Все наоборот

Писать о балеринах так же приятно, как и рисовать их. Эдгар Дега. Танцовщицы в розовом. 1880–1885 гг. Хилл-Стед музей, Фармингтон, штат Коннектикут, США 

В этой книге все необычно, все не по правилам.

Ведь как компонуется сборник, в составе которого старое и новое, и отрывок еще недописанного, и поэзия, и проза, «правильный» писатель и не менее «правильный» редактор? Правильно, сначала крупная прозаическая форма, затем малая, стихи и под занавес – фрагмент, имеющий целью подготовить читателя к следующей книге.

Павел Козлов (или Козлофф – кому как нравится) и примкнувший к нему редактор поступают ровно наоборот. Открывают книгу два фрагмента будущего романа, давшего название настоящему сборнику. Судя по завязке, читателя ждет арт-детектив, написанный по классической схеме «найденной рукописи». Главный герой – писатель, в прошлом балетный танцовщик, оставаясь «верным кавалером у божественно избранных, знаменитых балерин» и поселяя их в свои романы, находит бабушкины дневники. Полина Львовна, танцевавшая некогда в Мариинском, вспоминает трагические случаи из жизни балерин, ее супруг – известный адвокат, предлагает свои версии произошедшего, Полина их записывает.

К этому моменту предвкушающий красивую, увлекательную историю читатель уже начинает чувствовать некоторый подвох – авторский текст подчиняется какому-то невероятно знакомому ритму. Ну да, пятистопный ямб, в школе проходили. Не рифмованный – это было бы слишком. Высокий штиль? Но, позвольте, как зовут героя? Макс Валуев? Вы можете себе представить балетного танцовщика по фамилии Валуев? Над нами издеваются? Да нет, господа, это вы относитесь к себе слишком серьезно…

«Допустим, что все о чем-то знают, что это невозможно сделать. Однако находится невежда, который этого не знает. Он-то и делает открытие», – наверное, знаменитую фразу Эйнштейна нельзя полностью экстраполировать на литературный метод Павла Козлова, но очень хочется. За спиной у автора нет ни Литературного института, ни даже филологического отделения. Окончил Академию хореографии, был солистом балета, педагогом и балетмейстером (потому балетные и театральные сюжеты в его произведениях неудивительны). И как человек, пришедший в литературу со стороны, он вполне может поставить перед собой смелые задачи, которые профессионалу просто не придут в голову. Читатель любит хитроумную интригу? О да! А кровь, любовь, буйство эмоций? Еще бы! Страсть и смерть? То, что нужно! Но кто сказал, что закрученный сюжет должно излагать корявым языком милицейского протокола, мрачно нагнетая или, наоборот, неуместно хихикая? А слабо тот же сюжет, но легко, изящно, красиво? «Вы и в залу входите танцуя…», иронично подтрунивая над читательскими пристрастиями,  над авторскими стараниями, насыщая без чрезмерности текст аллюзиями, скрытыми и явными цитатами.

Павел Козлофф. Кавалер умученных Жизелей. Романы, повесть, рассказы. – СПб.: Алетейя, 2015. – 520 с.

Заинтриговав фрагментами «рукописи», Козлов преподносит новый сюрприз – уже известный читателю «Роман для Абрамовича», который предстает на этот раз написанным «в столбик», как и положено классическому пятистопному ямбу, и изрядно переделанным. Новую версию Павел позиционирует как бурлеск (в предыдущем варианте – криминальная драма). Эта «шутка» первоначально имела настолько непроницаемый вид, что пародийность угадывалась далеко не сразу. Но сейчас, конечно же, это пародия в полном смысле слова. Все как в бульварных романах: коллекторское бюро, химическая кастрация, рейдерский захват, лжецелители, мнящая себя художественной натурой, к месту и не к месту вспоминающая Пушкина героиня. «Роман…» переработан, избавлен от длиннот и в целом представляет сегодня уже совершенно иное произведение.

Привыкший держать зрителя в напряжении до самого финала, писатель-балетмейстер не изменяет себе и в разговоре с читателем. Фантасмагорическая, с обилием театральных эффектов паракриминальная повесть «Якобы нет его» сменяет многоплановый постмодернистский роман «В срок яблоко спадает спелое» – с развернутыми пейзажами, скрупулезно выписанными портретами героев, нарочито неторопливым повествованием.

Завершают сборник искренние, доверительные рассказы о театре. Один из лучших  «Последняя поездка Шурочки»  заканчивается словами: «И так осталась в памяти воздушным, романтическим стоп-кадром».

Есть некоторые основания полагать, что и книге уготована такая же судьба.