Мне нравится беременный мужчина

Маяковский писал: «В училище появился Бурлюк. Вид наглый. Лорнетка. Сюртук. Ходит напевая. Я стал задираться. Чуть не задрались». Фото © РИА Новости

Завтра в литературном клубе «Классики XXI века» (Страстной бульвар, д. 6, стр. 2, Чеховский культурный центр; вход в арку со Страстного бульвара) пройдет творческий вечер литературной группы ДООС («Добровольное общество охраны стрекоз»: литературная группа современных русских поэтов-авангардистов),  посвященный 130-летию со дня рождения поэта и художника Давида Бурлюка. В вечере примут участие Константин Кедров и  Елена Кацюба (подробный состав участников уточняется). Кто такой Бурлюк, почему он так важен Кедрову, мы спросили у самого организатора вечера.

«Моя судьба, – говорит Константин Александрович, – неразрывно связана с Давидом Бурлюком. Дело не в том, что я живу в доме, где он жил, только двумя этажами выше. Бурлюк на третьем, а я на пятом. И не в том, что одна из первых моих премий – Международная отметина Давида Бурлюка. Просто мне посчастливилось с ним встретиться дважды, в 1957-м и в начале 60-х.

Воспоминание о первой встрече есть у меня в стихах:

Давид Бурлюк наводит свой 

лорнет

разочарованный

на всех кого здесь нет

Но очарованный

на всех кто где-то есть

Да это есть

но кажется не здесь

Он видит как раскинув 

луч-шаги

шагает Солнце Маяковский

а Маяковский видит 

как Бурлюк

соединил лорнетом лик и глюк

Но глюки глюками а

в блюдечках-очках

уже бледнеют мальчики ЧК

Надев берет и натянув 

пиджак

уплыл доитель изнуренных 

жаб

Давид Бурлюк

Бурлюк Бурлюк Давид

но неизвестно

кто кого доит

дирижер жаб

дирижабль

Встреча вторая была на даче Шкловского, а привел меня на нее Кручёных. Бурлюку очень понравилась моя поэма «Бесконечная» – особенно вот эта метаметафора:

Около окон пролет полета

И этот стон среди серых стен

Какой-то прохожий шагнул в пространство

И рухнул замертво сквозь 

столетья

А дворник сметал с тротуара 

звёзды

И в мокром асфальте 

ломались 

люди

Я вышел к себе через – 

навстречу – от

И ушел ПОД

Воздвигая над

У Бурлюка было особое чутье на молодых поэтов. Именно он открыл Маяковского, но с годами чутье нисколько не притупилось.

Обо всем этом и о многом другом расскажу на вечере Давида Бурлюка в Чеховке».

Что ж, придем и послушаем.

Что же касается того же Маяковского, то у него хоть и нет юбилея, но родился он совсем «рядом» с Бурлюком – 19 июля. Только в 1893 году. А Давид Давидович Бурлюк 21-го. В 1882-м.

11 лет и три дня разницы.

Авангард или лубок? Бурлюк умел и то, и то. Давид Бурлюк. Козак Мамай. 1912

Его называли «отцом русского футуризма». Футуризм сейчас считается явлением более поэтическим (да и основал его итальянский поэт Филиппо Маринетти), но и Бурлюк, и Маяковский, и, например, Елена Гуро были и поэтами, и художниками.

Давид Бурлюк – в поэзии – не столько собственно творец, сколько, скажем так, деятель, «открыватель поэтов». А вот художником он был на удивление разнообразным. Кроме характерных авангардных работ у него есть и абсолютно реалистические, и традиционные портреты и пейзажи, есть почти карикатуры, некоторые его картины заставляют вспомнить Малевича, Кандинского и Шагала, есть откровенные стилизации под Ван Гога, французских импрессионистов, немецких экспрессионистов, в чем-то чувствуется влияние сюрреализма. Кажется, будто он специально перепробовал все возможные манеры, чтобы кому-то – или самому себе – доказать, что, мол, могу и так, и эдак. Что касается разнообразия – это выбор и метод Бурлюка, а вот писать в любой нетрадиционной манере все-таки, как нам кажется, больше прав имеет тот, кто умеет работать и совершенно традиционно.

