Т.Фельгенгауэр― Здравствуйте. Это программа «Особое мнение», меня зовут Татьяна Фельгенгауэр, и я рада приветствовать в этой студии главного редактора «Независимой газеты» Константина Ремчукова. Здравствуйте, Константин Вадимович.
К.Ремчуков― Здравствуйте.
Т.Фельгенгауэр― Страшная трагедия: в США, в Лас-Вегасе убиты по последним данным 58, ранены 515 человек. Один стрелок. И, вот, ИГИЛ* берет ответственность на себя за это страшное преступление, правда, власти говорят, что пока эта информация проверяется. Теракт. Вы согласны с тем, что это теракт, или нет?
К.Ремчуков― Ну, я не знаю, какое официальное может быть определение теракта, если убить там 50 человек из автомата и 400 ранить в массовом месте, не называть терактом. Конечно, это теракт. Но терактом, как правило, пытаются называть то, что идеологически мотивировано. То есть за терактом следует выдвижение, как правило, какого-то требования, политического как правило, потому что теракт является диким способом решения каких-то политических проблем. По крайней мере, так учит история терактов в последние 100 с лишним лет.
Я тоже видел, что в последний час пришло сообщение, что ИГИЛ (организация запрещена на территории РФ) взяло на себя ответственность, но доказательств этого нет, а количество за последние 5 лет стрельбы в Америке в кинотеатрах, в школах, в университетах огромное, и это было большой темой у Обамы в предыдущий президентский срок, когда он пытался запретить автоматическое оружие, собственно из которого и велась сегодня стрельба. Но он столкнулся с большим лоббистским сопротивлением со стороны торговцев оружием, потому что это много-многомиллиардные обороты, и они выступают категорически против, объясняя тем, что это защита американцев от преступников. При том, что там сотни миллионов стволов нелегально в обороте еще находятся и логика, вроде бы, есть, да? Преступники, даже нелегально имея сотни миллионов стволов в обороте, вооружены. А если людям ограничить право… Ну, это Америка.
Тем более напомню, что в свое время исходное право американцев на оружие – оно обуславливалось необходимостью народа защититься от государства, которое задумает узурпировать власть. То есть исходный тезис этого конституционного права американцев на ношение оружия был политическим: защита народа от узурпирующего власть государства.
Но прошли годы, всё меняется. Но, скорее всего, наступит такая точка, когда, наверное, Америка вынуждена будет скорректировать это базовое право американцев на ношение и использование оружия.
Т.Фельгенгауэр― Вот этот случай страшный (его уже называют самым массовым расстрелом) может стать такой точкой?
К.Ремчуков― Трудно сказать, потому что этот случай трагический случился в момент, вот, на данный момент пока наивысшего противостояния и раскола в американском обществе. Американское общество расколото, повестка половины американского общества – это убрать Трампа, повестка другой – это поддержать Трампа и убрать тех левых либералов, как их называют, носителей космополитических ценностей, которые ведут Америку в ад. Последние все социологические опросы показывают, что 2⁄3 американцев считают, что Америка зашла слишком далеко с точки зрения толерантности и, как бы, глобальных ценностей, и требуют отказа от той практики, которая складывалась в последние десятилетия.
Другая же часть так же неистово борется и считает, что нельзя останавливаться ни перед чем в отстаивании своей точки зрения о том, что Трамп противоречит как раз сущности американских ценностей. Поэтому расколов много…
Я, вот, недавно был опять в Америке и в разных средах, включая студенческие, должен сказать, что изменилась интеллектуальная среда даже за последние 2-3 года. Сейчас последний опрос показал, что каждый пятый студент считает, что если тебе не нравится позиция выступающего в университете человека, то ты вправе применить насилие.
Т.Фельгенгауэр― Боже!
К.Ремчуков― Такого не было. Это началось несколько месяцев назад в активной форме, когда такие, протрамповские спикеры… Янопулос, в частности, хотел выступить в Беркли, его не пустили и студенты устроили демонстрацию. А потом всё больше и больше, и сказали, что нам не нравится его точка зрения и ему не должно быть…
Сейчас даже профессора некоторые жалуются, потому что по закону, ну вот допустим, того же Калифорнийского университета Беркли, если вас приглашают не преподаватели, а, скажем, вы как студент или аспирант, то требуется 8 недель на то, чтобы обработать и дать это разрешение. А пригласить вас непосредственно выступить могут только по-английски называется faculty members.
