И не Жан, и не Рэ

Женщина всегда на темной стороне мира, а темный мир – на стороне женщины.
Рамон Марти Альсина. Обнаженная. Музей Прадо, Мадрид

8 июля исполняется 125 лет бельгийскому писателю Раймону Жану Мари де Кремеру (1887–1964) – Жану Рэ. Сейчас о нем все чаще вспоминают: он становится классиком «страшной», мистической литературы. Эдгар По, Лавкрафт, Майринк, Эверс, Стивен Кинг и где-то посередине этого списка Раймон Жан Мари де Кремер – бельгиец, писавший по-французски под псевдонимом Жан Рэ и по-голландски (точнее, на фламандском его диалекте) как Джон Фландерс. Их долгое время, Рэ и Фландерса, считали разными людьми, а Фландерса – детским автором; хотя писали они об одном и том же: морские приключения, ужас из глубины океана, фантастика. Были и другие псевдонимы: Питер Гум, Джон Сейлор, – но в литературе остался только Жан Рэ.

Есть две биографии Жана Рэ – официальная и неофициальная. Рассказанная его биографами и рассказанная им самим – какую из них считать официальной, не знаю. Они отличаются как небо и земля (хорошо, как небо и море, а значит, не очень сильно). В одной из них он потомственный моряк, сын морского волка, внук морского волка, в 15 нанялся матросом на корабль и 20 лет (минус два года на учебу в университете) провел в морях. Побывал везде: от Карибов до Атлантики, видел все, тонул, дважды был ранен, умирал от голода и жажды в австралийских джунглях. Контрабанда, поножовщина, безумные притоны Шанхая; гробокопатель, пират, укротитель львов.

А вот другая: родился в Генте, отец – мелкий чиновник в порту – лишь раз выходил в море и то – пересек Ла-Манш туда и обратно; мать – директор школы для девочек; все очень прозаично. После средней школы дважды пытался поступить в местный пединститут – Эколь Нормаль. Трудовую деятельность начал сотрудником Гентской коммунальной администрации, потом экспертный отдел, потом обменная контора – вот и вся романтика.

И тут вдруг – раз – выдуманная и настоящая биографии Жана Рэ соединяются: в 1926 году его арестовывают, он получает шесть с половиной лет тюрьмы за контрабанду спиртного в США.

Сказать, что именно тюрьма, те два с лишним года, что он отсидел, сделали из него, как в свое время из О.Генри и других, писателя, наверное, нельзя, но это, безусловно, было то, что надо. Он и раньше писал: рассказы, поэмы, либретто оперетт – и публиковался с 1904 года, в 1925-м вышла его первая книга – сборник рассказов «Сказки виски». Но все это было всего-то заявкой на литературу, обещанием, подступами к ней – мало кем замеченными и мало кому нужными. В тюрьме он напишет рассказы, что будут читать, что принесут ему известность: сборник «Сказки ужаса и приключений» выйдет под псевдонимом Джон Фландерс в 1927-м, когда автор еще будет отбывать свой срок.

Но дело даже не в популярности. У каждого настоящего писателя должна быть своя маленькая темная история – криминального оттенка. Она дает ему право говорить с читателем как бы от лица тьмы, бездны. Если писатель там не побывал и не остался в ней хотя бы наполовину, ему нечего сказать человечеству. Его слова будут фальшивыми, чувства – приторными, интонации – вымученными и надуманными. Никто не поверит его переживаниям. На дно, на дно, на самую глубину – только там, где по-настоящему страшно за себя, свое человеческое «я», которое может и не вынести перегрузки, расколоться, расщепиться, вдохновение черпает вдохновение, искусство творит себя.

Да, Жан Рэ, несомненно, был из тех писателей, кто ощущал, что вдохновение не нисходит сверху, а поднимается снизу, из глубин, а музы, чей шелест крыльев он слышит, не музы, а гарпии – жительницы Аида. Вот разве что сам Аид для Рэ находился не под землей, как для всех людей, а под водой, на дне океана.

Сюжет произведений настоящего Жана Рэ редко когда выбирается на сушу. Что может быть интересного на твердой почве, где под ногами не пляшет палуба, а вместо пьяных и обозленных на жизнь товарищей по оружию – улыбчивые соседи, ведущие в школу детей; где завтра будет то же, что вчера, а послезавтра ты не уйдешь на дно, смытый волной, а просто выйдешь на пенсию? Где дома, дома, дома заслоняют горизонт и все понятно, все навсегда известно заранее. Нет, ветры, конечно, веют везде, выдувая из ночных убежищ призраки и кошмары, но… «На земле призраки лишь стонут и выкрикивают глупости в полуночном ветре, но фантомы моря поднимаются на борт и тихо душат вас или выбивают последние остатки разума». Гарпии, вспомним к месту, – дочери морского божества Тавманта и океаниды Электры. Полуженщины-полуптицы, их имена переводятся с древнегреческого как Вихрь, Вихреподобная, Быстроногая, Быстрая и Мрачная. Теми же словами можно описать и женские образы в произведениях Жана Рэ. И еще: сильные, пугающие, таинственные.

