Смешно. Но поддается редактуре

Владимир Сорокин. Метель. – М.: АСТ, Астрель, 2010. – 304 с.

Повесть «Метель», как известно, написал Пушкин. Помните? «Буря не утихала; я увидел огонек и велел ехать туда. Мы приехали в деревню...» Новая повесть Владимира Сорокина примерно о том же самом. Зима, станция. Доктор, Платон Ильич Гарин, едет в глухую деревню. Там эпидемия. На станции нет лошадей. Смотритель ничего не может поделать. Жена его подает идею: у хлебовоза Перхушки есть самокат. Едут. Самокат, конечно, совсем не тот самокат, к которому мы привыкли. В него тоже запрягают лошадей. Так вот, едут. Зима, метель. Ехать трудно. Полоз ломается. Приходится ночевать у мельника. Естественно, пьяный мельник дремлет, жена его поднимается к доктору. Жаркая ночь. Снова едут. Снова трудно. Волки пугают лошадей. Еще одна остановка. Там обитают странные личности. Избили своего товарища, доктор оказывает ему медицинскую помощь, говорит: ничего страшного. Угощают доктора какой-то гадостью. У того страшные видения, потом, правда, наоборот, душевный подъем. Но ехать все равно трудно. Врезаются во что-то. Во что-то страшное. Выбираются, хотя и с трудом. Ехать трудно. Доктор пытается дойти до деревни пешком, но возвращается к своему спутнику, тот греется об лошадей. Ждут утра. Утром доктора находят невесть откуда взявшиеся китайцы, Перхушка замерз, доктора спасли. В деревню он не попал, вакцину не привез, у него, видимо, начинается новая жизнь. Откуда взялись китайцы и почему именно китайцы – не важно, важно, что все круто меняется, все становится другим и чужим. Китайцы тут подходят идеально, а что они там делают – какая разница? Живут. Община, наверно. Неважно. А доктор им, ясное дело, нужен. Все. Финал.

Что перед нами? Русская проза. Такую любит критик Лев Пирогов. Такую охотно печатают толстые журналы, «Москва» или, например, «Новый мир». «Метель» взяли бы скорее всего именно в «Новом мире» (некоторая «одиозность» его ранних вещей все-таки может отпугнуть совсем уж патриотов). Пришлось бы немножко поработать? Ничего страшного – естественная практика «толстяков». Тем более, что ведь и в самом деле правка нужна небольшая. По сути, косметическая. Убрать некоторую фантастику, некоторые сугубо сорокинские «фишки».

Зима, метель, ехать трудно. А.Борисов. Заснеженный пейзаж. 1911. Иллюстрация из книги А.Толстого "Художники русской эмиграции"

Фантастика: лошади у него трех видов. Обычные, маленькие (именно таких и запрягли в самокат) и большие (с четырехэтажный дом). Когда мельник оказался маленьким человеком, размером с бутылку, я понял: скоро герои встретят великана. И точно. Врезались они в мертвого великана. Тот пьяный замерз. Тут пошли и «фишки»: заехали они ему полозом в нос, пришлось рубить. Так и со странными личностями, упомянутыми выше. Зовут их витаминдеры. Готовят они некий продукт: шар, куб, а доктору дали испробовать пирамиду. Кошмар доктора... ну как будто Яркевич его писал. «Толпа слушает, как он кричит. Потом ревет и хохочет. Он начинает плакать и бормотать о своей невиновности. Он рассказывает толпе про себя. Он называет свое имя. Имя своей матери. Своего отца. Он говорит о чудовищной ошибке. Он ничего не сделал плохого людям...» И так далее.

Продолжим про «фишки». Эпидемия, разумеется, необычная, она превращает людей в зомби, но данная сюжетная линия совсем не разработана, хотя, возможно, зря. Витаминдеры. Зовут их: Задень, Баю Бай, Скажем и Дрема (его избили). Ну понятно:

«– Задень, мы устали о-о-очень! Скажем, все-е-е-ем спокойной но-о-очи! – Витаминдеры заулыбались.

– Глазки закрывай, Баю Бай!»

Смешно. Но поддается редактуре.

Плюс опять же фантастика и альтернативная история (или как там ее правильно называть?). Время действия неясно. Видимо, наши дни, потому что у китайцев мобильные телефоны. Просто Гражданскую, судя по всему, наши проиграли, а победили белогвардейцы. Во всяком случае, вскользь упомянута «Красная смута». Есть радио. Причем его не слушают, радио – смотрят. А в целом на мой, конечно, взгляд, пафос сугубо красноармейский. Мол, видите, какой был бы кошмар, не победи наши, в смысле – красные. Впрочем, может быть, мне просто показалось.

Теперь несколько общих замечаний. Я люблю раннего Сорокина. Рассказы. Как и все мы, надеюсь. Потом произошло вот что. Он стал писать романы, где все было хорошо, но фабула, сюжет и особенно финал гм... были слишком, что ли, необязательны. В рассказе такое нормально, рассказы Сорокина – и ранние, и поздние – совершенны, а в романе подобное огорчает. Флирт и петтинг ничего особенного не обещают и не предполагают, а долгий половой акт – ну, как-то все же хотелось бы хоть чего-то в финале...

Потом Сорокин стал писать абсолютно сюжетные вещи, но то была какая-то слегка диковатая смесь Проханова и Войновича. А не Сорокин.

А теперь – Сорокин.

Правда, повесть.

Но ведь уже и не рассказ.

Если он напишет роман... Чтобы с сюжетом, чтобы с финалом и чтобы с «фишками»...

Мне даже страшно подумать.