Поэтому я думаю, что вот это показатель вот этой нетерпимости, которой не было никогда. Все-таки, и мы воспитывались, что университеты – это та среда, в которой могут выступать инакомыслящие. Сейчас этого нет, потому что, как считается, на большинстве кафедр таких ведущих вузов находятся либералы, и либералы, члены факультета не подписывают приглашения спикерам, которые могут придерживаться другой точки зрения.
Поэтому в этих условиях… И если говорить о медиа в целом, о каналах, которые стали занимать исключительно партийную позицию, критики социальных медиа, которые может блокировать сообщество людей, которые выступают с другой точкой зрения, я думаю, что в этой атмосфере принять какое-то консенсусное решение невозможно. А здесь требуется, все-таки, консенсус элит, потому что право на оружие – это одно из центральных прав американской демократии.
Т.Фельгенгауэр― Успеем до перерыва еще одну российско-американскую тему. Прибыл в Россию новый посол США господин Хантсман. Как вы считаете, ждет его непростая каденция?
К.Ремчуков― Каденция – это срок?
Т.Фельгенгауэр― Да-да-да, его срок.
К.Ремчуков― Я думаю, что его ждет очень непростая каденция, тем более что он сделал много уже заявлений таких, которые предполагают непростой характер его пребывания в качестве посла. В частности, он заявил о том, что он будет активно встречаться с представителями гражданского общества, с теми, кто недоволен существующим режимом. Пока ни одному послу (тоже интересно будет, получится ли у Хантсмана или нет) не удавалось такое сделать.
У нас был такой посол британский Брентон, по-моему, с 2005 года. У меня были с ним хорошие отношения. Вот, он решил, что он будет ходить на все мероприятия оппозиции, и тогда была активная фаза нашистского давления на них. Его забрасывали. Он был отключен полностью от каких-либо контактов в медиа. Очень переживал, потому что это был, на самом деле, один из людей, которые глубоко любят Путина и который считал, что должно быть.
И я с ним, когда мы провожали его (закончился срок), и он выпил и говорит, что пригласил его Тони Блэр перед поездкой сюда. Ну, я говорю: «Господин премьер-министр, какие ожидания на мой счет?» Он говорит: «Вы знаете, если удастся улучшить отношения с Россией, хорошо. Но главное – не ухудшить». И он говорит: «Я уезжал с такой легкой душой. Думал, господи, не ухудшить отношения, которые сложились». Но когда он уезжал, они были страшно испорчены, и одним из аспектов было вот это.
Потом был Макфол американский, который тоже продемонстрировал некую недипломатическую стилистику отношений. Он активно использовал Twitter, как мы помним. А дипломаты – все-таки, это консервативные.
Т.Фельгенгауэр― И продолжает.
К.Ремчуков― Нет. Ну, все-таки, на посту. Одно дело, ты профессор университета Стэнфорда, да? Это одно дело. Другое дело, послы – это замкнутый, консервативный отряд таких меченосцев, кастовый. И когда, условно говоря, все послы придерживаются вот этой кастовой закрытости, а один твитит о том, что сегодня произошла встреча, это не пошло. И поэтому Макфол уехал, тоже не сильно вписавшись в отношения с МИДом.
Поэтому Хантсман – посмотрим. С одной стороны, ожидания, что он, все-таки, какую-то миссию Трампа в отношении России реализует. А с другой стороны, конечно, с такими заявками слона не продашь.
Т.Фельгенгауэр― Конечно, одно из главных международных событий – это голосование в Каталонии, референдум о независимости. Как вы оцениваете то, что происходило в регионе? И комментарии интересные: они такие, довольно, если посмотреть на Еврокомиссию, очень сдержанные и довольно долго вообще там все молчали. Они не знают, как реагировать?
К.Ремчуков― Ну, до какого-то времени были сдержанны, пока не заявили о том, что они не признают референдум (1,5-2 часа назад это сделали). Поэтому это уже высокий уровень определенности.
Референдум – это очень интересное слабоосвоенное современной демократией оружие. Там кроме Швейцарии, которая по любому поводу референдум проводит, успешно решает вопрос о том, как дорога пойдет, откуда воду брать, стоит ли потратить лишних 25 миллионов швейцарских франков на то, чтобы 3 дерева оставить в покое и обойти, и это будет цена, нету таких успешных.
