Пятый за Бахом и Моцартом

Композитор старался быть великим для себя самого. Памятник Клоду Дебюсси в городе Сен-Жермен-ан-Ле, Франция. Фото Роуэна Маклафлина

Жизнь Клода Дебюсси поражает своей банальностью и, в общем-то, незадачливостью. Рождение в семье без твердого достатка, арест отца за связь с Коммуной, не очень счастливые любовные связи, постоянное безденежье – несмотря на славу, болезни, смерть в 55 лет, а через год и кончина горячо любимой дочери от дифтерита – словно судьба и за гробом решила преследовать композитора.

Но Ариан Шартон сумел заполнить в своей книге эти 55 лет смыслом – непрерывным творческим самовыражением. Как говорил сам композитор: «Я хочу выразить в музыке свою мечту, полностью отстранившись от себя самого, и описать с детской непосредственностью мой богатый внутренний мир».

Только при понимании того, что главным в Дебюсси было его творчество, можно объяснить контраст между убогостью его повседневного существования и возвышенностью и дерзостью его музыки, принесшей ему славу одного из самых великих композиторов Франции и своего времени. Музыкальный критик «Нью-Йорк Таймс» Антони Томмазини в своей нашумевшей статье даже включил его в число 10 величайших творцов музыки всех времен, поставив на пятое место, вслед за Бахом, Моцартом, Бетховеном и Шубертом.

С молодых лет Дебюсси был связан с Россией – он три сезона провел в семействе Надежды фон Мекк в качестве пианиста, сотрудничал с Сергеем Дягилевым и уже в конце жизни, перед Первой мировой войной, приезжал в Москву и Санкт-Петербург с концертами. Шартон показывает, что тиражируемая у нас версия, что именно у баронессы фон Мекк молодой композитор подпал под влияние русской музыки и в первую очередь Мусоргского – неверно. С музыкой «Могучей кучки» он ознакомился гораздо позже. О своем пребывании в России в юные годы он никогда впоследствии не вспоминал, к музыке Чайковского относился прохладно, как, впрочем, почти ко всей иностранной. Дебюсси не любил Глюка и Бетховена, а Моцарт и Бах вообще ни разу не упоминаются в книге. Он встречался с пожилым Листом, но никогда не рассказывал об этом разговоре, настолько он ему был не важен. Также Дебюсси пересекался в 1910 году с Густавом Малером (своего рода аналог знаменитой встречи Пруста и Джойса в 1922 году), еще раньше со Штраусом и Пуччини, но эти контакты не оказали на него никакого влияния, как пишет Шартон. Не ценил он и Шёнберга, чья музыка была ему известна. Да и среди французских композиторов он не любил академистов наподобие Сен-Санса.

Можно сказать, что Дебюсси был одинок среди современников, которые упорно пытались записать его то в импрессионисты, то в символисты – о чем иронически повествует автор книги. Дружить композитор предпочитал с писателями и художниками, делая исключение лишь для Сати – непризнанного гения. Впрочем, это не удивительно: Шартон рассказывает, сколько натерпелся Дебюсси от коллег во время своего первого неудачного сватовства, когда они забросали анонимными посланиями семью невесты, обвиняя композитора во всевозможных прегрешениях.

Ариан Шартон. Дебюсси/ Перевод с французского Л.А. Чечет. – М.: Молодая гвардия, 2016. – 235 с.: ил.

Отношения с женщинами были у Дебюсси запутанными. Он легко влюблялся, верность для него была мучительна, как и для большинства творческих личностей. За следование природным инстинктам общество карало его травлей и бойкотом. Так он лишился своего лучшего друга композитора Шоссона, который не одобрял увлечений Дебюсси.

В жизни героя книги было немало тайн, начиная с отказа в 30-летнем возрасте от имени Ашиль. Та же фон Мекк звала его именно Ашиль – по первой части полного имени Ашиль Клод. Подобно Берлиозу, он страдал, выиграв долгожданную Римскую премию, по условиям которой победитель должен был прожить на вилле Медичи в Вечном городе два года, сочиняя музыку в классическом духе. Рим ему казался скучным и невыносимым. Дебюсси был безразличен к славе, но небезразличен к деньгам и красивой жизни. Однако его признание не переходило в финансовую обеспеченность, заставляя до конца дней заниматься всевозможной поденщиной.

Добротный и обстоятельный текст автора лишь в незначительной степени портят переводческие и редакторские ошибки. Стихотворения Поля Верлена и Теодора де Банвиля, на которые Дебюсси писал музыку, упорно называются поэмами, хотя в русском языке последнее относится к объемным произведениям. У Альфонса де Ламартина название стихотворения «Призыв» (Invocation) понятно как название сборника. Друг и любовник Пруста назван не Рейнальдо Ан, как это принято в русском переводе, а Хан. У режиссера Орельена Люнье-По перепутали год рождения с годом смерти.

В книге приводятся два высказывания Дебюсси, которые могли бы использоваться как эпиграф ко всему его творчеству: «в искусстве нет ничего нового» и «надо стараться быть великим художником для себя самого, а не для других». Композитор таковым и являлся.

Композитор старался быть великим для себя самого.