Александр Портнов Рано утром 11 мая 1185 года войско князя Игоря было окружено половцами.
«┘Бишася день, бишася другый, третьяго дня к полуднию падоша стязи Игоревы┘ Ту пиръ докончаша храбрии русичи: сваты попоиша, а сами полегоша за землю Русскую. Ничит трава жалощами, а древо съ тугою къ земли преклонилось».
Вот уже более 200 лет первое великое произведение русской литературы – «Слово о полку Игореве» – выходит без имени автора. Обидно за Россию. Греки, например, своего Гомера помнят вот уже три тысячи лет; грузины восхищаются современником князя Игоря – поэтом Шота Руставели, финны ежегодно отмечают дату опубликования Э.Леннротом «Калевалы» (1835), как национальный праздник, а вот русским, как обычно, не повезло: имя своего первого национального поэта, описавшего трагические события в середине мая 1185 года, они забыли. Но, может быть, «загадка» авторства – всего лишь плод исторически сложившегося недоразумения?
Вспомним историю
В 1792 году московский библиофил и любитель старины граф А.И.Мусин-Пушкин приехал в Ярославль, где заинтересовался собранием древних рукописей, хранившихся в доме Иоиля, престарелого архимандрита Спасо-Преображенского монастыря. Под номером 323 архимандрит числил рукописную книгу, отличавшуюся особенно древним видом: слова в ней были написаны без разделения и с трудом поддавались прочтению. Исследователи пришли впоследствии к выводу, что рукопись относилась к рубежу ХV–ХVI веков.
Мусин-Пушкин по достоинству оценил свою находку. Он понял, что имеет дело с древнейшим русским литературным произведением, написанным великим поэтом. В своей московской усадьбе он занялся переложением «Слова» на современный русский язык, но вскоре понял, что такая задача ему не под силу: в тексте не было ни разделения слов, ни строчных знаков, ни привычного правописания, а многие слова уже вышли из употребления и смысл их был неясен.
Тогда Мусин-Пушкин обратился за помощью к двум опытнейшим русским историкам-архивистам – Н.Н.Бантыш-Каменскому и А.Ф.Малиновскому. Разбирать текст было очень трудно, оригинал был в неважном состоянии, к тому же мы теперь знаем, что это был не оригинал в истинном понимании этого слова. Ведь современные исследователи сходятся в том, что поэма была написана в конце XII века, а к Мусину-Пушкину попала рукопись, переписанная примерно через 300 лет. Предполагается, что переписчик был из Пскова – каково было ему, жителю Русского Севера, разбирать текст, созданный сотни лет назад в южной части России!
Ошибки накапливались – и уже в наше время новые поколения исследователей бьются над «темными» – не вполне понятными – местами «Слова». К тому же рукопись бесследно исчезла в 1812 году при разграблении французской солдатней московского имения Мусина-Пушкина.
С найденной поэмой вскоре ознакомился и известный литератор Н.М.Карамзин, ставший впоследствии знаменитым историком. Задолго до окончания работы над переводом «Слова» Карамзин в 1797 году опубликовал в гамбургском журнале «Северный зритель» короткую заметку о том, что в России найдена древняя поэма под названием «Песнь Игоревых воинов», написанная неизвестным сочинителем. С этой заметки, где неверно все – и название поэмы, и мнение о «неизвестном сочинителе» – начинается «безотцовщина» «Слова».
 Титульный разворот первого издания «Слова о полку Игореве»,1800 г. |
Чье «Слово»
Сейчас, когда в ХХI веке вы читаете начало поэмы так, как оно написано на обложках многочисленных изданий: «Слово о полку Игореве, Игоря сына Святославова, внука Ольгова», – вы должны понимать, что в первоисточнике, то есть в рукописи конца XV века, оно выглядело совсем иначе: слова шли слитно, без всяких знаков препинания и строчных букв.