Ненастоящий Жан Рэ

Для кого-то настоящий Жан Рэ – кто написал «Путешествие теней» (1932), «Великий ноктюрн» (1942), «Книги ужаса» (1943), «Мальпертюи» (1943), «Город Великого Страха» (1943), «Последние сказки Кантерберри» (1944), «Книгу фантомов» (1947), «25 черных и фантастических рассказов» (1961), «Колдовскую карусель» (1964) и знаменитую автобиографию (1950); а тот безымянный автор 106 коротких романов – детективных, шпионских, фантастических, научно-фантастических – о приключениях американского сыщика Гарри Диксона и его помощника Тома Уиллиса – безымянный автор, забыть.

Может, и забыть, а может… Есть в литературе такие сложные нелитературные вопросы, на которые просто так не ответишь. Думаю, что к ним относится и вопрос о Жане Рэ: как быть со второй, низкохудожественной, не делающей особой чести и, прямо скажем, халтурной половиной творчества, занявшего свое место в литературе писателя? Каким-то образом учитывать? Вычеркнуть?

В 1905–1914 годах в Германии выходила серия дешевых и хорошо раскупаемых книжек о Шерлоке Холмсе – «Секретное досье короля детективов». К Артуру Конану Дойлу они не имели никакого отношения, и кто их написал, до сих пор неизвестно, да и не надо. Публика в то время просто с ума сходила по Шерлоку Холмсу, и ей было недостаточно того, что выходило из-под пера Конана Дойла. Свидетель времени Корней Чуковский страшно ругался: «В начале XX века с Шерлоком Холмсом случилось большое несчастье: у него появился отвратительный двойник. Слишком уж огромен был успех повестей и рассказов, которые напечатал о Шерлоке Холмсе английский писатель Конан Дойл. Слишком уж громка была слава этого любимого героя миллионов <…>. Поэтому нашлись спекулянты-издатели, которые ради легкой наживы стали печатать в Америке, в Австралии, в Норвегии, в Турции, а также в России тысячи фальшивых книжонок, где распространяли о Шерлоке Холмсе всякую бездарную ложь, то есть выдумали своего собственного Шерлока Холмса <…>. И хотя этот поддельный Шерлок Холмс был прежде всего идиот, многие одураченные читатели не разглядели подделки и простодушно уверовали, что этот-то Шерлок Холмс и есть настоящий. Многим мелким лавочникам, обывателям, черносотенцам этот поддельный Шерлок Холмс понравился даже больше, чем подлинный. Подлинный был слишком интеллигентен для них, слишком много размышлял и разговаривал. А им хотелось, чтобы он и в самом деле был полицейской ищейкой, побольше бы стрелял из револьвера и почаще бы бил кулаками ненавистных им евреев, китайцев, негров. Дело дошло до того, что подлинный Шерлок Холмс отошел куда-то в тень, стушевался, а этот поддельный – прислужник богачей и наемный убийца – сделался буквально кумиром наиболее реакционных кругов. В каждом газетном киоске стали продаваться десятки «сыщицких» брошюр под такими заглавиями: «Кровавый талисман», «Желтые черти», «Заговор негров», «Павильон крови», «Хищники китайской курильни» и т.д., и т.д.».

В 1927 году на новой волне моды на Шерлока Холмса, когда у Конана Дойла вышел пятый и ставший последним сборник рассказов о его приключениях, одно гентское издательство вспомнило о немецкой контрафакции и решило перевести ее на голландский, а чтобы не судиться с Конаном Дойлом, поменять имя сыщику на Гарри Диксон и сделать его американцем. В Бельгии два языка: голландский, точнее фламандский, и французский, – и после успеха «Гарри Диксона» у фламандскоязычных читателей совершенно естественным было дать его и франкоязычным. Для этого издательством был набран штат переводчиков, куда попал и Жан Рэ.

Франкоязычный «Гарри Диксон» выходил в 1933–1940 годах – когда по две книжки в месяц, когда по одной в два месяца – и без указания имени переводчика. Всего получилось 178 книжек: считается, что автором 106 из них был Жан Рэ. Не переводчиком. Честный пират поступил с бесчестными пиратами по-честному и по-пиратски: ужаснувшись бездарности стиля, сюжета, языка «немецкого Шерлока Холмса», он взял и переписал его по-своему, внося изменения вначале гомеопатическими дозами и никого не ставя в известность, а потом, с 40-й книжки, когда секрет давно перестал быть секретом, а французский «Гарри Диксон» расходился более чем хорошо, выговорил себе у издательства право вообще не заглядывать в дуболомные немецкие книжки, а писать свое. Издательству надо было соглашаться, и оно, конечно же, согласилось. Ну, попросило, чтобы истории были такой же длины, как и в оригинале, и хоть как-то соответствовали рисунку на немецкой обложке – и все.

