Незаконченный портрет

Георгий Товстоногов. Собирательный портрет: Воспоминания. Публикации. Письма. – СПб.: Балтийские сезоны, издатель Е.Алексеева, 2006.– 528 с.

Редкий случай: издание, имеющее отдельные академические признаки (предисловие «от составителей», послесловие – «от редактора», список сразу трех академий, как бы осеняющих том на первой, еще дозаглавной странице), одновременно носит оттенок дружеского застолья. Воспоминания, вроде бы задуманные «в поисках правды», с тем чтобы стереть хрестоматийный глянец, написанные людьми, порой незаслуженно обиженными Мастером, исполнены благодарности и непреходящего благоговения. А начинается книга и вовсе нотными строчками – на форзаце факсимильно воспроизведена рукопись композитора Шварца. Исаак Шварц – автор музыки к великим товстоноговским спектаклям, «Идиоту», «Горю от ума» – и здесь, в мемориальной книге, опубликован отрывок из «Грустного вальса» памяти Товстоногова. Авторское указание: «сентиментальный» – зная Шварца, можно вообразить, как это должно звучать.

Один из авторов-составителей, замечательный петербургский критик Елена Горфункель, в предисловии пишет: «Люди есть люди. Говоря о Товстоногове, они говорят о себе. В жанре лирической комедии, меланхолических заметок, проблемной драмы». И это вправду «создает ни с чем не сравнимый драматизм истории и жизни Товстоногова». Потому что, как бы то ни было, рассказ о себе для каждого из участников сборника – это рассказ о Товстоногове, о работе с ним или – о не-работе. По-своему замечательный мемуар народного артиста России Геннадия Богачева – о том, как Товстоногов его не замечал, определяя на эпизоды, давая вводы, – это рассказ о театральной политике, мастером которой, во многом непревзойденным, и был Товстоногов. И, как в других рассказах, Богачев описывает еще и театральный быт БДТ, в котором непременная дистанция не отменяла простоты и даже простодушия Мастера.

Часть воспоминаний уже публиковалась, но немалая была собрана специально для этого тома. В частности (за что отдельное спасибо составителям), Кирилла Лаврова, с какими-то замечательными, бытовыми на первый взгляд, но, как всякая в театре мелочь, очень важными актерскими зарисовками... Критики, актеры, режиссеры, зрители – каждый о своем, в алфавитном порядке, так что времена скачут, эпохи то делают прыжок вперед, то вдруг поворачивают вспять, в театральную молодость, где тем не менее Товстоногов все равно почитался мэтром и был – чуть ли не с первого дня! – непререкаемым авторитетом. Почти каждый в начале или в конце поминает «товстоноговскую культуру», которую каждый из них пытался, а живые – пытаются сохранить. И у всех – и тех, кто остался в БДТ, и тех, кто сознательно расстался с Товстоноговым при жизни (или был вынужден расстаться), – неодолимое уже (хотя, казалось бы, возраст, время, которое лечит...) сиротство. Страшное, «нехорошее» сравнение со Сталиным: Елена Попова пишет, когда Г.А. умер, старшие вспомнили вдруг, что происходило в стране, когда умер Сталин: «Было нечто похожее. Возник страх: как мы будем жить без него? И этот страх был даже сильнее, чем боль». Сестра Натэлла Товстоногова пишет об отношениях брата с женщинами в двух абзацах, но – так, что понятно: это важно для понимания театрального дела.

Послесловие Елены Алексеевой: «Массив работы станет понятен, когда к читателю придет второй том». В нем – записи репетиций «Истории лошади», спектакля, на который не так давно заявил претензии Марк Розовский. Один мой знакомый, человек известный, заметил в связи с этим: своими воспоминаниями Розовский разрушил прекрасную легенду: до сих пор «все знали», что настоящий автор спектакля – именно Марк Розовский, а теперь – всё, легенды больше нет, никто уже в это больше не поверит.

Что ж, эти записи, конечно, очень важны. Но и первый том говорит о многом.