Обычно власти используют референдум, когда уверены в своей победе. Так было в Великобритании. До такой степени сомневались власти Англии, что никакого Брексита не будет, что ничего не произошло.
Были случаи, когда на референдум пытались выставить Конституцию Европейского Союза, и мы помним, что Голландия и вслед за Голландией, по-моему, Франция (ну, могу с Францией ошибаться, но Голландия точно) не приняли. Они тут же другое – не Конституцию Европейского Союза, а парламенты голосовали и приняли то, что называется Лиссабонским договором.
Мы проводили референдум «Да-Да-Нет-Да» — это накануне распада в 1991 году. Но не прислушались к этим высказываниям.
Современная демократия, вот, в частности, английская, британская учит нас, что если… Сейчас уже многие одумались, сейчас бы, я думаю, результат референдума по Брекситу был бы «Британия остается». Но таков закон уважающей себя демократии, что если проголосовали, то нужно вести эти тяжелые переговоры вполне возможно с большими издержками по выходу.
Испания. Не признавать. Ну, я пока не вижу вот этого вот… Ну, для меня это тупиковое, как бы, направление, потому что вообще, осмысливая все эти референдумы, право нации на самоопределение… Это же закреплено в документах ООН, с одной стороны, право нации на самоопределение, с другой стороны, территориальная целостность.
Конечно, мне сложно представить, как будут развиваться события в Испании, потому что когда такая монолитность, 43% участвовало в этом референдуме, больше 90% проголосовали за выход… Даже если это признавать (а это признавать будут незаконным проведением), всё равно это, ну, как в современной европейской демократии ты сталкиваешься с такой позицией людей? Как это реализовывать без последствий, без того, чтоб не наступило счастье на улице басков, которые давным-давно хотели точно так же отделиться, я не представляю.
В советской нашей истории это тоже опасная вещь, потому что Ленин использовал идею права нации на самоопределение исключительно в политических целях для того, чтобы ослабить царский режим, который ему казался монолитным. Тогда была введена концепция «Россия – тюрьма народов», и для того, чтобы привлечь очень слабенький, малочисленный пролетариат и партия ничтожная, для того чтобы привлечь национальные окраины для своей революционной борьбы, Ленин придумал эту фишку с правом нации на самоопределение вплоть до отделения для того, чтобы дать приманку всем этим мусульманским, среднеазиатским народам и кавказским народам выйти из России и тем самым поддержать революцию.
Сразу же Финляндию и Польшу выпустил Ленин из состава российского государства. Потом всё забуксовало, было не так всё хорошо. И, конечно, мы видим, что это мины замедленного действия с федеративным устройством нашей страны.
При этом у нас есть Крым, который поддержи мы сейчас или… Признай Запад референдум, автоматически признается и Крым. Потому что как там и там Конституция государства не разрешала проводить референдум, и если вдруг испанцам сказать в Барселоне, что «Ну, хорошо, ладно. Это, конечно, нарушение, но раз вы так единодушны, то давайте мы вас услышим». Тогда почему Крым нельзя? Потому что там единодушие тоже высокое со всеми нарушениями процессуальными проведения. Но самое главное, что Конституция Украины не разрешала, я так понимаю, Крыму проводить референдум с такой темой.
Собственно, и у нас никто не может. Это общее правило, что вопрос территориальной целостности решается на общенациональном референдуме.
Т.Фельгенгауэр― Конечно. И у нас есть случаи уголовного преследования граждан, которые говорят про федерализацию Сибири, Кубани. Не важно. У нас много регионов, которые, может быть, тоже хотели бы провести такой референдум.
К.Ремчуков― Да, особенно там, где этнические, религиозные меньшинства. Там какие-то Тува, Якутия – там очень много таких настроений. И самое главное, они не относятся к русскому миру напрямую в русле той идеологии, которая проводилась, да? У них другой мир. И поэтому…
Это взрывоопасная тема. И я, вот, слышал (ну, мне нравится) сейчас обмен мнениями по поводу футбола, поскольку ярчайшей жемчужиной Каталонии помимо всего является «Барселона», да? Поэтому Английская Премьер-лига уже сказала, что если их откуда-то там исключат, мы с удовольствием примем в Английскую Премьер-лигу их играть в футбол. Но сейчас, вот, я к вам ехал, уже FIFA, Международная Федерация Футбола сказала, что если какие-то санкции в отношении этих клубов последуют и их исключат из Чемпионата Испании (а имеются в виду «Эспаньол», «Барселона» и «Бетис»), то они запретят сборной Испании играть на Чемпионате мира по футболу в Москве. То есть никто не хочет, чтобы всё это разбегалось и было политизировано.
