Андрей Морозов
Максим Дунаевский. «Во мне нет ничего раблезианского».
Фото Артема Чернова (НГ-фото)
- Максим Исаакович, песни вашего отца пела вся страна, ваши песни тоже пела и поет вся страна. Писать шлягеры – это наследственное?
═
– Наверное. Видимо, генетика срабатывает. Но я не обещал стать музыкантом. Музыкой стал заниматься только после смерти отца. Считается, что это поздновато, ребенка надо учить музыке раньше. Тем не менее что-то получилось.
═
– По рождению вы принадлежали к избранному кругу.
═
– Имея отца – выдающегося композитора, вошедшего в историю, и маму – очень талантливую балерину, можно назвать это хорошим происхождением. Я называю это «хорошей детской». Она дала мне возможность нормально развиваться.
═
– Можно ли сказать, что вы относились к так называемой «золотой молодежи»?
═
– Это скорее относится к моему старшему брату. Золотая молодежь – это дети генералов, высокопоставленных чиновников и членов ЦК партии. В мое время это уже по-другому называлось, клановости уже не было. Мой отец этого не принимал, поэтому я учился в нормальной школе и общался с нормальными детьми, совершенно разными по происхождению.
═
– Но жили вы в престижном композиторском доме в Газетном переулке.
═
– На сегодняшний день это не элитный дом.
═
– Но в сравнении с хрущевками Черемушек...
═
– В сравнении с Черемушками, конечно, да. Но все равно это очень старый сталинский дом. Организатором его строительства и председателем кооператива был мой отец. Он делал это потому, что нам нужно было где-то жить. Мы же очень долго слонялись по съемным квартирам. Самое ужасное, что он не дожил полгода до того, как мы получили эту прекрасную квартиру.
═
– В вашем дворе были хулиганы?
═
– Центр, в котором мы жили, был довольно-таки благополучным в сравнении с окраинами. Но у нас тоже были и хулиганы, и хулиганчики. Но что интересно – они меня уважали. Наверное, потому что я был демократичен. Вот вы сказали про золотую молодежь. А я никогда не любил ее, у меня друзья были из нормальных семей. С теми же хулиганами я играл в футбол и бегал во дворе. Они были постарше и всегда защищали меня.
═
– Вы были внебрачным сыном. Ощущали на себе «внимание общественности» по этому поводу?
═
– Конечно, но позже. Ребенком я этого не понимал. Потом прежняя семья подала в суд на признание меня недействительным.
═
– Это как?
═
– Ну нет меня на свете! В свидетельстве о рождение в графе «отец» был прочерк. Но благодаря стараниям Союза композиторов и Тихона Хренникова, которые знали, что наша семья давно существует и что мама – гражданская жена, появилось постановление Совета министров СССР о признании меня полноправным наследником, имеющим право носить фамилию отца. Потом был суд, который присудил мне долю в наследстве отца наравне с братом.
═
– Почему вокруг вашего отца в последние годы его жизни сложилась такая враждебная обстановка? Чем это было вызвано – завистью?
═
– Других причин почти не было.
═
– Почти?
═
– Может быть, они и были, но я о них не знаю. Я думаю, что он им очень надоел.
═
– Кому – им?
═
– Тем, кто спровоцировал всю эту травлю, а в последние годы была именно травля – фельетоны и разгромные статьи в газетах, письма в правительство. Как ни странно, первое «возмущенное» письмо было из Горьковской консерватории. Это как всегда у нас: кто-то должен был начать – «коллектив такого-то завода возмущен┘». Это письмо и развязало руки. Мой брат тоже попал в эту мясорубку, был причислен к золотой молодежи. Он, правда, общался с детьми высокопоставленных работников, но ничего противоправного, что ему приписывали, не делал.
Но и после смерти отца эти люди не могли успокоиться. Они распустили сплетню, что отец покончил самоубийством. Это было сделано специально, в советское время это было страшно. Помните, как пытались убрать из истории самоубийство Фадеева или Маяковского. Не может советский деятель искусства, воспевающий светлое коммунистическое будущее, покончить самоубийством! Отчего он это сделал? Какие такие причины? Поэтому самое страшное, что могли отцу сделать после смерти, – распустить эту сплетню. Умер он от сердечного приступа, будучи дома один, и некому было оказать ему элементарную первую помощь. Ни о каком самоубийстве он, конечно, не помышлял, у него было много творческих планов и работы.
