Спасибо, дивная старуха

Стихийный «боинг» и поэтический «аэробус» Игорь Губерман. Фото Дмитрия Рожкова

Игорю Мироновичу Губерману, великому, могучему и прекрасному русскому поэту моисеева завета, исполнилось восемьдесят – многая лета!.. А тело тем временем не только к суровой прозе клонит (неустанные повести о витаниях духа и странствиях плоти), но и нежные по-прежнему «гарики» клонирует:

Живу я с удовольствием 

на свете,

хоть возраст у меня – смурной

и смутный,

а то, что в голове гуляет ветер –

так он попутный.

Губерман, как некий стихийный «боинг», поэтический «аэробус», вольно и плавно несет свои крылатые оды, полет муз проходит нормально:

Любая мне мила попойка,

душе дарящая полет,

я выпил в жизни этой столько,

что не любой переплывет.

Нынче у Игоря Мироновича юбилей – в самом слове приятное бульканье, льющееся звучание! Сказывали мне разумные люди, что в этот день надо усесться за стол и выпить четыре бокала вина, соответствующие четырем проявлениям свободы, упомянутым в Книге, и четырем строкам «гарика», дарованного Губерманом:

Когда выпиваю под вечер,

я чувствую чье-то касание,

как будто небесный диспетчер

одобрил мое расписание.

В науке есть понятие «уровень цитируемости». Если применить его к сегодняшней русскопоэзии, то Губерман, вестимо, в авангарде, шагает впереди. Мало того, он еще своеобразный гуру для многих и многих, читающих вслух и заучивающих вхруст «гарики»-губермантры. Ему пишут письма и заваливают записками на выступлениях от Нью-Йорка до Оймякона, спрашивая про жизненно важное: «Игорь Миронович, а Бог есть? И откуда вы это знаете?», «Подскажите, как мне выйти замуж за еврея?», «Как вы думаете, чем все закончится?»

Любовью наслаждаюсь 

я народной –

вчера я тронут был почти 

до слез,

когда по вольной воле 

благородной

читатель мне бутылку 

преподнес.

Перефразируя навязшее, отметим, что «поэт в Израиле – больше, чем поэт» – он себе ребе, слегка-таки пророк, короче, Губерман. Не зря Игорь Миронович обитает в святом граде Иерусалиме. Слыхивал я на травянистых тельавистых холмах и в отрогах Галилеи, что Земля обетованная вращается вокруг мировой оси (свежо предание, да вертится с трудом!), но вот Иерусалим – точно пуп-полис, вечный город будущего года. И читательское паломничество туда не стихает, не зарастает, так сказать, народная тропа, дорожка к храму:

Каплю внес я в русскую 

духовность

книгами и голосом на сцене:

я вернул духовности 

греховность,

без которой дух неполноценен.

В свое время Шем присел на корточки возле Моше и дал ему книжку-раскраску, каменную флешку, а тот уже понес в песочницу к избранным друзьям-приятелям. Но Губерман, признаться, куда демократичней – он ко всему народу выходит, всем является, никого не выделяет – ни эллина, ни иудея, ни прола, ни профессора. Его отличает, пользуясь достоевщинкой, – «всемство». Поэтому-то надутые снобы вперемешку с эстетами набитыми, случается, бурчат, что «гарики» якобы просты, как песня песней, и мы тоже сложим псалмов не хуже, выдадим на-гора погонными метрами. Развелись и скачут множественные, как сам Игорь Миронович отмечал, «марики, жорики и даже ирики». Вся эта топорно-графоманская хмарь – цирк лилипутов, и так и подмывает накатать статейку-с «Губерман в стране шмуликов».

Полно дураков на ристалище

нашем,

различных повадкой и лицами.

Дурак из евреев особенно 

страшен –

энергией, хваткой, амбицией.

Да, «гарики» сконструированы на первый взгляд вполне доступно, но полнятся и еще чем-то загадочным, подспудным, будто нострадамусовы катрены, – этакий квант таланта, порция цимеса поэзии, чистый пардес. Четыре уровня понимания, голова ты садовая! Поэтому смешно и грустно, когда цветет «гарик», а вокруг нарастают размалевано-подмороженные подражания – «артик», как выражаются у нас в местечке. Как существует охвоенная разница между елкой и палкой, так и пролегает огромная пропасть между истинным стихотворчеством (краткие подлинники Губермана!) и поделками «второй свежести». Ведь, судя по всему, Единый предпочитает первичное, вначальное…

К нам Божественный свет 

освежающе льется,

от него мы сильней и добрее.

Человечество живо, 

покуда смеется,

раньше всех это знали евреи.

Губермана приятно не просто читать, ан паче того – почитать тянет! Дар его светлый, светящийся даже, к нему тянешься, летишь хоть ползком – побыть рядком, напитаться лучистой энергией, забыть про скучные чуланы бытия. Лишь творчество и губерманство! Покоряет его любовь к жизни, неиссякающий интерес к слову, окружающим существам, перемещениям по миру.

И обниму я жизнь за плечи,

и тихо ей шепну на ухо:

за утро, долгий день и вечер –

спасибо, дивная старуха.

Игорю Мироновичу Губерману – восемьдесят, и эта восьмерка в годовых кольцах, словно знак бесконечности, вставший на дыбы, вьющаяся прямая судьбы, выписывающей кругаля – заманчиво и замысловато… Золотой возраст – четыре раза по двадцать. Две трети пройдено пути – осталось до 120!

Я ничего не членский активист,

мой мир сейчас – осенняя аллея,

сегодня я осенний желтый лист

и падаю, кружась и сожалея.

Краеугольно-шестикрылый символ его книг – свобода. «Очень уж охота на свободу!» – исходный рефрен в «Прогулках вокруг барака». На библейской фене «барак» – это молния. Губерман поистине живет с молнией, всю жизнь прогуливается вокруг молний: идет направо – прозу вводит, налево – «гарик» говорит… Желаем вам, Игорь Миронович, продолжать играть с огнем! 

Иерусалим, Израиль