Выход – лететь!

– М.: Зебра Е, 2012. – 288 с.

В книгу вошли две повести и один рассказ. И все произведения – очень разные. Хотя сам автор в предисловии обращает читательское внимание на их некоторое сродство. «Книга объединяет сюжеты, сообщительные в некотором отношении – именно в то, что определяют деятельность активных агентов человечества – в том числе в видах прогресса – как враждебную жизни (даже, возможно, организованную и злонамеренно разрушительную), отторжимую на уровне инстинкта человеческой нормой (если усилить формулировку, активность почти тождественна злу). Это может выглядеть как «сверхзадача» издания, однако на самом деле это вышло случайно». Автору виднее. Конечно, повести не только об этом. И попытка их связать при помощи столь внешнего сходства выхолащивает их содержание, как любое упрощение. То, что на первый взгляд связывает эти две повести, – по-видимому, сверхидея всего творчества Михаила Жутикова, общий фон всего его творчества, как художественного, так и публицистического. Ведь, до того как взяться за прозу, он выпустил серьезное исследование «Проклятие прогресса: благие намерения и дорога в рай». Так что произведения писателя не только об этом. Они о разном.

В первую очередь они различны стилистически. А стиль, форма в них имеют особое значение. Литературный язык всех произведений отличается вычурностью и некоторым изыском. Кажется, автор специально отбрасывает те слова, что приходят в голову в первую очередь, и подбирает неожиданные, незатертые, но при этом очень точно передающие его мысли. Даже завершающий сборник десятистраничный рассказ о нечисти «Господин Z» полон неожиданных «заворотов» и остроумных сентенций. «Твердо притоптывая и совсем не скользя на льду, он невероятно быстро одолел участок набережной до Пречистенки и, повертев опять мерцающей головой, сориентировался в окружающем... Его вдруг остро заинтересовал памятник Энгельсу. Запорошенный чугунный владелец рейнских мануфактур, при тонком посредстве снежных отсветов и теней, принял под мутной луной такую позу, как будто намеревался метнуть гранату в наземный вестибюль станции метро «Кропоткинская»; при этом метнуть гранату от намеревался левой рукой. Возможно, климат местности не импонировал проектанту всепролетарского счастья – или уж его отношение к бывшему камер-пажу е.и.в. князю Кропоткину содержало что-то личное. Теоретики вообще редко любят друг друга».

Повесть, давшая название сборнику, печаталась три года назад в журнале «Москва». Она имеет подзаголовок «Записки мореплавателя» и построена как рукопись, написанная, по всей видимости, больше века назад и переданная публикатору каким-то «незнакомым родственником по материнской линии». Это рассказ о путешествии на далекий, не отмеченный на картах остров, где живут удивительные люди, – остров Абсурдия. «Абсурды – народ редкой доброты и веселости. Их доверчивость и простота безграничны…» Прием не нов, а напротив – имеет крепкие и достойные уважения традиции. Тут вспоминается и «Рукопись, найденная в Сарагосе» Яна Потоцкого, и «Путешествия Гулливера» Джонатана Свифта, и «Утопия» Томаса Мора, и много что еще – вплоть до авторов наших дней вроде Саши Кругосветова, о котором см. «НГ-EL» от 27.07.13. У этих авторов много общего: ироничный, немного старомодный, нарочито стилизованный под «давние времена» язык, вторичная условность описываемого мира, но главное – ориентация на провокацию. Именно эту повесть в аннотации называют «острая сатира на «научные» методы преобразования природы». Да, это сатира. Но не на какое-то конкретное общество, не на какой-то строй. Эта сатира – на все человечество…

В середине книги прячется повесть «Гений инженера Босенко», и это действительно сердцевина сборника. Большая часть ее действия происходит в закрытом оборонном НИИ, «ящике». И абсурда в его работе не меньше, чем на острове Абсурдия. На первый взгляд может показаться, что это запоздалая (эдак на четверть века) сатира – насмешка над структурой, давно канувшей в Лету. Но это только на первый взгляд. Среда, в которую автор поместил своего героя, не так важна. Дело в том, что инженер Босенко органически не в состоянии принимать этот абсурд, создавать видимость работы, как это делают все. Он принципиально ничего не делает. По той простой причине, что не считает это работой. А когда начальник кричит ему: «Что вы вообще можете?», – «Я могу летать», – думает Босенко. Да, он однажды понял, что умеет летать. Он пролетел над всей Москвой – от южных пригородов – и чуть-чуть не долетел до Тушина, где живет…

У этой повести подзаголовок «Ретро-поэма». Она действительно поэтична. И еще она из тех времен, когда ходил анекдот о колхозниках, которые, собрав урожай, начали решать, как поступить с прибылью, но, поняв, что ни на что серьезное ее не хватит, решили купить аэростат и улететь к чертовой матери… Сейчас такого анекдота нет, но история вполне могла бы произойти и в современном офисе. Там тоже достаточно абсурда. Выход один – лететь!