Я стал коньяком…

Не Толстой, не Наполеон, а поэт и драматург Виктор Коркия. Фото Анатолия Степаненко

В литературном салоне «Булгаковский дом» прошел вечер «Игры с вечностью. Спиритический сеанс в стихах и прозе» поэта, драматурга Виктора Коркии, творчество которого можно отнести к «неформальной», эксцентричной московской волне. В конце 80-х – начале 90-х он был участником, а потом председателем клуба «Поэзия». Первый серьезный успех пришел в 1988-м, когда была опубликована его поэма «Свободное время». Тогда же в Студенческом театре МГУ поставили его паратрагедию «Черный человек, или Я бедный Сосо Джугашвили». В 90-х автор все чаще обращался к жанру драматургии. Его пьесы выходили в журналах и отдельными изданиями, спектакли шли в России и за рубежом. Рыцарский роман в стихах «Дон Кихот и Санчо Панса на острове Таганрог» стал литературной основой спектакля Оксаны Мысиной, а в 2011-м на его основе Евгений Славутин поставил философскую клоунаду «Дон Кихот: перезагрузка».

Ведущий Андрей Коровин рассказал о своем знакомстве с героем вечера, о том, что уже давно хотел организовать встречу, но все никак не получалось. Виктор Коркия – небольшого роста со всклокоченными седыми волосами, улыбчивый, как бы все время смущающийся человек, разложив тетради и блокноты на табуретке, начал со стихов. Он читал отрывок из поэмы «Свободное время»: «Я – лишь одна из квинтэссенций праха/ я невесомей, может быть, чем прах/ Агенты Государственного Страха/ охотятся за мной в иных мирах./ Но и посмертно я не застрахован,/ однако для всевидящих небес/ я глух и нем, как Людвиг ван Бетховен,/ и как никто приветствую прогресс!/ Но я далек от простоты святой/ и у Христа за пазухой не млею,/ смешно и скучно флиртовать с судьбой,/ когда нет сил возвыситься над нею…»

В стихах, полных метких образов, осознавание встроенности своего «я» в общий миропорядок перемежалось, а порой и плотно сливалось с осмыслением истории. Печальная ирония в одном из них выражена перифразом знаменитой советской песни: «Имеющий уши не слышит,/ не видит владелец очей,/ и в каждом законнике дышит/ державный покой палачей./ Их дети познали науки,/ их жены спокойны во сне,/ и даже предсмертные муки/ у них благородны вполне./ Кровавые слезы просохли,/ и жизнь худо-бедно прошла,/ и словно ослепли, оглохли/ цветы легендарного зла». Бренность человеческого существования замечательно выразилась в стихотворении «Бегущая строка»: «Оркестр играет в промежутках/ Истории, где нет меня,/ играет на моих уступках,/ на паперти, на злобе дня./ И кажется, строкой бегущей/ впечатан день, и год, и век –/ и только букв горящих бег/ во мгле судьбы быстротекущей!../ Они горят на каждом доме/ по всей расхристанной стране,/ и на безвестном танкодроме/ солдаты курят на броне... Оркестр без музыки играет,/ играет на своем веку,/ пока бегущая стирает/ строка – строку, строка – строку...»

Во второй части вечера Виктор Коркия восхитил публику «Посмертными письмами Наполеона Бонапарта Графу Льву Николаевичу Толстому», которые, по его словам, не изданы, не поставлены и, более того, не закончены: «Вечность – это когда тебя нет там, где ты есть. Не понимаете? Я тоже не сразу это понял. Чтобы это понять, нужно сначала завоевать Париж, а потом сдать его. А потом – взять вновь без единого выстрела. Каждый выстрел – это выстрел в себя. Кто стреляет в других, стреляет в пустоту. Только стреляя в себя, попадаешь в Историю». И еще: «Я люблю спать под грохот канонады. Артиллерия – моя страсть. Пушка – это чудовищный орган. Он извергает семя, оплодотворяющее историю. Но истории никто не знает. Не хочет знать. Вы помните, на какую ногу хромал Талейран? А какого глаза не было у Кутузова?» И наконец: «Я стал коньяком, тортом, чаем, ночным клубом. Вы – кораблем, собранием сочинений, библиотекой. Оба мы памятники – и знаете чему, граф? Человеческому беспамятству! Остается только имя, только пустой звук. А есть ли в нем смысл, нет ли – никого не волнует».