На самом деле первые слова поэмы уже несут всю необходимую и достаточную информацию о настоящем названии произведения и его авторе! Но к словам в самом начале текста надо было отнестись с величайшим вниманием и осторожностью при расстановке запятых или точек.
К сожалению, именно в самых первых словах произведения переводчики совершили трагическую ошибку, которая на века, но – надеюсь – не навсегда лишила Россию имени великого родоначальника русской литературы.
Мусин-Пушкин в 1800 году издал поэму параллельными текстами – на древнеславянском и современном русском языках. Первые девять слов древнеславянского текста он вынес в заголовок, поставив еще две запятые: так, как это делают издатели в наше время. При переводе заглавия на современный русский язык было почему-то выброшено одно слово и произвольно поставлены две запятые. Русское заглавие получилось по смыслу очень похожим на то, которое в 1797 году дал поэме Карамзин: «Песнь о походе Игоря, сына Святославова, внука Ольгова». Для имени автора здесь места не оставалось: просто чья-то «песнь» о походе князя Игоря...
Однако любой читатель может взять исходный древнеславянский текст и, ничего в нем не меняя, написать: «Слово о полку Игореве». Игоря, сына Святославля, внука Ольгова. Оказывается, достаточно поставить всего лишь одну точку, чтобы смысл первых слов поэмы стал совершенно иным: в нем четко обозначились, во-первых, название произведения и, во-вторых, имя автора – в родительном падеже!
Совершенно очевидно, что лишь первые четыре слова относятся к названию: «Слово о полку Игореве». Чье же это «Слово»? Ответ в пяти следующих словах: «Игоря, сына Святославля, внука Ольгова». Вот оно якобы «исчезнувшее» имя автора, которое ищут уже два века!
Именно так, в такой непреложной последовательности написаны многочисленные средневековые русские произведения. Примеров очень много: «Поучение». Князя Владимира Мономаха; «Хожение в Царьград». Добрыни Ядрейковича; «Хожение за три моря». Афанасия Никитина и т.д. И никто не сомневается, что именно Афанасий Никитин автор «Хожения»; никому из литературоведов еще не пришла в голову мысль о том, что некто безвестный написал произведение под названием «Хожение за три моря Афанасия Никитина». Как видим, знаки препинания полностью меняют смысл.
Гениальный стилист
Совершенно очевидно, что автор «Слова», князь Игорь, писал точно так же, как это было принято на Руси в конце XII века. Чем же он провинился перед потомками? Ведь ясно, что переводчики, возможно, под влиянием авторитета Карамзина, в первоиздании 1800 года буквально «вбили» имя автора в название его же собственного произведения. Разве гениальный стилист, каким, несомненно, был автор «Слова», мог позволить себе в зачине произведения такой невнятный повтор и буквально «подвесить» к первым четырем словам названия поэмы еще пять только для того, чтобы дублировать имя одного из действующих героев...
Но недаром говорится: что написано пером, того не вырубишь топором! Первое издание поэмы заложило литературную традицию и мнение, что имя автора утеряно. В 1816 году вышел третий том знаменитой «Истории государства Российского», где Карамзин уделил «Слову» большое внимание, но повторил свою мысль двадцатилетней давности о том, что автор поэмы неизвестен. В то время авторитет Карамзина как писателя и историка был так велик, что проблема возможного авторства даже не обсуждалась.
Зато появилась плеяда злобных «скептиков», уверявших, что «Слово» – поздняя фальсификация, подделка под старину. Особенно старались известный в то время писатель О.И.Сенковский (автор похождений барона Брамбеуса) и профессор Московского университета М.Т.Каченовский. Последний в своих лекциях развивал точку зрения, в соответствии с которой Древняя Русь была населена дикими варварами, с трудом воспринимавшими благодетельный свет культуры с Запада. Разве они могли создать целую поэму? Это просто невозможно!.. Как это ни удивительно, однако и в наше время в России сохранились последователи сенковских-каченовских...