Но там юристы, там какая-то статья есть 1.5.5, которая, все ожидают, будет приведена в Конституции в действие с роспуском парламента, с отставкой правительства, с проведением всеобщих выборов. Для того, чтобы этот кризис надо решать сейчас с новой легитимностью избранных органов. Поэтому я думаю, будем смотреть внимательно.
Т.Фельгенгауэр― То есть пока не очень понятно, есть ли какой-то если не хороший, то хотя бы приемлемый выход из сложившейся ситуации?
К.Ремчуков― Ну, правовой. Мы видим, что…
Т.Фельгенгауэр― Сейчас что? Мяч на стороне Мадрида? Мы ждем, что скажет Мадрид?
К.Ремчуков― Я думаю, что Европейский Союз занял позицию, что он не признает, и Мадрид занял позицию. При этом если поначалу еще власти Каталонии говорили, что им нужно 48 часов для заявлений, то сейчас они сказали, что 24 часа. Через 24 часа, я думаю, мы услышим их решение, которое будет базироваться на результатах этого референдума.
Это конфликтная ситуация. Их, конечно, никто не признает, но это политический кризис в Испании с отставкой правительства и парламента. Это новые выборы, новая повестка этих выборов. Наверное, новая серия этой драмы.
Т.Фельгенгауэр― Если взглянуть на Евросоюз, было потрясением голосование по Брексит. Теперь – Каталония. Как-то, вот, это объединение европейских стран – оно, может быть, уже и не нужно? Может быть, как-то не в состоянии переварить это?
К.Ремчуков― Ну, вы знаете, дело в том, что, ведь, исходный-то мотив всегда был в Европейском Союзе создать экономические предпосылки для более эффективной торговли. Потому что огромное количество издержек на границах, вот эти таможенные барьеры, нетарифные барьеры. Всё это приводило к тому, что в цену товаров и услуг в Европейском Союзе включались все вот эти таможенные барьерные издержки, и они были менее конкурентоспособны как с Америкой на многих рынках, так не говоря уже об Азии. Поэтому сама по себе идея Европейского Союза, исходный мотив был, конечно, экономическая эффективность – создать предпосылки для того, чтобы вот этот большой рынок в несколько сотен миллионов человек мог успешно конкурировать с другими центрами экономической силы.
Потом все поняли, что помимо простых каких-то действий потом начинается усложнение. Как только начинается усложнение, появляется политика, потому что многие осложнения нельзя преодолеть без политики, потому что это политический выбор. Тогда начинает звучать политическая необходимость, и Европейский Союз двигался фактически в сторону Соединенных Штатов Европы. Это должен быть сильный политический орган, это должны быть законодательные органы и они как-то балансировали между национальным и наднациональным уровнем. С этим Брекситом всё, конечно, у них поломалось.
Но вот эту идею, которой там почти 60 лет… В 1958-м году, по-моему, Римский договор был заключен. ...мне кажется, европейцы так легко не отдадут, и французы… Вот сейчас французский президент хочет стать лидером новой волны интеграции Европы вокруг каких-то идей. И то, что Меркель переизбрана, это тоже фактор, потому что Меркель тоже один из столпов этой единой Европы. Поэтому я думаю, у Макрона не так много карт выигрышных на руках, и это одна из них может быть. И Меркель обрела легитимность. Хотя, сложности с формированием правительства известны, но тем не менее.
Поэтому я думаю, что, все-таки, Европейский Союз останется. Будет испытывать сложности, но преодолеет их, потому что идея европейцев – это, все-таки, идея объединения и унификации, снятия барьеров и границ. Это европейская идея.
Т.Фельгенгауэр― Это прекрасная идея, но на деле мы видим, что ведущая экономика – Германия, держится всё на Германии, Франции, до определенного момента на Британии. А стран-то гораздо больше, и проблем меньше не становится.
