Юрий Соломонов
Протесты 1998 года. Шахтеры пока лишь стучали касками по брусчатке, сложенной из «оружия пролетариата». Фото Reuters
На вопросы ответственного редактора приложения «НГ-сценарии» Юрия СОЛОМОНОВА отвечает Сергей ВОРОБЬЕВ, президент консалтинговой компании Ward Howell, один из создателей и сопредседателей клуба состоятельных предпринимателей, активисты которого почти 17 лет назад решили написать все возможные сценарии развития России до нынешнего года.
– Сергей Ильич, как известно, из трех написанных сценариев победил наихудший...
– Но «наихудший» – это не качество самого сценария, а один из возможных для России вариантов движения. За эти три года мы ходили и по первому, и по второму пути. Но, как показывает сегодняшняя жизнь, мы осваиваем третий, наихудший маршрут. Мы же не гадали и не предрекали, не опрашивали астрологов. Мы рассчитывали три возможных пути с учетом множества экономических, политических, социальных и прочих факторов, условий, ситуаций, возможностей выбора и т.д.
– Как в 1998 году вдруг у вас, весьма успешных людей, родилась такая идея?
– Все было очень просто. Как помните, случился дефолт. Экономика, можно сказать, рухнула. Собрались мы группой примерно в 10 человек в офисе компании «Тройка Диалог». Чтобы обсудить, как быть нам, «отличникам капиталистической экономики», если пропадает будущее. Мы же кое-чего действительно добились – каждый в своем бизнесе. Причем играя по правилам.
А тут с исчезновением правил пропадало и будущее. Собирались два раза, разбирали какие-то частности. И вдруг Володя Преображенский сказал: «У меня есть некоторый сценарный опыт и даже наработки. Давайте попробуем прописать разные варианты будущего».
А сценарий отличается от прогноза тем, что ты видишь точки бифуркации и думаешь, как и чем повлиять, чтобы процесс пошел в желаемом направлении. Володя сказал, что опыт написания сценариев оказался успешным в ЮАР, а также в компании «Шелл».
Короче, инициатор был наказан тем, что стал командовать сценарной группой, и заявил, что денег за это он не потребует. Сам процесс описывать в интервью тяжело, потому что это сконцентрированная, методичная, наукообразная работа. Вначале потребовалось огромное число всевозможных данных по самым разным направлениям. Потом путем фокус-групп определить, какие направления важны больше, какие меньше. Затем определяются ключевые факторы, которые уже дают возможность определенных гипотез развития... После соответствующей обработки такое «сырье» выносится на обсуждение группы, скажем, в 100 человек. Эта сотня формируется по классификатору так, чтобы приглашенные люди вместе представляли необходимое знание. Скажу сразу: были структуры, представители которых были исключены из работы.
– Почему?
– Потому что требовались те люди и те структуры, которые способны быть движущей силой будущего. Интересно, что отбрасывались и энергичные представители, которые не знали сомнений. Всезнайство плохо влияет на общую атмосферу и определение выбора.
Дальше шла работа с гипотезами. Что-то отбрасывалось, что-то, наоборот, – рождалось. В итоге родились те самые три сценария.
– А почему возник именно 2015 год?
– Потому, думали мы, что к 2015-му наши дети достигнут того активного возраста, в котором мы пребывали в 1998-м. Нам было важно прописать варианты развития страны как раз до нынешнего года, когда наши дети будут в возрасте активной самореализации и смогут сделать свой выбор – где и как жить и работать.
Этот «детский» подход отразился и на стилистике трех сценариев.
Позитивный сценарий давал возможность нашим ребятам самим выбрать для жизни Россию, имея при этом возможность жить где угодно. Отсюда некоторые названия этого сценария, на манер детской книжки: «Бегемот, который сам выбирается из болота», «Трава, пробивающая асфальт».
Но уже для его запуска нужны были такие взрослые вещи, как реформа власти или общественный договор. Потому что если в государстве субъекты имеют возможность договариваться и понимать друг друга – власть, бизнес и гражданское общество, – тогда эта модель становится устойчивой и развивающейся.
Но мы уже в то время, как и сейчас, видели и имели лишь один действующий субъект – власть. А уже она рассматривала бизнес и общество как объекты.
