Андрей Терехов. США и Польша продолжают переговоры по размещению элементов американской ПРО на польской территории. Как отражаются эти консультации на российско-польском сотрудничестве, почему Варшава стремится диверсифицировать энергопоставки и не хочет забывать о сложном прошлом? Об этом в интервью «НГ» рассказывает Чрезвычайный и Полномочный Посол Республики Польша в Российской Федерации Ежи Бар.
– Господин посол, как вы оцениваете российско-польские отношения в политическом плане?
– После довольно сложного периода начиная с осени 2007 года и по сей день двусторонние отношения развиваются нормально, с тенденцией к наращиванию сотрудничества. Этому способствуют визиты официальных лиц, а также встречи на самых разных уровнях. Отмечу визиты в Россию министра иностранных дел Радослава Сикорского и премьер-министра Дональда Туска. Господин Сикорский передал приглашение посетить Польшу Сергею Лаврову.
– Ждут ли в Польше президента Дмитрия Медведева?
– Конечно, каждый ждет приезда хорошего соседа, тем более руководителя такого важного государства. Визит президента – дело очень серьезное, требуется тщательная подготовка чиновников к такому мероприятию.
– Улучшились ли при президенте Медведеве перспективы развития российско-польских отношений?
– Проблемы, имевшие место в последние годы, обусловливались общей атмосферой наших отношений. Господин Путин посещал Польшу несколько лет назад. Мы очень ценим его подход ко многим проблемам и надеемся, что так будет и при новом президенте. Отмечу, что некоторые сложности возникали в экономической сфере, а это компетенция премьер-министра. Надеемся увидеть в нашей стране и председателя правительства России. Для нас это будет честью.
– Как вы оцениваете экономические отношения России и Польши?
– Они развиваются перспективно. У нас огромная динамика роста – около 50% ежегодно. В 2007 году товарооборот составил 21 миллиард долларов, в этом году, возможно, он вырастет до 30 миллиардов. Но мы видим проблему в дефиците торгового баланса со стороны Польши, который связан с импортом российских энергоносителей. И нам ясно, что надо переходить к новым формам сотрудничества.
Что касается инвестиций, в минувшем году рост по отношению к 2006 году составил 76%. Мы надеемся, что до конца года польские инвестиции в российскую экономику составят 500 миллионов долларов. Хотелось бы, чтобы в Польшу активнее шли и российские инвестиции. Недавно мы предложили нашим партнерам участвовать в приватизации польских верфей. Польские инвесторы все лучше осознают выгоды бизнеса с российской глубинкой, которую порой и глубинкой-то назвать нельзя. Много инвестиций вложено в Москву и Санкт-Петербург, средства вкладываются в Нижнем Новгороде, Казани┘ В отношениях с Калининградской областью существуют проблемы, которые отчасти отражают трудности роста (например, пробки на границе), а отчасти связаны с вхождением Польши в Шенгенскую зону.
– Есть ли возможность у России и Польши с учетом начала работы Комиссии по сложным вопросам оставить прошлое в прошлом и двигаться в будущее?
– Независимо от того, как мы воспринимаем историю, надо разговаривать. Нет лучшего лекарства, чем диалог. И мы ведем такой диалог, чтобы избавиться от стереотипов в отношении друг друга: ежегодно проходят семинары, например, с подключением академий наук наших стран. Вы сказали «оставить прошлое в прошлом». Мы на это смотрим по-другому: мы ценим нашу историю и одинаково ценим как живых, так и погибших поляков. Мы не кладем прошлое на полку, потому что оно сложное. Умный человек не боится нюансов сложного прошлого. Иногда встречаешься с таким подходом, что современные русские стыдятся прошлого. Я этого не понимаю.
Если кто-то у нас ставит катынскую проблему, это ни в малейшей степени не значит, что мы ее связываем с сегодняшней Россией и ее современным народом. Нам, полякам, тоже надо знать, что наряду с нашими жертвами были и ваши, и украинцы, и прибалты┘ Хорошо, что мы как представители свободной страны можем говорить об истории с вами, представителями новой России так, как было совершенно невозможно лет 20–30 назад. Надо дойти до правды.
Говоря об истории, сталкиваешься и с практическими аспектами. Например, мы не можем согласиться, что дело Катыни закрыто, а большинство материалов, касающихся событий более чем 60-летней давности, все еще недоступны. Этими проблемами должны заниматься специалисты – юристы, правозащитники. С другой стороны, в Польше катынское дело привлекает большое общественное внимание, и мы считаем его важным элементом наших отношений.
– Считаете ли вы, что родственники расстрелянных польских офицеров имеют право требовать компенсации от российской стороны?
– Я не юрист и не могу дать однозначного ответа. Я много раз участвовал в разных памятных мероприятиях – или как посол Польши в Украине, или в своем нынешнем качестве – и скажу, что проблема не в компенсациях. Люди хотят иметь возможность приехать, почтить память и возложить цветы, так же как ваши ветераны. Мы считаем естественным то, что ветеран хочет знать, где кто-то похоронен, и почтить его память. Понимаю фон вашего вопроса, но суть ответа – дело не в финансовых компенсациях.