К.Ремчуков― Ну, проблем-то… Нормальные люди, нормальные страны не боятся проблем. Просто новые проблемы по-новому видятся, и ищется новый инструмент решения этих проблем. Потому что очень часто ты даже не понимаешь, что это есть проблемы. Или иерархия проблем меняется.
Например, в Европейском Союзе в течение десятилетий ключевой целью звучало выравнивание уровня социально-экономического развития регионов, поэтому там достаточно мощный был региональный блок. Выравнивание уровня доходов людей, которые живут. Вот, пока у тебя есть вера… А как ты решаешь эту проблему, если у тебя нет денег? За счет перераспределительного механизма европейского бюджета. И германцы финансируют все эти процессы.
Т.Фельгенгауэр― И Германия держит весь Евросоюз.
К.Ремчуков― И вдруг проходит какое-то время, и в самой Германии сейчас, ведь, выборы показали, что там из Восточной Германии люди считают, что они живут намного хуже, чем Германия Западная. Поэтому, конечно, там настроения сепаратистские, они говорят: «Нафига нам кормить кого-то из Европейского Союза?» Это сложно, но, мне кажется, сложностей бояться не надо. Есть какие-то ценности, которые позволят преодолеть эти сложности.
Т.Фельгенгауэр― Экспертный совет Высшей Аттестационной Комиссии рекомендовал лишить министра культуры Владимира Мединского ученой степени доктора исторических наук. Ну, о ненаучности его диссертации очень много говорили, это был настоящий скандал. Вот сейчас есть решение пусть и промежуточное, потому что мы ждем президиума ВАК 20 октября. Тем не менее, это событие важное.
К.Ремчуков― Да, это большое событие. Мне кажется, оно в той же линейке событий, которые за неделю произошли: я имею в виду избрание президента Академии наук, когда академики продемонстрировали достоинство и уважение к собственной профессии, к собственной голове, к собственным званиям, регалиям и выбрали того, кто им был ближе, а не того, кого им настойчиво нашептывали, который был более удобен властям.
Сейчас — Экспертный совет. Это институт очень важный в системе ВАК, потому что ВАК, если нет… То есть процедура какая? Кроме тех вузов, которые получили право… Первыми были МГУ и Петербуржский Университет, потом в этом году добавили еще там полтора десятка вузов, которые имеют право без ВАК обходиться.
Так вот основная масса вузов без ВАК не обходится. Но защищаешься в Ученом совете, и именно Ученый совет присваивает ученое звание. Потом документы направляются в ВАК, и, как правило, ВАК следит за формальной стороной, публикациями, когда диссертация была доступна в библиотеке и онлайн, отзывы ли правильные и так далее. То есть формальные вещи. И в последнее время новые правила были года 3 назад, по-моему, переписаны. Они очень жестко соблюдаются.
Экспертный совет – это инстанция, которая по специальности может содержательно вглядываться в сущность диссертации. Обычно ВАК не вглядывается содержательно, они доверяют. Ну, кроме каких-то случаев, если там 7-6, например, счет или 8-7. Ну, видно, что какая-то борьба, и почти половина членов Ученого Совета была против присуждения ученой степени. Тогда эксперты подключаются, как правило 2, и они такие, черные оппоненты, их никто не знает и они пишут свои заключения, что там с точки зрения научной новизны, плагиата и так далее.
Дезавуировать решение Экспертного Совета ВАК по содержательным научным основаниям, с моей точки зрения, невозможно, потому что, собственно, ВАК и создал по каждой дисциплине те экспертные советы, которые обладают той исходной предметной компетенцией для вынесения суждения.
Т.Фельгенгауэр― Но при этом Экспертный совет – это не высший арбитр.