Нейтральный сценарий, конечно же, напоминал «Сказку о потерянном времени»: все вроде бы движется, возможно, даже в правильном направлении, но гораздо медленнее, чем это происходит в динамичных странах. Причины самые разные. А вывод с точки зрения будущего детей был сделан такой: пусть уедут туда, где атмосфера позволяет интереснее жить. Мы же останемся домоседами, заодно изнутри посмотрим, что будет с Россией дальше.
Но дальше, как вы уже знаете, наступил негативный сценарий – там черным по белому было предсказано возрождение имперских амбиций со всеми вытекающими отсюда опасностями и бедами. Так же было описано упорное стремление повторять ошибки прошлого. Недаром сценарий предлагалось назвать: «Последний бросок на грабли», «Отравленные грабли», «Последний имперский бросок».
Грустно отмечать, что мы задолго до сегодняшних дней предупреждали, почему опасны патернализм, грезы об империи, крики о величии и неповторимости свой необыкновенной страны, вместо желания и способности учиться быстрее, чем конкуренты. Посему совет сценаристов был прост: тем, кто не хочет в этом участвовать, лучше уехать вместе с детьми.
А сегодня уже очень трудно назвать пустыми фантазиями вот такой фрагмент негативного сценария: «Поначалу начнется рост ВВП, может быть, даже по 4% в год – государственная мобилизация умеет быть весьма эффективной. Но затем неизбежен долгий и мучительный спад. Весьма вероятно, что уже за железным занавесом, который будет возведен по обе стороны российской границы. Внутри – самой властью, снаружи – мировым сообществом».
– И вы решили на этом закончить рассчитывать варианты будущего?
– Пусть попробуют другие. Может быть, ими следующий этап будет рассчитан как-то иначе, затем его обязательно учтет власть, и что-то пойдет в лучшую сторону.
– Кто же преемники?
– Ассоциация выпускников «Сколково». Вот они, молодые, им в среднем по 35 лет. Мы как раз за этот проект брались в их нынешнем возрасте.
– Вы уверены, что они с таким же задором, как вы, возьмутся за такое, я бы сказал, не очень практичное дело – создать аналогичный «Клуб 2030» и рискнуть предсказывать нынешней России ее будущее?
– На момент «передачи дел» я увидел этот задор. Дальше – время покажет.
– Вы как-то отрешенно сказали. Что сегодня чувствуете – усталость, разочарование?..
– Точное описание того, что чувствую, я сделал летом прошлого года, когда я отвечал на вопросы одного издания. Тогда я говорил примерно следующее.
 |
| Чем выше цены, тем красивее и богаче экспонаты еды в музеях-магазинах России. Фото РИА Новости/Reuters |
Для меня проект был зацикленной историей. Мы в нем так жили и так осмысливали каждый шаг, что сейчас, вспоминая это, понимаешь: на новый цикл нужны свежие и молодые люди. В 35 ты весел, азартен, целеустремлен, что понимаешь, что пишешь этот сценарий в каком-то смысле для себя, своих близких. А когда выходишь за пределы 50 лет, то признаешься себе же: надо сместиться в сторону и уступить место молодому продюсеру. Он должен стать тем, чем ты был тогда, в начале 15-летней работы. То есть перспективный наследник тот, кто понимает, что он это исследование затевает для себя и своего поколения. В этом главный приоритет молодости.
В группу, которая, надеюсь, появится, могу прийти и я. Но не для того, чтобы быть ее мотором.
– Но почему бы не поделиться опытом?
– Во-первых, потому, что я все это однажды уже придумал. Идея сидит в моей голове, и вряд ли сейчас я смогу оторваться от нее на нечто совершенно иное, необходимое для новых этапов прогнозирования. Но опытом мы поделимся – безусловно.
Во-вторых, мы свою задачу выполнили. То, что предсказывали во всех трех сценариях, сбылось.
В-третьих, результат нас не обрадовал: страна за этот период пришла совсем не туда, куда ей нужно и должно было бы прийти. И такие шансы у нее были. Мы в этом убедились, исследуя, рассчитывая каждый этап движения, каждый поворот.
– А что тогда можно сказать о практической полезности такой работы? Можно из нее извлечь пользу для сегодняшнего дня?
