Евгений Ихлов ВИКТОРУ Аксючицу в статье "Апология русского характера" удалось очень компактно изложить весь стандартный набор умеренных националистических мифов. Получился манифест умеренного великорусского национализма. К несчастью для автора, ни один из его основополагающих тезисов не соответствует жизни и данным научных дисциплин. Мишенью публицистических нападок В.Аксючица стала существующая, дескать, мода на "уничижительное" отношение к русскому характеру. Но это не просто риторическая спекуляция на национальных чувствах, но и вопиющая неправда - последние лет пять даже в либерально-западнической среде господствует восхваление русской натуры, русской традиции, русской государственности. Есть простой критерий: те структуры или свойства, которые ранее (старательно соблюдая политкорректность) именовали "российскими", ныне именуют "русскими". Первые итоги этого приступа нео-неославянофильства - две чеченские войны и умело подставленная российской дипломатией под натовские бомбежки Югославия. Автор настаивает на последнем тезисе: Смоленская площадь старательно поддерживала требования то Брюсселя (в октябре 1998 г., феврале и мае 1999-го), то Белграда (в январе и марте 1999-го) - в зависимости от того, кому нужно было собраться с духом на решительные действия. Через год после косовской трагедии мы можем судить, привели ли эти маневры к росту внешнеполитического влияния России.
В целом указанное наблюдение полностью укладывается в знаменитую "лестницу Владимира Соловьева": в России смертельно опасен даже "просвещенный" национализм, ибо от умеренного самолюбования слишком короток переход к необузданному самообожанию (шовинизму), а от него - к самоубийственному вызову судьбе во имя бредовой цели. Формула Соловьева подтвердилась исторически мгновенно: династия Романовых была расстреляна через четыре года после того, как Российская империя (между прочим, под "соборные" аплодисменты и черносотенцев, и национал-либералов) решилась на мировую войну в защиту авантюристов из династии Карагеоргиевичей. Но вернемся к "манифесту" Аксючица. Для православного публициста в XX веке говорить о единой вере русского народа нелепо: старообрядцы, молокане, духоборы и иные "инославные", а позднее баптисты, очевидно, не считали себя в "единой вере" с никонианским православием. Так же очевидно, что отрицать их истинно русский, исконный тип, их укорененность в национальную традицию - нелепость. И вообще русский народ (точнее, государственность) крестился за 80 лет до Великого Раскола Христианства. Тезис же о том, что русский народ (в данном контексте - русская монархическая государственность) не уничтожил и не поработил ни одного народа, достоин гимназий уваровских времен: достаточно вспомнить судьбу поволжских тюрок, Польши, крымских татар, последствия Кавказской войны для "черкесов", еврейские погромы. Я не беру геноцидные акции советского периода, хотя Аксючиц, десять лет назад активный антикоммунист, никак не стремится отмежевать русскую цивилизацию от коммунистической фазы российской истории.
Утверждение о необычайно суровых климатических и геополитических условиях, в которых жил русский народ, бесспорно, если не настаивать на эксклюзивности данных обстоятельств. Климат эталона демократии - Скандинавии не менее суров. Кошмары Германии и Чехии во времена Тридцатилетней войны, разделы Польши, злоключения еврейской и армянской диаспор - каждый из этих примеров страданий народов, я думаю, стоит и батыева нашествия, и Смуты. Когда правителям Германии надо было вдохновить подданных на мировую войну (и Первую, и Вторую), они играли на страшной и унизительной памяти нации о беспомощности страны, ставшей полем битв иноземных полчищ и в Тридцатилетнюю войну, и в войну за испанское наследство, и в войнах с Наполеоном. Подсознательный страх "окружения" толкнул немцев на бесшабашный вызов миру. И мы знаем, какие последствия эта эксплуатация исторических страхов имела для немцев и для ненемцев. Версальский мир случился через десять лет после того, как рейхстаг аплодировал словам кайзера: "Сегодня есть одна партия - немцы".
Комментировать рассуждения о "славянском эпилептоидном типе" я не берусь, хотя анализ коллективного бессознательного с позиций приемов индивидуальной психологии в принципе считаю поэтической вольностью. Но, видит русский бог, сугубо славянский тип - это скорее белорусы, украинцы, поляки. В великорусской крови угро-финский компонент явно превышает даже пресловутый "татарский". Что Москва (в честь богини Мокеш - литовской Гекаты) выросла на границе ареалов древнелитовских и угорских племен - учат в начальной школе. Поэтому высокий древнерусский пантеон с Перуном во главе - от Литвы, "низкий", лесной - от угров. Виктор Аксючиц пишет о "буйной природе славянина", но пресловутые "скифы" - это кубанские и запорожские казаки из готских степей. Национально мыслящий публицист и философ может путать биологические гены (расово-породные признаки) и социокультурные стереотипы (т.е. этносоциальные "гены"), но это не пристало выпускнику МГУ. "Генетически" русский человек склонен к индивидуализму, написано в этом "национальном манифесте", но индивидуализм в России как свойство ментальности возник лишь во второй половине XVIII века (в Западной Европе - на 400 лет раньше) в форме аристократического "вольтерьянства", в массы же индивидуализм (в форме "нигилизма") пошел еще на век позже. Что могло отложиться в генах за это время?
