Андрей Ваганов
Наука изменила общество, но и общество платит науке той же монетой. Фото автора
В 1957 году выдающийся американский историк и социолог науки Роберт Мертон сформулировал набор этических норм, согласно которым функционирует наука. Мертон полагал, что научное сообщество отличает бескорыстное стремление к знанию, которое в итоге должно быть вознаграждено общественным признанием индивидуальных заслуг. Но при этом для ученых характерно совместное владение интеллектуальной собственностью. Фактически интеллектуальный коммунизм.
Априори подразумевалось, что задача ученых – устанавливать истину, а уж как эту истину оценит общество и оценит ли вообще – не ученого ума это дело. Короче, «делай что должно, и будь что будет»… Оказывается, эпоха электронных коммуникаций и тут внесла свои существенные коррективы.
Крупнейшая библиографическая база научных публикаций Scopus отказалась от индексирования двух очень солидных, если судить по названиям, журналов: World Applied Sciences Journal и Life Science Journal. Это значит, что опубликованные в этих изданиях статьи больше не учитываются как при подсчете импакт-фактора самих журналов (количество ссылок на опубликованные в этих изданиях статьи), так и при определении показателей публикационной активности конкретных ученых (например, так называемый индекс Хирша, h-индекс).
Сугубо рабочий вроде бы факт: индексируемых научных изданий в мире – более 50 тыс.! Двумя больше, двумя меньше… Нам-то что за дело! Но оказывается, нас-то это и задело. Согласно все той же базе данных Scopus, именно в этих двух журналах в 2013–2014 годах было опубликовано больше всего статей российских ученых. Причем отрыв от других научных изданий весьма велик. Социальные сети сразу же ответили волной комментариев. Порой волна эта напоминает цунами.
Но искать тут «политику притеснения авторов из России» не надо. Все проще: «Это псевдожурналы, готовые за плату 400–600 долл. напечатать любую наукообразную ерунду, – считает начальник аналитического отдела управления академической экспертизы НИУ ВШЭ Иван Стерлигов. – Ажиотажный спрос на публикации, проиндексированные в базе Scopus, рожден специфической формой управленческого недуга, поразившего Россию и многие другие страны. Суть его в замыкании финансирования на примитивные библиометрические KPI, как правило, единые для всех наук. Число статей в Scopus – один из основных таких показателей… Логика проста: у ведущих научных стран, университетов и ученых много статей в зарубежных библиографических базах – значит, и с наших надо требовать побольше. Кроме того, управленцам очень нравятся объективные формальные показатели, позволяющие самостоятельно сравнивать эффективность без обращения за экспертизой к самим ученым».
Но и обвинять отечественных ученых в предательстве этических идеалов науки тоже не хочется. По сути, вся эта ситуация, в которую они попали с публикациями в «псевдожурналах» World Applied Sciences Journal и Life Science Journal, – лишь отражение в полном смысле слова глобальных процессов изменения ценностного статуса науки как таковой. И началось это не сегодня и даже не вчера.
«Уже более 100 лет цитирование научных работ одновременно используется в качестве удобного и мощного инструмента саморекламы, а также поддержки своих коллег-единомышленников и борьбы с конкурентами и оппонентами, – отмечают доктор химических наук Павел Федоров и кандидат химических наук Артур Попов в журнале «Вестник Российской академии наук» (2014, т. 84, № 3). – Замалчивание работ и результатов, полученных «соперниками», успешно применялось и применяется для того, чтобы помешать им быть услышанными другими членами научного сообщества».
Неслучайно, по экспертным оценкам, две трети научных статей в области биохимических, фармацевтических и медицинских исследований не воспроизводимы. Зато индекс Хирша авторов растет. (Джордж Хирш в 2005 году предложил приписывать численное значение параметра h человеку, у которого h публикаций процитировано не менее h раз; то есть если у какого-то ученого есть 10 публикаций, каждая из которых цитировалась 10 раз, – значит, его h-индекс равен 10.) «Индекс Хирша даже не всегда знак важности, значимости и/или влияния, – подчеркивают Федоров и Попов. – Наиболее адекватная интерпретация этого индекса – как критерия известности и разрекламированности работы… В таком понимании не заложено негативное отношение к этому показателю. Просто нужно правильно понимать природу библиометрической информации и грамотно ею пользоваться».
Весомая часть научного сообщества, безусловно, уже оценила все прелести «библиометрического» способа достижения целей своей научной карьеры. Еще в 2009 году были опубликованы результаты очень интересного статистического исследования. Ученые из Корнельского университета, который курирует работу популярного среди ученых архива электронных препринтов arXiv.org, выяснили, как исследователи используют его.