В черной-пречерной Англии,

на черном-пречерном поле для гольфа…

Зачем певцу дальних странствий, морей, полных кошмаров и приключений, в конце жизненного и творческого пути (а «Черные сказки про гольф» вышли в 1964-м, в год смерти писателя) понадобился тихий-мирный английский гольф (все 25 рассказов сборника – об Англии, только о ней) – домашний, уютный и совсем сухопутный? Только ли в пику Вудхаузу, приветы которому – то скрыто, то прямо – разбросаны по книге?

Естественно, нет, Вудхауз тут мало при чем, Жан Рэ сражается совсем не с Вудхаузом – и даже не с гольфом; и тому и другому – явлению и его самому знаменитому описателю – достается от Рэ, между прочим, удар направлен не на них.

Ужас морей, фантомы, поднимающиеся из глубин и забирающиеся в голову человека, – за свою долгую литературную жизнь Жан Рэ достаточно написал об этом, чтобы понять: настоящий, самый ужасный ужас живет не в морях, а в душе человека, на темной стороне его собственного «я», и любая встреча с призраком – это на самом деле встреча человека с собой: страшным, диким, готовым на любые преступления. И поэтому если кого и надо бояться человеку, то только себя. Лучшие, самые сильные рассказы сборника – это не те, где полным-полно мистики и зловещих предчувствий, а, казалось бы, простенькие, слишком простенькие, истории, где ничего необычного – гольф и гольф, чистый Вудхауз, – а потом всеми уважаемый и вполне добропорядочный старейшина клуба оказывается убийцей («Старейший член клуба») или прицельно бьет по мячу так, чтобы выбить глаз своему обидчику («Седьмая лунка»).

Нет, своего читателя Жан Рэ тоже не обманет: гольф – это черная магия; «колдовство гольфа», «дух гольфа», «черная сила гольфа» – в сборнике предостаточно рассказов, которые вроде бы говорят только об этом – и о дьяволе, этой игрой заправляющем (а в рассказе «Кто?» на поле для гольфа появляется даже сама Смерть – с похожей на клюшку косой в руке), – но и «свой читатель», если будет внимателен, увидит, как настойчиво Рэ повторяет: «<…> сумасшедших полно повсюду. Они есть в министерствах, на университетских кафедрах. Почему бы им не быть на полях для гольфа?» («В одиночестве в клуб-хаузе»), «Сумасшедших полно везде, даже на полях для гольфа!» («Мячик козодоя»), «Все <…> игроки имеют то общее, что больше борются с оккультным, невидимым противником, который мешает им побеждать или выигрывать. Но у каждого из них свой собственный противник» («Старейший член клуба»), – и поймет: вот он, ключ. А черная магия, готика – просто антураж.

В море, где принадлежишь не самому себе, а стихии, легко расстаться с рассудком – и встретиться с самим собой: об этом Жан Рэ писал всю жизнь, и напоследок ему захотелось поставить эксперимент посложнее. Что может быть более нормированным, упорядоченным, рассудочным, чем эта викторианская игра, воплощающая в себе победу порядка над хаосом и стихией, а здравого смысла, логики, расчета – над всем тем, что еще остается в человеке от зверя?

Жану Рэ интересно, куда девается зверь на поле для гольфа. А никуда он не девается; человек – джентльмен, гольфист – не перестает быть человеком: со всеми его страстями и зверем в душе. У Рэ «Сказки про гольф» – «черные»: черная (в смысле – «темная», «таинственная», «непознаваемая») сторона души человека на поле для гольфа – территории здравого смысла – сопротивляется порядку и, упорствуя, еще пуще проявляет себя. Отсюда и преступления, ничем внешне не мотивированные поступки, убийства и самоубийства.

Однако и ничем не мотивированные поступки все же мотивированы. Жажда победы, любовь женщины – вернее, все это вместе. А чтобы получилась история, да еще с криминально-мистическим нутром, герой должен быть игроком-неудачником, а героиня – непревзойденной гольфисткой. Вот теперь, чтобы завоевать ее, он готов на все – таков рецепт идеальной «черной сказки про гольф» от Жана Рэ.

«Состояния немилости существуют, как и состояния милости.

