию экономики.
═
– Есть ли реальный шанс повысить качество налогового администрирования?
═
– Существует огромная проблема – слабая собираемость налогов. Потому столь велика разница между номинальной и реальной налоговой нагрузкой на бизнес. Реальная налоговая нагрузка, то есть то, что платят, у нас совсем не высокая. Более того, она искусственно завышается, когда в нее включаются рентные платежи, изымаемые государством. Дело в том, что рента не является налогом, рента – это факторный доход. Это – право доступа к ограниченному ресурсу. Если бы эти ресурсы принадлежали не государству, а частным лицам, то рента никуда бы не исчезла.
Поэтому, если мы вычтем из официальных данных о реальной налоговой нагрузке ренту, то окажется, что налоги у нас вообще-то по мировым стандартам низкие. Из этого не следует, что надо налоги повышать. Просто правительство должно определиться с целями и задачами. Причем не на «лозунговом» уровне. При этом сам факт, что у нас есть возможность мобилизовать значительно большие по величине рентные платежи, должен рассматриваться как важный ресурс, большое преимущество. Ведь это позволяет снижать подлинное налоговое бремя.
═
– Какой ваш прогноз темпов инфляции в этом году?
═
– Конечно, хорошо, когда инфляции нет. Но в конечном счете годовая инфляция в 10 или даже 11–12% не критична. Страна при такой динамике цен может развиваться достаточно высокими темпами. Тревожит, что у правительства фактически нет целостной экономической политики, которая бы включала и налоговую составляющую, и промышленную, и социальную, и валютно-финансовую и фискальную политику в целом. Зато в правительстве есть две группы с разной экономической идеологией. Мои симпатии на стороне тех, кто ставит амбициозные задачи экономике, понимая, что их невозможно решить без активной роли государства. Однако сейчас разговор о другом. В условиях, когда в кабинете министров сформировались две группы с разными экономическими идеологиями, исполнительная власть превращается в некую разновидность тяни-толкая: один в одну сторону, другой в другую. И в результате страдают интересы дела.
То, что мы наблюдаем, все больше наводит на мысль о том, что у нас не вполне в порядке дела и в политической сфере. В том отношении, что нет механизмов, которые бы обеспечивали необходимость для власти выступать инструментом реализации общественных предпочтений. В результате «Союз правых сил» может бесславно проиграть выборы, а экономическая политика останется неизменной. Экономические идеологии могут быть разными и должны быть разными. Но они должны конкурировать, и их носители, находящиеся у власти, должны нести ответственность за результат. Причем ответственность не абстрактную, а реальную ответственность перед обществом. Увы, пока этого нет.
Дарья Гармоненко 