К.Ремчуков― Нет, это именно эксперты, это те люди, у которых есть компетенция. А Президиум – он состоит из ученых, которые представляют разные науки. У многих нету предметной компетенции. У них есть здравый смысл, общие регалии, но предметной компетенции в данном случае в вопросе истории нет. Поэтому как может академик… Ну, я не знаю, какой состав там в этом Президиуме, но, условно говоря, академик сельхознаук или, там, геолог содержательно спорить с академиком-историком, который получил свое академическое звание и который проголосовал за то, что эта работа не соответствует требованиям, предъявляемым к научным работам, идущим на соискание ученой степени доктора исторических наук. Если это так… Мы посмотрим же решение: наверное, оно же будет тоже так же публично доступно нам, чего эти эксперты сказали. Но представить себе ситуацию, при которой президиум Академии наук, который не состоит из специалистов в этой области, дезавуирует решение, к которому пришли специалисты в этой области в ВАК, нельзя. Тогда либо надо разгонять экспертов, но тогда это уже политическое дело, тогда нужны и аргументы. При той публичности, которая сейчас есть, я думаю, это невозможно. Это невозможно. Мне кажется, что вот… Я говорю, что проснувшееся достоинство ученых – это очень важная вещь, и мы все должны быть заинтересованы в том, чтобы ученые блюли свою этику и свои представления о том, что, вот, чего-чего, а свободу твоего суждения у тебя никто не может отнять.
Т.Фельгенгауэр― Это очень интересно, потому что в какой-то момент уже создавалось впечатление, что да, Диссернет замечательно работает, да, вы посмотрите, сколько разоблачений, это прекрасный проект. Но смотрите: как только речь зашла о федеральном министре, всё, извините, но этого человека трогать нельзя. Было такое ощущение, что, вот, у него, видимо, есть какая-то защита.
К.Ремчуков― Нет, ну я, вот, вам говорил, что по новым вот этим правилам ВАК очень большое значение уделяется в том числе оформлению работы, списку литературы, своим публикациям. Поэтому если там недостоверности, там человек указывает, например, «У меня 5 монографий на эту тему», да? А у тебя не 5 монографий, а 5 глав в других монографиях. То это не небрежность, а может считаться достаточно существенным искажением требований, которые предъявляются к работе такого ранга.
Ну, я говорю, я хотел бы посмотреть текст этого заключения экспертов, Экспертного совета ВАК для того, чтобы не гадать. Но мне кажется, что… Вот, по памяти я вспоминаю те претензии, которые были к диссертации, там много огрехов и такого свойства, которые при нынешней требовательности ВАК к диссертациям не позволяют работам проходить. Ну, просто не позволяют. И было бы странно, что всем не позволяют, а кому-то позволяют.
Но главное, что общественный фокус. Все-таки, одно из, как бы, свойств относительно демократического общества – это когда публичным становятся вот такого рода вещи даже в отношении людей, входящих во властные структуры. Тогда очень сложно использовать административный ресурс, поскольку… Ну, в тиши можно всё, что угодно делать. А когда тебя высветили вот таким фонарем как у вас в студии, ну, как ты будешь? Все-таки, все же живут более-менее в обществе даже внутри своей семьи, где требуются аргументы. Ну, чего ему сын скажет?
Т.Фельгенгауэр― Ну, вот тут тоже, видимо, еще играет роль, кто высвечивает этим прожектором, и на что этот прожектор светит. Потому что когда речь…
К.Ремчуков― Тань, все скандалы публичные последнего времени, когда прожектор высвечивал, мы видели, какой шок испытывали те представители элиты, которые оказывались в фокусе света. Строго говоря, мне кажется, это один из факторов, ну, политического влияния Навального, да? Вроде бы, у него очень узкий такой сегмент, вот, он борется с коррупцией, да? Но выясняется, что этот узкий сегмент каждый раз рушит политические и административные карьеры тех людей, которые туда попадают.
Т.Фельгенгауэр― То есть вы видите реальные последствия этих расследований Фонда борьбы с коррупцией?
К.Ремчуков― Да, и даже если непосредственно людей сразу не отправляют в отставку, мы видим, что, во-первых, они начинают беспробудно пить. Вот. Это сказывается на работе. Ну, сначала там коллеги поддерживают, ну, типа «А ты бы не запил, что ли?» Потом они негодуют, потому что они оказываются один на один, им редко кто помогает. Они же думали, что они часть какого-то проекта, в котором все дружно впишутся за тебя. Нет, за тебя никто не вписывается, ни телевидение, ничего.
Поэтому я думаю, что любой свет – это уже является очень сильным фактором нашей внутренней общественно-политической реальности.
Т.Фельгенгауэр― Коль скоро мы заговорили об Алексее Навальном, ждем мы, что там будет в Симоновском суде, где судят Алексея Навального. В Савеловском суде, где пока ничего так и не началось (а там должны судить Леонида Волкова). Как вы оцениваете вот эти поездки по стране? Где-то согласовывают, где-то нет, где-то это доходит до судов, в Питере будет, видимо, совсем жестко.