– Есть ли в Польше проблемы с памятниками советской эпохи и местами захоронений на территории Польши?
– В сегодняшней Польше нет проблемы с захоронениями советского периода. Приезжайте в Польшу и посмотрите, в каком состоянии находятся ваши кладбища. А павших за освобождение Польши у нас похоронено много – 600 тысяч солдат. Мы очень ценим эти места, и у нас есть средства на поддержание их в хорошем состоянии. Место захоронения – это святое. Символика другого типа, скажем, танки, стоящие в центре города, – убирается. Танку место в музее, как средству смерти, а не в городе, где должны быть цветы и плита с именами павших. Это нормально. То же можно сказать и по поводу изменения названий улиц: трудно представить в сегодняшней Польше улицу Дзержинского. На пляже в Польше сегодня можно встретить отдыхающего в майке с красной звездой, но я считаю, что на пляже лучше ходить без майки.
– МИД России после подписания соглашения о развертывании радара ПРО США в Праге заявил о готовности реагировать на практическую реализацию документа «военно-техническими методами». Как потенциальное размещение российских зенитно-ракетных комплексов в Калининградской области могло бы отразиться на российско-польских отношениях?
– Любая страна имеет право реагировать на международную обстановку так, как ей кажется правильным. Если будет достигнуто соглашение о размещении системы в Польше, это будет решение суверенного государства с учетом всех аспектов безопасности. Мы надеемся, что в процессе диалога нам удастся сменить российскую оценку происходящего. Мы рады тому, что на уровне специалистов, особенно после подписания пражского документа, прозвучали мнения, которые несравнимо более объективно оценивают масштаб проекта. Ведь речь идет о нескольких ракетах, и трудно представить, что они несут опасность стране, являющейся одной из самых мощных государств мира.
Есть еще один аспект. Специалисты подчеркивают: надо понять, откуда идет общая опасность миру. Угрозы в сегодняшнем мире общие, и они исходят от стран, которые являются или могут стать непредсказуемыми. Такие угрозы направлены не только против нас, США, Европы, но и России.
Военная риторика не помогает и абсолютно не влияет на решения других стран. Мы потому думаем о своей безопасности, что ценим свою свободу и знаем цену этой свободы. Мы знаем, что в нашей части Европы легче потерять, чем вернуть суверенитет. Система безопасности должна иметь как можно более широкий охват, чтобы мы могли защитить мир. В той степени, в которой это зависит от Польши, мы можем участвовать в данном процессе, надеясь на понимание других стран и, конечно, России.
– Вы упомянули, что Польша хотела бы укрепить свою безопасность. От кого Польша хотела бы защититься?
– Польша – элемент глобальной защиты. Возможный удар по безопасности нашей страны может исходить с юга.
– Фигурирует ли Россия в числе угроз для Польши?
– Нет. Конечно, нет.
– Изменилась ли позиция Польши по проекту Nord Stream? Какие меры предпринимаются правительством Польши для диверсификации энергопоставок?
– Наш подход к Nord Stream не изменился. Мы видим политическую подоплеку в проекте. Подтверждением служит тот факт, что стоимость этого, как заявляется, экономически целесообразного проекта будет в несколько раз дороже по всем оценкам, чем планировалось изначально. Но об этом как будто забывают. У нас есть другой проект – Amber, прокладка трубопровода по суше. Мы также хотим вернуться к договоренностям, подписанным с РФ в 1993 году, которые предусматривали развитие системы «Ямал-1».
Польша – транзитная страна, и мы хотим таковой остаться. Мы никогда не были проблемой для транзита, что очень важно. Сегодня быть транзитной страной выгоднее, чем раньше, – это позволяет наращивать контакты.
Диверсификация – сегодня мечта всех и каждого. Все ищут разные источники энергопоставок. Польша – не исключение, и в наших поисках новых источников нет ничего антироссийского. Мы, видимо, пойдем в направлении Скандинавии, будем строить терминал сжиженного природного газа. Польша очень заинтересована в «Белом потоке». Ведутся переговоры с Украиной и странами Каспийского бассейна.
– Считаете ли вы, что Россия может использовать энергопоставки в качестве «энергетического оружия»?
– Как Россия будет использовать энергоресурсы, зависит от нее. Мы видим большое желание Москвы быть надежным энергопартнером. Но мы не можем игнорировать, что в последние годы возникали трудности с поставками. Список довольно длинный: зимой 2004 года имели место перебои с поставками в Беларусь и Украину, в 2006 году возникли проблемы с подачей нефти на Мажейкский НПЗ в Литве, и Россия до сих пор не отремонтировала трубопровод «Дружба». В марте этого года появились сложности с поставками газа в Украину. Наконец, в июле 2008-го ощутимо снизились поставки нефти в Чехию.
Мы верим, что Россия хочет быть в глазах Европы надежным партнером и список не расширится. На нефть нельзя смотреть как на оружие, это плохой и наивный подход. В мире XXI века все взаимосвязано, и экономика становится глобальной.
Дарья Гармоненко 