Я плаваю, как акула, с лошадью управляюсь, как ковбой; я мог бы подписать выгодный контракт с Барнумом, Глейхом или Амаром, как акробат под куполом цирка; я отнял лавры победителя у Хенли и Коуса, но…

…Я отвратительно играю в гольф.

От меня отказались самые знаменитые тренеры, даже «крокодил» Кройте, требующий по два фунта за час и сказавший обо мне следующие слова, которые удручают и ввергают меня в постыдное состояние:

– Джек Хорлер играет в гольф не хуже лошади, но бегает не так быстро.

К тому же если бы мне удавалось держаться подальше от полей гольфа. Но нет, они притягивают меня, как магнит стальную стрелку. Игроки терпят мое присутствие, терпят даже игроки-женщины, которые боятся наступить на червячка, но с удовольствием бы прикончили мазилу вроде меня.

Вот уже два года, как я ношу в кармане брачный контракт, в который хотел бы вписать рядом с именем Джона Артура Хорлера имя Элизабет Дэвидсон, красавицы-чемпионки…

– Договорились, Джекки, – повторяет она мне каждый раз, когда я прошу ее руки, – но в тот день, когда ты перестанешь держать клюшку как подсвечник…» («Свинг»).

Дальше – куда вывернет авторская фантазия: в сторону Древнего Египта, где, говорит Рэ, зародилась игра – в касте магов и некромантов («ЭГ-1405»); или к тасманийским бушменам, знающим о колдовской силе гольфа и давшим ему название «спорт-которому-надо-повиноваться» («Тайна ДАП-клуба»); или в Индию, где пройти 18 лунок за рекордно короткое время помогают выпущенные на поле тигры и ядовитые змеи («Препятствия полковника Миджетта»); или еще бог знает куда – взявшись за гольф, Рэ не перестал быть Рэ, – но начнется история почти всегда в старой доброй Англии и с любовных переживаний.

Мореман Рэ помнит и никогда не забывает, что женщина на борту – к несчастью. В его плавающем по всему миру гольфе то же самое: женщина – это гарпия и означает смерть. Самое беззлобное, законопослушное существо на свете – английский джентльмен – взбесится и выйдет на поле для гольфа – не играть – убивать, если а) до беспамятства влюбится, б) в гольфистку и в) ее сердце будет отдано более сильному игроку.

И даже если Рэ идет по другому пути и обходится без любовной линии, ничего не меняется: в привычную упорядоченную жизнь войдет темное, страшное, безумное, и оно так или иначе будет связано с женщиной. Не обязательно с самой смертью, как в «Кто?», или покровительницей колдовства Гекатой, которой посвящена четвертая лунка («Геката»), или с ожившей мумией женщины из подземного некрополя («ЭГ-1405») – самоотверженнейшая Мэйзи Даунер из «72 лунки… 36… 72» приносит себя в жертву, чтобы любимый мужчина мог участвовать в соревнованиях – а он стреляет в себя.

В программном для всего сборника рассказе, который называется «Зверь гольф-полей», убивший четырех гольфисток маньяк по прозвищу Зверь гольф-полей, придя домой к очередной жертве, рассказывает ей:

«Я не питаю к вам никакой злобы, как не питал ее и к тем гольфисткам, которые погибли от моей руки. Я ненавижу только гольф!

Почему? Должен объяснить вам свое поведение, и жаль, что не смог объяснить его своим предыдущим жертвам.

Быть может, вы ощутите философское удовлетворение, зная, что ваша смерть не будет бесполезной.

Ах, мисс Джейке, мне тоже хотелось бы играть в гольф!.. Я начал скромно с мини-гольфа по три шиллинга за час и потерпел поражение… надо мной посмеялись, я был так неловок.

Я видел, как играете вы… Вы действительно сильны. Два часа назад… вам почти удалось сделать… как вы называете это? А, вот – лунку за один удар! Я восхищался вами, но почти одновременно ненавидел, впрочем, это последнее чувство оставило меня. Вы умрете от руки человека, который не испытывает к вам ни ненависти, ни злобы…»

Но женщина всегда на темной стороне мира, а темный мир – на стороне женщины и не уступит ее мужчине. И если надо – защитит от него. Окончание рассказа хозяйка не услышит: появится настоящий зверь – ее гигантский дог – и растерзает маньяка.

Гольф – это уравновешенность и самоконтроль. Рэ всегда интересовало обратное: как их теряют и обычный нормальный человек превращается в дикого зверя – или, точнее, как потом они уживаются вместе. Собственно, на эти вопросы он отвечал в своих книгах везде, и не прибегая к гольфу. Но в «Черных сказках про гольф» Рэ поставил вопрос по-новому: когда наваждение проходит и человек превращается снова в человека, остается ли что-то в нем от зверя?

Да – говорят одни рассказы; нет – отвечают другие.