– «Клуб 2015» возник не только и не столько из-за сценариев. Он для нас – одна из пока еще немногих самодеятельных ячеек гражданского общества.
Подчеркиваю – мы эту всю историю придумали сами. В России такая самодеятельность крайне подозрительна. Особенно если это связано не с работой руками, скажем, не с озеленением дворов, а с тем, что связано с самостоятельным мышлением. Тут всегда могут возникнуть проблемы.
Потому что в этом случае находятся бдительные граждане, занимающиеся борьбой с различными тайными ложами и филиалами «мирового правительства». Так вот, у них почему-то особую тревогу вызывают люди, состоящие в различных национальных или, не дай бог, международных клубах.
Вы улыбаетесь, а я решил все-таки поближе познакомиться с этими иностранными извергами. Поездил по разным странам, изучил историю, опыт создания, направление деятельности. Никакого ужаса не испытал и возможного вреда своей стране в деятельности таких клубов не обнаружил.
Они оказались очень похожи на наш «Клуб 2015». За исключением того, что только мы были озабочены идеей спасения родины. А им применительно к своим отчизнам подобная задача почему-то даже не приходила в голову.
Но, познакомившись с нашим клубом, такая интернациональная общность, как Young President Organization (международная организация бизнес-лидеров), пришла к выводу, что в России есть такие же люди, как и они сами. И в 2002 году «Клуб 2015» получил мандат на создание российского отделения YPO в этом, пожалуй, самом большом бизнес-клубе в мире, который существует уже 60 лет.
– Каким же критериям надо было соответствовать, почему именно вы стали пионерами?
– Потому что схожими оказались убеждения в необходимости саморазвития. То есть у них там тоже в силе классическое «учиться, учиться и еще раз учиться». Кроме того, мы так же, как и они, стремимся позитивно влиять на окружающую бизнес-среду. Это стремление выражается в таком отношении к себе и окружающим, которое формулируется примерно так: пусть расширяется общий пирог, и хотя моя доля будет в нем уменьшаться – это всегда лучше, чем иметь большую, чем у других, часть от маленького и убывающего пирога. Делиться надо!
И члены клуба это делали. Рубен Варданян (основатель «Тройки Диалог») так вдохновился сценарным проектированием, что решил написать нечто похожее для Армении, но с замахом до 2020 года. Он же потом стал одним из организаторов и руководителей Сколково.
Владимир Преображенский (экс-финансовый директор «Вымпелкома» и СУЭКа), который, собственно, первым и предложил обратиться к сценариям развития, оказывается, уже имел у себя какие-то наработки. И он стал тем мотором, который не позволял нам останавливаться. Он же участвовал в армянском сценарии, потом стал одним из руководителей Сколково. Случилось бы это без «Клуба 2015»? Не знаю, но то, что он помог нам понять свое место и роль в том, что называется гражданским обществом, для меня очевидно.
И тем, что я сейчас заседаю в президентском Совете по развитию гражданского общества и правам человека, мне точно надо быть обязанным клубу.
Скажу больше, попав в Совет, мы пытались написать нечто вроде плана Маршалла по ускоренному развитию гражданских институтов. Он даже обретал зримые очертания.
А тут вдруг заговорила Болотная площадь. И нам показалось, что со своей теорией мы отстали от реальных действий неравнодушных граждан. Но «креативный класс» как пришел на Болотную, так и ушел.
Сценарная история помогла клубу лучше себя осознать. Начав думать о гражданском обществе, мы поняли, что нам не должно в лоб влиять на политику. Лучше, если это будет некая ячейка гражданского общества, занимающаяся экспертизой определенных процессов, влияющих на будущее страны.
При этом если кто-то из нас чувствовал, что ему лучше пойти во власть, то мы относились к этому с уважением. И некоторые действительно туда пошли – в политику, на госслужбу.
А мы продолжали, и не только сценарную работу. Помогали, например, разработке Института национального проекта, который возглавил известный экономист Александр Аузан. В результате появилось несколько полезных законов, которые, к примеру, ввели в практику работы с населением «принцип одного окна», ставили на поток борьбу с административными барьерами и избыточным регулированием.