Не случайно именно такой великий поэт, как Александр Пушкин, одним из первых выступил в защиту «Слова». Он писал: «Подлинность песни доказывается духом древности, под который невозможно подделаться. Кто из наших писателей в ХVIII веке мог иметь на то довольно таланта?» А уровень Каченовского он знал достаточно хорошо:
Клеветник без дарованья,
Палок ищет он чутьем,
А дневного пропитанья –
Ежемесячным враньем!..
Многие любители и знатоки «Слова» приходили к выводу о том, что именно князь Игорь – автор поэмы. Они исходили из лингвистического анализа текста и ощущения возвышенного и национально-патриотического духа произведения. Доклад на эту тему сделал еще в начале 1950-х годов советский исследователь Н.В.Шарлемань. Но его сообщение было встречено скептически, а забытый доклад пылился без дела у другого известного любителя «Слова» – филолога В.И.Стеллецкого.
Честное «Слово»
Давайте обратимся к фактам. Что сообщает текст поэмы об авторе, что он знает, каков круг его общения, какие проблемы его интересуют? Оказывается, что ответы на эти вопросы рисуют человека очень высокого социального и культурного уровня.
Автор на равных обращается к князьям, называя их «братие»: в те времена на это мог решиться только князь! Автор безошибочно называет более 40 княжеских имен из восьми поколений: такая историческая память на «генеалогическое древо» Рюриковичей тоже необходима лишь князю! Автор проявляет редкую эрудицию в вопросах, касающихся оружия, доспехов, соколиной охоты; 22 раза повторяются в поэме слова «злато», «сребро», «кощей» (раб); 20 раз возникает образ сокола, дважды упоминается редкостный охотничий зверь пардус (гепард). Обширна территория, обозначенная названиями рек и городов; на тысячелетие уходит память автора в историю.
Очевидно, что тип ассоциаций, стиль, уровень мышления, кругозор, политическая направленность текста, ключевые слова – все свидетельствует в пользу человека государственного мышления, воина и руководителя, князя. Хроникеры-летописцы писали в те времена совсем иначе: сложная символика, образные и «неинформативные» слова не подходили для четкого и лаконичного стиля летописей.
Автор сообщает такие детали, о которых может знать лишь участник битвы и пленник, которому удалось бежать. Но ведь с поля боя никто не вернулся, войско бесследно исчезло, о разгроме рассказали заезжие купцы через полгода после битвы! Ипатьевская летопись сообщает, что из русских сумели бежать лишь человек пятнадцать; пять тысяч попали в плен и были проданы в рабство, остальные погибли. В плен попали и все четыре князя – руководители злополучного похода. Но из плена бежал лишь князь Игорь. Любопытно, что, взывая о помощи из плена, он называет князей уже не «братие», а «господине»...
Историк А.М.Петров обратил внимание на то, что «паволоки и оксамиты», захваченные у половцев дружиной Игоря, – это китайские шелковые ткани, ценившиеся тогда дороже золота. Но об этой драгоценной добыче летописи молчат: значит, о китайских шелках знал лишь автор «Слова»! Выходит, что, кроме Игоря, писать поэму просто некому.
К сожалению, в советское время установлению истины сильно мешали идеологические постулаты. Например, исследователь «Слова» С.А.Бугославский (1938) пишет: «Князья-авантюристы не щадили ни людей, ни культурных ценностей, ни народного достояния. Богатыри и писатели вышли из народных масс. Споры идут лишь о том, чьим именно дружинником был автор «Слова» – киевского ли князя Святослава или северского – Игоря».
Настоящий разгром князю Игорю устроил историк, академик Б.А.Рыбаков, посвятивший поиску автора «Слова» роскошно изданную монографию «Петр Бориславич» (1991). В этой книге академик пытается доказать, что «Слово» написал знатный киевский боярин и летописец Петр Бориславич. А князь Игорь изображается чуть ли не как банальный авантюрист: «┘он крайне цинично пригласил своих родственников воспользоваться уходом половецких всадников и ударить на беззащитные вежи, захватить беззащитных женщин и детей... Он разбил маленький отрядик в два эскадрона половцев, устроил военную прогулку...» и т.д.