Знаменитое стихотворение у Бурлюка всего одно:

Каждый молод молод молод

В животе чертовский голод

Так идите же за мной…

За моей спиной

Я бросаю гордый клич

Этот краткий спич!

Будем кушать камни травы

Сладость горечь и отравы

Будем лопать пустоту

Глубину и высоту

Птиц, зверей, чудовищ, рыб,

Ветер, глины, соль и зыбь!

Каждый молод молод молод

В животе чертовский голод

Все что встретим на пути

Может в пищу нам идти.

Но даже его нет в известной советской хрестоматии для студентов вузов «Русская литература ХХ века. Дооктябрьский период». Есть только цитата в тексте Алексея Крученых. Но цитата обширная – больше половины. Дело, видимо в том, что поэт эмигрировал. Но тихо, без шума – через Японию. Нарисовал там несколько сот картин и этим заработал на билет до Америки. Один из его братьев – Владимир, тоже художник, погиб в 1917 году на Первой мировой войне, второй брат – Николай, тоже поэт – был расстрелян в 1920-м, так сказать, в превентивных целях, «желая скорее очистить РСФСР от лиц подозрительных, кои в любой момент свое оружие могут поднять для подавления власти рабочих и крестьян». Зато Давид Бурлюк прожил до 1967-го. Рисовал, писал, издавал книги и альманахи.

Хороших, но не столь известных, как «Каждый молод молод молод…» Стихов у него, конечно, много:

Заколите всех телят

Аппетиты утолять

Изрубите дерева

На горючие дрова

(…)

Ясным радостям сродни

Потрошите неба своды

Озверевшие народы...

Или вот это:

…Плывет коптящий стеарин,

Вокруг безмерная Россия,

Необозначенный Мессия

Еще не сознанных годин.

Бурлюк в отличие от Маяковского поэт не стихотворений, а (как отчасти и Хлебников) скорее строф. Вот еще одна знаменитая его фраза: «Мне нравится беременный мужчина».

А что там дальше, в этом стихотворении? Читаем:

Мне нравится беременный

мужчина

Как он хорош у памятника

Пушкина

(…)

Не знает мальчик или девочка

Выйдет из злобного семечка?!

Ну, и так далее.

Вернемся к словам Константина Кедрова:

«Когда в 1965-м он во второй раз появился в Москве, мы, молодые поэты, метались по разным музеям и клубам, чтобы хоть мельком увидеть одноглазого сатира. И вот встреча состоялась. Сатир оказался в костюме с иголочки, сиял очками в золотой оправе и ничем не напоминал тучного задиру с лорнетом, о котором не раз рассказывал нам Крученых. Крученых уже не было, но еще перекатывался, как ртутный шарик, неуемный, неугомонный Виктор Шкловский.

В то время о Давиде Бурлюке в учебниках почти не упоминали. Две-три строки о буржуазном футуризме, от которого-де зрелый Маяковский вскоре избавился. Бурлюк с возмущением воскликнул: «Это я-то буржуазный? Это футуризм буржуазный? Да мы всю жизнь ненавидели буржуев! Я их и сейчас ненавижу».

Тут мы стали просить Бурлюка прочесть его стих, ставший когда-то манифестом: «Каждый молод молод молод/ В животе чертовский голод.../ Будем лопать пустоту,/ Глубины и высоту». Бурлюк решительно отказался. Теперь я понимаю, что от былого зычного футуриста резко отличался этот человек, которому и жить-то оставалось два года. Не мог он читать «каждый молод, молод, молод». И в этом трагедия футуризма, им же основанного. Они рвались в будущее, а в будущем у человека старость, если повезет, а затем и неизбежное – смерть.  Футуризм – культ будущего устарел. Не устарел сам Бурлюк. Он так  и не сумел состариться. Я-то его молодым не видел, но этот лысеющий и полнеющий господин из Америки  в чем-то был моложе меня и пятнадцатилетнего, и двадцатипятилетнего. В запасе у него всегда была молодость с Маяковским, Хлебниковым, Кручёных».

Давид Бурлюк родился раньше их всех троих, а пережил его только Алексей Крученых, и то только на год. Бурлюк действительно был отцом русского футуризма.