Кто проявлял больше садизма: инквизиторы или опричники, герцог Альба или герцог Бирон, не берусь сравнивать. Но считать российскую историю "добрее" западноевропейской - смешно и стыдно. И Иван Грозный, и Петр Великий, и Владимир Ленин, и Иосиф Сталин (все они - эталоны великих государственников) сокращали русский народ не менее чем на 1/6. Образцом для Ивана Грозного (и его Рады) был прославленный "ужастиками" князь Влад Цепеш ("Дракула"). Если Торквемада и оказался пострашней Малюты Скуратова, то измерять относительную добродетель властителей, мысленно сопоставляя проценты убиенных подданных, - недостойно христианина. Аксючиц пишет о "сакральном" государстве - исконном защитнике и спасителе России. Но только самые лютые завоеватели - ордынцы и гитлеровцы - нанесли русскому народу ущерб, сопоставимый с тем, что причинили ему его собственные великие правители. Аксючиц - христианин и державник. И я вынужден напомнить ему как христианину образы из Книг, для него по определению священных, богодухновенных, а именно то, как видели тогдашние великие державы пророки Даниил и Иезекиил, св. апостол Иоанн, - Звери с 10 рогами, семью головами... Священная держава - это святой динозавр! "Взгляни в глаза чудовищ"... Впрочем, говорят, уже с августа у нас появится Святой Николай Кровавый. Недаром обильно мироточат бумажные иконки (300 лет назад Петр Великий велел сечь попов, в чьих храмах плачут иконы, и плач тут же прекратился, - нет, не от всех великих идей великих русских государственников должна отказываться демократическая Россия). Но я согласен, согласен с Александром Исаевичем, что был августейший страстотерпец, почетный член "Союза Русского Народа" Н.А. Романов в десятки раз гуманней и либеральней В.И. Ульянова.
Что касается уверений Аксючица о благотворном воздействии религии на буйный нрав народа, то отсылаю желающих к тем страницам Михаила Булгакова, где его персонажи говорят о поведении в Гражданскую войну простых мужиков - "богоносцев достоевских". Этот тезис - пересказ пассажа из мемуаров Витте: русский народ - зверь, и спасти от зверства его можно лишь обращением к православию, пусть и насильственным. Автор этих слов - недавний кумир прогрессистов и придворных либералов. Кстати, именно он организовал - во имя валютной стабилизации - первый искусственный голод в России (на 40 лет раньше Сталина), так что через год великому государственнику и патриоту Александру Третьему (см. фильм Никиты Михалкова) пришлось превратить русскую армию в пушечное мясо Прекрасной Франции, обязавшись за заем (им нас по сей день попрекают) помогать отвоеванию Эльзаса и Лотарингии.
Говорить и спорить в стотысячный раз об особом пути России, якобы не приемлющей рыночную цивилизацию, надоело. Швейцарское и американское правосудие до сих пор не может распутать те финансовые проводки, которые изобрели вчерашние коммунисты, лишь деды которых застали рыночную экономику. Спросите любого прохожего на левой стороне Тверской: почему он не вписывается в потребительскую цивилизацию и массовую культуру? Да он иной цивилизации уже не помнит! Расскажите "новому русскому", что он чужд стяжательства! Да как бы он ни мотивировал для своих пиаровских служб цели собственной деятельности, вполне очевидно, что он стремится либо к власти (если крупный магнат), либо к удовлетворению своих комплексов. Лучше Пелевина в "Поколении П(епси)" эту психологию полуприхлопнутых дефолтом грюндеров никто не описал. Есть отменный показатель духовности общества - не рост количества нательных крестиков на братках и черносотенцах, но размеры реальной благотворительности. Кстати, благотворительность - это не меценатство! Очень жаль, что вдовам и сиротам чаще помогают деятели с криминальным душком, чем с отменной репутацией законопослушных предпринимателей.