Дело в том, что чем раньше статья присылается в архив, тем выше она оказывается в списке выложенных работ. А рейтинг ученого (а следовательно, и возможности финансирования его работы, шанс на получение новых грантов на исследование) напрямую зависит от количества ссылок на его работы.
 |
| Зависимость общего цитирования от количества
фолловеров в Twitter – индекс Кардашян. Иллюстрация Neil Hall/Genome Biology |
Тут можно припомнить по аналогии результаты маркетинговых исследований, которые показывают, что на первые пять позиций приходится 88% всего трафика, а на первые три – 79%.
В любом случае среднее число просмотренных пользователем выдач результатов интернет-поисковиков составляет 7–10. Вот ученые и изобретают стратегии попадания в первую десятку на arXiv.org. Прием статей в архив электронных препринтов ведется по рабочим дням, начиная с 16.00 по времени восточного побережья США. Оказалось, что в первые десять минут – с 16.00 до 16.10 – в архив присылают в пять раз больше статей, чем между 15.50 и 16.00. В остальное время количество статей почти на порядок меньше.
Что самое удивительное, такое поведение срабатывает! Рост цитируемости ученых, попавших на первые позиции в списке поступивших работ, относительно среднего уровня составляет от 83% до 100% – в зависимости от области науки.
Даже сам автор этического кодекса строителя коммунизма науки Роберт Мертон все-таки вынужден был признать: «На протяжении веков личность выдающегося ученого представлялась в искаженном свете, чему немало способствовали ханжеские биографии, превращение, бесспорно, великих людей науки в чудеса совершенства, настолько законченного, что от него тошнит».
Как бы в подтверждение того факта, что этос науки, вещь весьма подвижная и относительная, – интересное исследование генетика Нейла Холла из Ливерпульского университета, опубликованное в журнале Genome Biology. Он попытался оценить связь между цитируемостью статей ученых и их известностью в общественном мнении. Для этого Холл ввел специальный индекс – K-индекс (индекс Кардашян – в честь голливудской дивы и фотомодели Ким Кардашян): отношение числа цитирований в массмедиа (на примере фолловеров в Twitter) к числу цитирований в научных статьях. Понятно, что чем больше это соотношение – Холл предлагает принять за пороговое значение 5, – тем выше степень «медиализации ученого» (возникла уже вполне приличная популяция «медиатических интеллектуалов»). По Холлу, это образно называется уже «наука от Кардашян».
Из этого, кстати, следует и еще один интересный эффект. Ученый может иметь высокий индекс цитирования (тот же индекс Хирша, например), благодаря своей известности в массовой культуре, а не вследствие оригинальности и значимости своих научных результатов.
Вот как определял эту ситуацию еще 20 лет назад французский социолог Пьер Бурдье на примере телевидения. «Если на телевидении предпочитают иметь дело с определенным количеством fast-thinker’ов, предлагающих культурный fast-food, заранее переваренную и передуманную духовную пищу, то это – одно из следствий подчинения необходимости оперативности, – пишет Бурдье. – Существуют уже готовые собеседники, и это освобождает от необходимости искать кого-либо, кому действительно есть что сказать. Таковыми часто являются молодые, никому пока не известные, занятые своими исследованиями люди, не слишком жаждущие иметь дело со средствами массовой информации, которых к тому же еще нужно поискать, в то время как под рукой есть привычные, готовые разродиться статейкой или дать интервью завсегдатаи СМИ». Заметим только, что с тех пор «молодых, никому пока не известных, занятых своими исследованиями» людей стало заметно меньше.
Между тем за последние 10–15 лет ситуация с цитированием российских ученых их зарубежными коллегами действительно, можно сказать, катастрофическая. «К сожалению, наметившаяся стабилизация вылилась в однозначное отношение к ученым из России преимущественно как к конкурентам, причем конкурентам, представляющим незначительный научный интерес, – пишут в своей статье Павел Федоров и Артур Попов. – Вполне вероятно, что отражающее такую позицию игнорирование российских, в первую очередь русскоязычных, публикаций в обозримом будущем может принять необратимый характер».
Ситуация усугубляется еще и российской спецификой. «Мощным стимулом, определяющим количество и качество научных статей, является финансирование и фондовооруженность (то есть фактически предшествующее финансирование) авторских научных групп», – подчеркивает доктор физико-математических наук Михаил Романовский («Вестник РАН», 2010, т. 80, № 12). А с этим у нас беда. В Академии наук доля оборудования в возрасте до одного года – 14,9%; от года до 10 лет – 54,2%; почти треть научных приборов и оборудования – старше 11 лет (данные на 2011 год; доклад Научно-организационного управления РАН).
Как бы там ни было, ученые и стратегия научного исследования, оказывается, теперь зависят от логики Интернета и совершенства программ индексирования научных публикаций. Успешными становятся те исследователи, которые раньше и лучше усвоили эту логику.