В общем, влияние клуба на социальные процессы в рамках оптимистического сценария, конечно, было. Но преодолеть тренды двух других сценариев – «застойного» и «негативного» – оказалось невозможным.
То есть все попытки действий по принципу «из болота тащить бегемота», «помогать прорваться траве сквозь асфальт» оказались пока слабы перед «экономикой сырьевой халявы» и массовым желанием большой части общества поиграть в «великую империю» и «неповторимый русский мир». Скажу с большим сожалением, что эти настроения мы в своих сценариях угадали фантастически точно!
Но дело в том, что реализовать и такие картины развития у нас тоже не удается.
– Но это пока! Известно, что кризисы, снижение уровня жизни, рост числа униженных и обиженных способны сделать из народных настроений все что угодно.
– Это точно. Например, если привить населению веру, что страна в кольце врагов, то на таком массовом представлении можно долго поддерживать в народе чувство солидарности с властью в любых ее начинаниях. И что тогда нас ждет? Отвечу жизненным примером.
Мы с Володей Преображенским в 2013 году съездили в Иран. Кто не бывал – настоятельно советую. В атмосфере, которую мы увидели и почувствовали, страна живет с 1979 года. Здесь пять дней в году бывают такие праздники, этакий хепенинг – когда на клич «Смерть Америке!» толпы граждан отвечают многотысячным криком всенародной поддержки. А в остальные дни им, похоже, стыдно за себя. Мы тоже так хотим?
Меня ошарашивает, когда я слышу даже от людей, которых давно и хорошо знаю, такие научные гипотезы, в которых какая-то нация объявляется не способной к государственному строительству, и поэтому кому-то стороннему и от природы наделенному созидательным талантом надо срочно «неразумным» помочь.
А возьмите сегодняшнее, российское, исполненное «высокой духовности» заявление о том, что в Европе уже давно нет никаких христианских ценностей. Или я сошел с ума, или те, кто это говорит. Ватикан, католический мир есть, а ценностей нет!
Я тут как-то с одним батюшкой разговаривал, стал с ним делиться тем, что наверняка в нашем нынешнем поведении и отношении к Европе виноват отечественный, очень мучительный «постимперский синдром», отягощенный проблемой Третьего Рима... Короче, решил поумничать. Священник на меня ласково посмотрел и тихо сказал: «Это все завистью называется».
Не знаю, как объяснить нашим патриотам, что, пока они так неустанно и яростно обсуждают чужую корову, своя даже не сдохла – как гласит фольклор. Она просто ушла, не выдержав пустой болтовни.
А еще им в головы не приходит, что Америка не против нас начала газовую революцию. Она устроила ее для себя. И у нее есть все шансы выйти по части добычи газа в лидеры, пока мы тратим силы на то, чтобы «кошмарить» собственное население рассказами о происках «пиндосов».
Отличие сегодняшней ситуации от той, что была описана в негативном сценарии образца 1999 года, в том, что сегодня мы пока еще сравнительно богаты. А в то время были бедными, и нам казалось, что при том положении скорее мог быть запущен мобилизационный и милитаризованный проект, который действительно дает 6–8% роста вначале. Но потом-то обрыв и падение. А сейчас, похоже, даже стартового «мобилизационного» роста нет.
Поэтому сейчас, при пока еще относительно нормальном положении в стране, переводить ее на мобилизационные рельсы, пугать людей мнимыми угрозами – значит терять силы и время не на то, что могло бы сделать нас действительно сильнее.
 |
| «А вдруг завтра доллар с евро за 100 cкакнут... На новое табло рублей не хватит». Фото Reuters |
– Вот тут на вас сразу найдется туча оппонентов.
– Если оппонентов – это нормально. Но мне сразу хочется спросить у сторонников как военной экспансии, так и «добровольного присоединения»: вы с кем сегодня воевать собираетесь, кого или что мечтаете присоединить? Если вы считаете любимую Россию сильной, уникальной, лучшей – зачем вам кроме своих неосвоенных или запущенных территорий еще и чужие, которые придется содержать? А тамошние люди, которые скорее всего работают еще хуже, чем вы?