К.Ремчуков― Я думаю, что это стратегия Навального. То есть если исходить из того, что он вот так прямолинейно действует, исходя из трактовки Конституции, как он объясняет, нельзя. Потому что это определенная стратегия. Либо он будет продавливать, либо его будут снимать, сажать, убирать с этих пробегов. Но, видимо, какие-то цели, потому что всегда интересно… Вот, мне даже не сейчас (сегодня 2-е октября, да?), а что будет, когда у нас закончится формальная процедура допуска к президентским выборам? Числа, я думаю, 18 декабря. Ну, 17 декабря, да? За 3 месяца до выборов. Предположим так. Вот, что будет 18 декабря, вот, при такой раскрутке? Вот это интересно. Ведь, там же… Ну, я не верю в то, что всё происходит ситуационно. Есть определенный план участвовать в выборах, развернуты штабы. Человек ездит, власть с переменным успехом сопротивляется. Народу не так много собирается, но собирается. Поэтому…
У меня такое ощущение, что на сегодня, на 2-е октября у власти нет готового сценария и решения, что будет. То есть они обложились уже. Элла Памфилова, по-моему, 2 или 3 раза заявила, что его нету.
Т.Фельгенгауэр― Да, что нужно чудо.
К.Ремчуков― Но чудо у нас есть, оно имеет волшебную палочку, свисток и всё такое. Скажут: «А почему нет?» У нас же уже было чудо на московских выборах, когда прокурор объявил, что его всё, закрыли Алексея Навального. И потом тот же прокурор на следующий день…
Т.Фельгенгауэр― Он сказал: «Я передумал».
К.Ремчуков― Тот же, он говорит: «Слушайте, а я, оказывается, нарушаю избирательные права москвичей, которые готовы за него проголосовать. Ну, некрасиво нарушать, да?» Поэтому его оттуда вытащили.
Поэтому, вот, меня интересует, что будет на следующий день или в тот день, когда ЦИК сообщит о том, что он не допущен, предположим, да? Тогда тоже должна быть стратегия. Скорее всего, стратегия к этому идет: раскочегариться как бесспорный и единственный настоящий оппонент Путину…
Собственно, по его кампании это и видно: никто другой не ведет никакой кампании, ну, кроме самого Путина. Два человека, которые занимаются политикой, они ведут кампании, все остальные говорят о том, что они пойдут на выборы. Это, ну, неправильно. Все знают, что требуется время донесения мессаджей, позиционирования, отпозиционирования от других, чтобы Явлинский отличался от Зюганова, а Зюганов от Жириновского, а все вместе от Навального, а Навальный от Митрохина условно.
Поэтому времени катастрофически нет, а занимается политикой он. И если вот он, занимаясь политикой, не будет допущен, какая стратегия у его команды? Что они сделают? Вот эти 850 человек или по тысяче человек в разных городах каким-то образом должны будут объединить для протеста? Это каким-то образом будет воспринято миром с тем, чтобы делегитимизировать уже исходно после момента недопуска его к регистрации в качестве кандидата всех президентских выборов, и тем самым обессмыслить всю остальную президентскую кампанию вплоть до 18 марта?
Я не знаю. Я прошу своих журналистов выведывать, вот, когда они с ними общаются, потому что вот это мне самое интересное. Цель-то какая? Если участие в выборах, вопросов нет.
Т.Фельгенгауэр― Здесь будет в равной степени зависеть результат и от решения Навального, и от решения Кремля? Или не важно, что там себе думает Навальный?
К.Ремчуков― От решения Кремля, все-таки, больше.
Т.Фельгенгауэр― Спасибо большое. Это было особое мнение главного редактора «Независимой газеты» Константина Ремчукова. Ах, не успели мы книги, прошу прощения.
К.Ремчуков― Ну, в следующий раз.
Т.Фельгенгауэр― В следующий раз обещаем точно.
К.Ремчуков― Но пока эту книгу: «Это было навсегда, пока не кончилось», автор – Алексей Юрчак. Эта книга вам понравится всем (найдете в интернете). «Это было навсегда, пока не кончилось».
Т.Фельгенгауэр― И кончилась программа «Особое мнение». Счастливо!
Дарья Гармоненко 
Иван Родин 