═
– Правда ли, что песня «Широка страна моя родная» могла стать гимном Советского Cоюза? Но якобы Сталину не понравилась фамилия композитора.
═
– Я думаю, что это легенда. Это же не задокументировано нигде.
Кстати, отец никогда не встречался со Сталиным, хотя ему и приписывают придворность. Придворных Сталин всегда приближал, приглашал на обеды в Кремль. Дунаевский умер народным артистом РСФСР. Если бы он был придворным, то в 50 лет получил бы звание «народного» СССР. Сталин, как известно, мог присвоить любое звание, кому захотел бы, без всяких ступеней.
Так вот, однажды Сталин поинтересовался: «Почему у популярного композитора Дунаевского нет песен о Сталине?» Это сообщили отцу, и он срочно – это прозвучало как приказ – написал песню. Она была исполнена всеми солистами, оркестрами, звучала по радио. Сталин послушал ее и сказал: «Несмотря ни на что, Дунаевский – хороший композитор». У меня есть оригинал этой песни, честно говоря, она неважнецкая.
═
– Почему после фильма «Веселые ребята» отношения Дунаевского и Утесова стали напряженными?
═
– Не знаю, насколько они были напряженными, но горячей дружбы между ними не было точно. У отца был очень широкий круг общения, и в доме я видел много артистов, писателей. У него были тесные взаимоотношения с Булгаковым, они даже хотели написать вместе оперу «Рашель». К сожалению, это не состоялось. Но Утесов в нашем доме не бывал. Я тоже часто задавал себе вопрос: почему? Я с ним общался всего один раз, когда он был уже старенький, он все кричал тогда: «Смотрите, кто у нас в гостях! Это Дунин сын!» После его смерти я руководил его оркестром. Такая вот ирония.
После «Веселых ребят» они перестали работать вместе. Это о чем-то говорит. Мне кажется, что у Утесова была обида на отца. Не могу сказать, что это была зависть, ему нечему было завидовать – он был самодостаточный человек. Но, по-моему, была обида. Это же он привел отца в кино, отец стал популярным, «Веселые ребята» прославили его. Утесов, наверное, считал, что отец не воздал ему всех почестей за это: «Леонид Иосифович, вы столько сделали для меня! Вы – мой учитель, вы – мой проводник!» Отец был нормальным, воспитанным человеком и, конечно, благодарным. Но он никогда ни перед кем не преклонялся.
═
– А что вы можете сказать о своем характере?
═
– Кто-то из мудрецов сказал, что люди по характеру похожи либо на яйца, либо на персики. У яиц скорлупка твердая, но когда ее сломаешь – яйцо все вытекает. Персик же можно долго жать, он такой мягкий, но когда доходишь до косточки, то разгрызть ее невозможно. У меня характер скорее, как у персика.
═
– Меня удивило, что вы часто сетуете на то, что не умеете сочинять современные шлягеры.
═
– Я не желаю делать то, что сегодня навязывается публике. Любому молодому аранжировщику можно дать мелодический рисунок, и он сделает из него клубный танцевальный хит. Это говорит о том, что все это ерунда. Творчество ли это? Хочется ли мне это делать?
═
– Но это же деньги.
═
– Деньги я тоже зарабатываю. Когда меня просят написать красивую песню, я пишу ее с удовольствием.
Я почти десять лет прожил в США и хорошо знаю их музыкальный мир. Там есть клубная танцевальная музыка, ее пишут всякие мальчики. Есть такие монстры, как Сантана, он делает мировые хиты. Есть великие исполнители – Хьюстон, Мэрайа Керри, они имеют свою нишу в мелодической музыке. Есть мелодический рок, а есть рок, который бьет по ушам. Все имеет свою нишу. У нас же ничего этого нет. У нас какой-то один смешанный мутный поток.
Вот было небольшое время «Тату», попытка интеграции нашей поп-музыки в мировую. У них была приличная музыка, классно написанная и также классно сделанная. Без этого «класса», поверьте, ни одна фиговина на Западе не пройдет.
═
– Вам что же, нравится «Тату»?
═
– Они мне не могут нравиться, потому что мне нравится другая музыка. Но я понимаю, что там все хорошо сделано. Может быть, это было случайно. Но это был первый шаг! Это же был первый мировой психоз по поводу нашей группы! За ними нужно было немедленно идти другим. Почему-то этого не происходит, какой-то тормоз срабатывает. Никто не пошел за ними, опять все уперлось в нашу «частушку» внутреннего потребления.