Русский путь отличается от американского, который отличается от французского, японского, израильского, индийского, индонезийского и сингапурского. Русский менталитет все-таки ближе к немцу, чем к южному корейцу или бразильцу, но все они идут к рынку и демократии. "Особый путь" - мимо рыночной демократии - это либо тоталитаризм: без рынка и демократии, либо авторитаризм: рынок без демократии, либо блаженная утопия: демократия без рынка. Беда России в том, что она хватает от Запада формы раньше, чем содержание: капитализм - без этики социальной солидарности, парламентаризм - без гражданского общества, юстицию - без правосознания. В социально-политическом плане мы хуже, гаже Запада. И социализм у нас был гаже европейского, и абсолютизм - хуже французского (у Короля-Солнца не было крепостничества в форме рабовладения). Слава Одину, что создатель нашего священного государства и основоположник нашей военно-политической элиты - варяжский каган Рюрик был добрей и мудрей истинного бандюка - нормандского рекса Вильгельма! Но зато "Habeas Corpus"а" мы теоретически дождались лишь осенью 1991 г., а "Маgna Charta", утраченную в ноябре 1917-го, ждем до сих пор...
Все рассуждения об особом пути России, которые ведутся в ключе "нам Запад не указ", - суть откровенное требование лишить народ европейских стандартов свободы, людей - гражданских прав. За восемь лет существования суверенной Российской Федерации мы уже убедились, что утверждения об "особости" региона - лишь пропагандистское прикрытие системы, лишающее его жителей даже тех куцых прав, что им гарантирует федеральное законодательство. У нас вечно "особый путь": квазиамериканский президентский режим - без американской ненависти к коррупции, буржуазная свобода - без политкорректности. Издевательски дали Рязанской и Пензенской областям права американских штатов, забыв обеспечить им налоговую базу для самостоятельности и заставляя губернаторов-сенаторов клянчить в минфиновских кабинетах трансферты и субвенции, а земство возрождаем без сословия свободных собственников. Словом, взяли Основные законы Российской империи, переплели под одну обложку со Всеобщей декларацией прав человека и пропустили через референдум с советским запретом критиковать в СМИ проект Конституции.
Самая больная тема: избранность и уникальность русского народа. Все это, безусловно, есть. Причина бесспорной талантливости русских людей (русских в цивилизационном, а не в расовом смысле) - вовсе не избыточная суровость климата, который в Норвегии или Аравии потяжелее, чем в многократно оплаканном Нечерноземье, и не жуть русской истории - иначе всех гениальней были бы, наверное, китайцы. Немецкий гений создал современную философию, а через сто лет - современную химию, медицину, физику - наверное, не потому, что маршал Валленштайн (за полтораста лет до Гейне) оставил после себя безжизненную пустыню. Русская потрясающая, брызжущая талантливость - плод гигантского внутреннего напряжения русской культуры, ставшей синтезом ценностно антагонистических влияний: скандинавского, западноевропейского, византийского, ордынского, исламского, еврейского, кавказского... Синтез получился неустойчивый, национальный тип - психологически внутренне противоречивым, употребляя выражение Достоевского, "шатким". Такая культура гениальна, но разброс гениальности колоссален: "икона и топор", Толстой и Нечаев. (Лучше всего эта тема разработана у Григория Померанца.) Энергетика "расшатанной" культуры, вольтова дуга между плохо ладящими между собой кусками традиции, с одной стороны, безостановочно рождает платонов и невтонов (в количествах, сравнимых с Афинами и Флоренцией), с другой - взрывает социум. Скрепляя вечно "плывущее" общество, государство лютует, мечется от деспотии к "оттепелям" и обратно - и давит, давит "крамольные" таланты. Поэтому русский мыслитель должен выбирать: быть ли ему с Великими Русскими Талантами или с Сакральным Русским Государством. Держава действительно (и талантливо) защищает общество от вечной тяги к Смуте. Но тогда, строго в духе Победоносцева и Леонтьева (Константина, не Михаила), главный враг России - Русская Гениальность. В этом случае надо не кичиться изобилием доморощенных талантов, но страшиться их. Можно быть на стороне гениев, но тогда твой исконный враг - это вседавящее государство. При сохранении традиционного, т.е. пренебрежительного (у нас Особый путь!) подхода к демократии и правовому государству честный мыслитель в России обречен на такое противоречие.
Выход из этого порочного цикла - в создании западных гарантий прав личности. В гражданском обществе "классовые противоречия" (их реальность никто не отрицает) снимаются напряженным творческим диалогом и отношения строятся по социальным горизонталям, а не по вертикалям, когда Начальство старательно лупит по всем выделяющимся головам, а Интеллигенция день и ночь готовит очередную Революцию. Поэтому нормальная современная русская литература (кстати, замечательная, вполне на мировом уровне) констатирует, что русский человек ничем не уступает западному в талантах, но его бич - русская администрация. Убери ее (на Марс, прицепив к НЛО) или перемести русского человека к иной администрации - и он поразит мир своими общественно полезными достижениями.
Вот так: начал делать отповедь умеренно-почвенническому манифесту, а получился умеренно-западнический манифест...
Дарья Гармоненко 