Рыбаков пишет: «Самым опасным в историческом осмыслении «Слова» является всевозрастающее в нашей научной и околонаучной литературе стремление к идеализации Игоря, к героизации его, к превращению этого князя в активного сторонника общерусского единства и общей борьбы с половцами». А что касается тех, пишет Рыбаков, «кто предполагает, будто бы «Слово» написал сам Игорь, то этим исследователям нет лучшего ответа, чем отсутствие в поэме богатырских подвигов Игоря и полное молчание по поводу его возвращения в родную землю. Зловещее молчание».
Если этот ответ действительно «лучший», то цена такой критики очень мала. Рыбаков прекрасно знает, что «Слово» не имеет ничего общего со стилем русской былины, где богатырь в одиночку «побивает всю силушку татарскую». В том и гениальность «Слова», что нет в нем никаких былинных подвигов. Оно реалистично и трагично, поскольку автор понимал: не годится былинный стиль для рассказа о страшном разгроме русского войска! Поэтому и создал он свой, новый стиль, поэтому и предупредил в начале поэмы, что будет говорить по-новому, «новыми словесы».
Полководец с поэтическим складом ума
Мы не идеализируем князя Игоря. Как полководец он оказался несостоятельным и, видимо, попал в хорошо подготовленную западню. Ведь собрать воедино рассеянные в степи отряды кочевников – дело непростое. Наверное, агентура у половцев работала лучше, чем у русских. Возможно, что не следует человеку с поэтическим складом ума руководить армией. Но наша обязанность – отдать должное князю Игорю как великому русскому национальному поэту.
Многословный труд академика Рыбакова не отвечает на главный вопрос: с какой стати столичный киевский летописец, перегруженный текущими событиями лаконичный историк, взялся вдруг писать поэму о неудачном походе захудалого князя из небольшого городка на далекой окраине Киевской земли? Мало ли их было, таких неудач! Летописцы сообщали о них как положено: кратко, четко, без лишних слов.
Странная закономерность, но в отличие от профессиональных ученых любители и знатоки поэмы интуитивно ощущали, что ни летописец, ни поп, ни боярин, ни дружинник, ни половецкий гений, ни даже представитель крестьянства как передового класса – никто, кроме князя, ответственного за гибель своей дружины, измученного совестью и чувством личного позора, не в силах создать подобный текст. Кстати, именно опера «Князь Игорь» точно передает дух поэмы, где вершина – ария князя Игоря, исполненная горечи, раскаяния и покаяния. Эти чувства как бы остаются за пределами мышления наших ученых, историков и филологов...
Конечно, по одному лишь тексту авторство точно установить трудно. Представьте, что в наше время на чердаке старинной усадьбы найдена старая грязная тетрадь, а в ней какая-то поэма без имени автора под названием «Пьснь про царя Ивана Васильевича, молодаго опричника и удалаго купца Калашникова». Какой филолог решится утверждать, что автор – Михаил Юрьевич Лермонтов? Нет аналогов этой поэмы в его творчестве!
Но ведь со «Словом» – все иначе! Мы прекрасно поймем, кто является автором, если прочтем: «Песньовещемолегепушкинаалександрасынасергеевавнукальвова». Почему же так яростно отказывают в аналогичном случае в авторстве князю Игорю?
Имя автора «Слова» всегда стояло и сейчас стоит на своем законном месте. Его может прочесть любой желающий. Удивительно, что имя автора вот уже 200 лет буквально мозолит глаза россиянам, а они его в упор не замечают! А ведь необходимо всего лишь набраться смелости признать застарелую ошибку и правильно поставить знаки препинания.
Дарья Гармоненко 
