Лариса Миллер
Боже, как грустна наша Россия! Фото Владимира Захарина
Помните детскую книжку «Страна невыученных уроков»? Это как раз про нас, про нашу с вами страну, где не просто ленятся делать уроки, а категорически не желают, считая, что и так все ясно. Например, ясно что такое любовь к родине и каким должен быть патриот. Патриот должен бдеть и ненавидеть. Ненавидеть кого? Врага. А где враг? Везде. Враг внешний – за границей, внутренний – соответственно внутри страны и называется «пятая колонна». Я тоже в самом раннем детстве любила, когда по нашей черной тарелке передавали песню «Возьмем винтовки новые./ На штык флажки!/ И с песнею в стрелковые/ Пойдем кружки». Песня звучала воинственно и очень мне нравилась.
Но вот рядом со мной который день живет книга под названием «Странники войны. Воспоминания детей писателей. 1941–1944», автор-составитель Наталья Громова. И книга эта полна любви. Дети самого разного возраста вспоминают годы эвакуации, проведенные вдали от дома где-то на Каме в интернате или в детском саду, или в пионерлагере, но сколько же у них оказалось объектов любви, начиная от друзей и кончая оврагами, ручьями, быстрыми реками. Было холодно и голодно, иногда сиротливо, часто тревожно, но были любимые взрослые, еще недавно чужие дяди и тети, которые за три года на Каме стали родными, помогали и спасали. А тем самым учили любви. А ведь то была эпоха, когда насаждали ненависть, велели бдеть, когда всюду находили «вредителей», когда процветала шпиономания. И чистопольским детям то и дело велели искать шпионов. Они и искали. Правда, каждый раз неудачно. Тем замечательней, что победила любовь. Почти все они были из семей, где их любили. И в военные годы тоже оказались среди взрослых, которые умели любить.
В какой-то пьесе Виктора Розова один из героев говорит другому: «Учись любить и ненавидеть». Помню, что мне в мои тогда юные годы понравилась эта реплика. Но почему-то в нашей стране всегда упор на второй глагол, который то и дело становится руководством к действию. Читая воспоминания бывших детей о чистопольских годах, я ловлю себя на том, что мне хочется читать эту книгу вслух всем, кто оказался рядом. Но рядом в основном оказываются единомышленники. И я совсем не уверена, что эта книга попадет в руки к тем, кто в ней крайне нуждается. Получается, что я опять ломлюсь в открытые двери, чтобы еще раз сказать, что дважды два четыре.
И все же послушайте этих бывших детей: «Жизнь в Чистополе неразрывно связана для меня с памятью о маме, пианистке Елизавете Эммануиловне Лейтер, – пишет ее дочь Марианна Ковальская-Френкель. – В интернате она на протяжении 1941 – начала 1942 года работала воспитательницей старших девочек, среди которых были Наташа Чалая (будущая Наталья Крымова), Гедда Шор, Мура Луговская и многие другие. Маму очень любили, ласково называли Елэмчик. Дружба с воспитанницами продолжалась и после возвращения интерната в Москву». Несмотря на тяжкие бытовые условия, взрослые и там устраивали детям праздники – отмечали детские дни рождения, пекли невесть из чего пироги, ставили с детьми спектакли, давали музыкальные концерты, читали им стихи. То есть делали для детей то, что сами ценили и считали важным. «Сейчас нас осталось мало, – пишет еще одна чистопольская воспитанница Елена Левина. – Время спрессовало тогдашнюю разницу в возрасте, снивелировало ее. Мы все как одногодки, как одноклассники, как из одного гнезда... Жизнь разметала нас даже по разным странам, но осталось роднящее прошлое – военное детство в Чистополе. А это много значит».
Роднящее прошлое возникает лишь у тех, кто умеет любить. Если чему-то и надо учить, то именно этому. И страшно подумать, что люди, умеющие любить, и помнить, и ценить то, что достойно любви и памяти, уйдут, не оставив после себя себе подобных. А оставить мудрено. Читая книгу чистопольских воспоминаний, то и дело наталкиваешься на имена людей, сгинувших в ГУЛАГе, погибших в ополчении и на фронте, покончивших с собой, умерших от болезней, голода и лишений. «Жизнь разметала нас даже по разным странам», – пишет Елена Левина. Да, некоторые из тех, чьи воспоминания есть в книге, покинули Россию. Так уж она устроена – наша великая родина, обладающая особым даром не давать людям дышать.
* * *
Какое «упоительное» чтение – толстенный том «Пастернак в жизни», автор-составитель Анна Сергеева-Клятис: дискуссии и проработки, выволочки и выговоры:
«...и вы поймете, что в выступлениях на дискуссии, как и в своих книгах, т. Пастернак выступает как наиболее яркий представитель буржуазного реставраторства в поэзии».
«...Борис Леонидович! Вокруг нас великий мир, бесподобная работа и жизнь страны человеческого счастья. А вы живете в комнатном мирке, в непрестанных «бореньях с самим собою», лишь исключительно редко вырываясь на простор. Пролетарская революция давно разрешила большинство вопросов, которые вы подымаете и ставите и которые мучают вас. Разве не скучно вам переживать судьбу изобретателя деревянного велосипеда и всю жизнь, в подавляющем большинстве случаев, писать только о Пастернаке?..»
А вот голос Пастернака: «...По-моему, из искусства напрасно упустили дух трагизма... Я без трагизма даже пейзажа не принимаю. Я даже растительный мир без трагизма не воспринимаю. Что же сказать о человеческом мире? Почему могло так случиться, что мы расстались с этой если не основной, то с одной из главных сторон искусства...»
Глас вопиющего в пустыне? Да нет. Наверняка на том же собрании были люди, которые сочувствовали каждому слову поэта, но не они крутили патефон. К сожалению, такова судьба России, богатой уникальными людьми, которых учат уму-разуму, а точнее гнобят, власти предержащие. И вот восемь десятков лет спустя мы слышим ту же «медь звенящую», тот же «кимвал бряцающий». В течение долгих лет старательно уничтожая почти все, что можно любить – яркие личности, природу, культуру, уникальный облик Москвы, – нас учат патриотизму с помощью до боли знакомых лозунгов, заезженных фраз, а главное, ненависти к врагам, которые у нас не переводятся.
* * *
И ведь эти «учителя» достигают желаемых результатов. Назад в СССР хочет молодой человек, сын моего приятеля. Почему хочет? Да потому, что желает быть частью мощной империи и готов охранять от врага ее границы. Знает ли он что-нибудь о той стране, в которую так хочет? «Нет, – ответил мне мой приятель, – ему хватает знаний о ее большом пространстве и громадной мощи». А водитель такси с восторгом рассказывал, как Сталин решил чеченский вопрос: взял и погрузил весь народ в товарные вагоны – детей, женщин, стариков – и в одну ночь всех вывез к чертовой матери. И стало тихо. «Но ведь там были невинные люди», – возразила я. «Невинных людей не бывает», – отрезал водитель. Существуют цифры (у меня с цифрами напряженка, поэтому их не привожу), показывающие, как много сочувствующих кимвалу бряцающему. Так что собрания, на которых прорабатывали Пастернака, идут полным ходом. Сколько лет прошло, а Селивановский, Безыменский и прочие ораторы 30-х – на местах и бдят. Что бы сказал Борис Пастернак, если бы попал в день сегодняшний? Наверное, то же, что Пушкин: «Боже, как грустна наша Россия!»
А нам остается только восклицать – доколе?
Дарья Гармоненко 