═
– Вас не смущает, что наша эстрада практически безголосая?
═
– На эстраде не обязательно быть обладателем роскошного вокала. В поп-музыке я считаю главным – тембральность, узнаваемость. Это гораздо важнее. Утесова можно узнать из тысячи. Марк Бернес – это вообще самодеятельное пение, костровое, под гитарку. Но как только он начинал петь, все сразу узнавали его и узнают до сих пор. Разве у Бьорк есть голос? Нет. Но она узнаваема.
═
– Значит, важна энергетика?
═
– Вот вы правильно сказали – энергетика. Нужна узнаваемость, характерность. Это важнее. Ну и, конечно, музыкальность. Чтобы стать хорошим исполнителем в поп-музыке – иметь голос не главное. Но петь надо обязательно без фонограммы. Какая может быть энергетика, когда поют под плюсовую фонограмму? Многих исполнителей я начал уважать только после того, как побывал на их концертах и услышал их «живьем». Представьте, я не любил Элтона Джона до того, пока не услышал его на концерте. Также после «живого» концерта Эрик Клэптон стал для меня самым лучшим музыкантом. Но все это после их концертов, когда я почувствовал их энергетику.
═
– Говорят, что в вас есть что-то раблезианское. Так ли это?
═
– Во мне нет ничего раблезианского. Я люблю жизнь в нормальных ее проявлениях, без всяких преувеличений: если поесть – то нормально, по-человечески, не обжираясь; выпить – то же самое. И в человеческих взаимоотношениях предпочитаю соблюдать меру.
═
– В будущем году вам исполнится 60 лет. За это время вы успели шесть раз жениться. Не многовато ли?
═
– Согласен. Многовато. Но что делать, так сложилась судьба. Мы говорили о романах отца, а в то время очень трудно было жениться-разводиться. За это могли предать анафеме, «облико морале»! А я живу в то время, когда это не предосудительно. Но это скорее мой недостаток, чем достоинство. Наверное, я хотел, чтобы было по-другому, но не получилось. Каждый раз молодые порывы мешали мне сделать брак устойчивым. Надеюсь, что последний брак будет действительно последним.
═
– Правда, что со всеми бывшими женами вы поддерживаете отношения?
═
– Да. Это говорит о том, что никакой большой ошибки не было. Ведь бывает, что люди расходятся и видеть друг друга не хотят.
═
– Или имущество делят.
═
– Мы тоже делили. Но добровольно. Я оставлял и квартиры, и машины, и т.д. Но это я делал в знак благодарности, а не потому, что было решение суда.
═
– И все начинали с нуля?
═
– Да, каждый раз почти с нуля начинал жизнь. Но подчеркиваю, что делал это добровольно и мне было хорошо, что я не обездолил человека. Думаю, что это оценено, и со всеми бывшими женами мы остались хорошими друзьями.
═
– В 1991 году вы уехали в США, потому что тут все надоело?
═
– Мне здесь не надоело. Просто в то время тут все заглохло. Нужно было что-то делать. Никакого самовыражения не было, если говорить о творчестве. Да и деньги тоже нужно было зарабатывать, а тут зарабатывать было не на чем. Я человек решительный и, поворачивая свою жизнь, никогда не жду милостей от природы.
═
– То есть вы уезжали без мыслей там остаться?
═
– Я поехал посмотреть, что там и как, наделся что-то там сделать. У меня был маленький контрактик вместе с Леонидом Дербеневым. Какие-то денежки мы там заработали, а потом я решил попробовать писать музыку для кино, были какие-то продюсерские проекты. Без дела я там не сидел, но сказать, что там прижился, – нельзя. Это исключено. Некоторые наши режиссеры, актеры или композиторы говорят, что там они стали о-о-о! И что контрактов у них там много, и что Голливуд – их родное место. По-моему, это неправда. Мы можем там только краем зацепиться.
А в России постепенно стали возрождаться кино, театр. Возник интерес к профессионалам. Кино стали снимать режиссеры, а не осветители, музыку писать композиторы, а не звукоинженеры. Понимаете, мне хорошо там, где я могу самовыражаться, могу заниматься своей профессией, где меня понимают, где я нужен.
Дарья Гармоненко 