– Мне кажется, такая воинственность характеризует тех, кто находится вне войны. Хорошо побеждать всех врагов, будучи участником, например, патриотического телешоу. Там все в хороших костюмах, модных галстуках, а то и в камуфляже говорят на одном языке, друг друга понимают, и потому в силах за один эфирный час победить весь мир.
– Насчет языка – это вы вовремя мне напомнили. Я уже много думал о том, что если серьезного мобилизационного сценария у страны сейчас нет (а это скорее всего так), то все-таки брезжит шанс написать в 2015 году новый позитивный сценарий.
Может быть, сегодня, с учетом кризиса и, мягко говоря, геополитических напряжений, нам стоит замахнуться на сюжет, который я для себя называю «НЭП 2.0». Но для этого необходимо развернуть пропагандистскую машину от того, о чем мы говорили выше.
Но если развернуть, то что пропагандировать? Вроде нового ничего не придумано. Все возвращается к тем демократическим, рыночным ценностям и понятиям, о которых все слышали, многие знают, а некоторые даже их утверждают. В то же время есть подавляющая масса наших граждан, которая «всего этого капитализма» не приемлет.
Так вот, еще в 2001 году я сделал для себя открытие, простое, как хозяйственное мыло. Не все члены клуба его оценили, но я до сих пор не сдаюсь.
По сути, все просто. Так уж сложилось, что у многих социальных, профессиональных групп есть свой язык. Нередко его зовут сленг, «феня», жаргон... Но кто бы как к таким определениям ни относился – это все простые и отлаженные коммуникации людей той или иной определенной общности.
Исходя из этого, я заявляю, что у нас сегодня нет важнейшей коммуникации – языка рыночной демократии. А то, на чем мы на эти темы изъясняемся, – все иностранное!
Это страшно навредило нам во время зарождения рыночной экономики. У идеологов проекта не было самого главного – языка, на котором они могли бы в то время доходчиво рассказать людям о том, что рыночная экономика им даст, чем она лучше плановой и т.д. Поэтому все рыночные реформы обычными людьми (не без помощи хранителей советской гордости и русской самобытности) стали восприниматься чем-то вроде американской диверсии с целью превратить Россию в загнивающий капитализм со всеми вытекающими оттуда ужасами.
Я уверен, никакие социальные перемены не происходят, пока не изменяется то, что до этого прочно вбито в головы людей. Поэтому, пока на языке рыночной демократии не заговорит народ, это понятие не станет доминирующей ценностью россиян. Мы в Клубе уже назвали такую коммуникацию «стилем продуктивной культуры». А дальше больше – от идеи с языком мы пришли к идее некоего набора продуктивных ценностей, которые не обязательно называть «протестантскими». Наши родные на эту тему тоже есть: свобода, труд, достаток, умение учиться, забота о будущем детей, любовь к Родине, желание честной победы, умение проигрывать и вставать опять, заработать и поделиться, русский «авось» как любовь к риску, наши Левши, Знайки/Незнайки и «Фоки на все руки Доки» – почему нельзя на них опереться?
– Хорошо, допустим, язык рынка есть, проект «НЭП 2.0» – тоже. Люди проникаются ценностями продуктивной культуры. А власть в это время что делает?
– Вопрос интересный. От власти требуются некоторые решения и терпеливое невмешательство. Она должна лишь обеспечить возможности для реальной конкуренции. Вся история человечества доказывает: без конкуренции рынок, экономика умирают! Нет здесь альтернативы.
Поэтому власти нужно освободить бизнес от регулирования – это раз! Остановить на определенное время налогообложение – это два! Перестать выдавать дотации – три! Нельзя бизнесу помогать деньгами – лучше выделите средства на обучение. И все! Дайте нам возможность конкурировать между собой и с внешним миром.
И тогда можно будет подписать социальный контракт между властью и бизнесом. На 5–10 лет. Либо «НЭП 2.0» вытаскивает страну оттуда, где она сейчас находится, либо проектантов ждет суровое наказание и всенародное презрение.
– Романтичный замысел. Но, если серьезно, почему не вынести идею на широкое обсуждение?
– Вынести можно, до вот трибуны нет. Мы даже окончание работы сценарной группы отмечали в узком дружеском кругу. Человек 200 собралось. Там же, кстати, еще раз подвергли ревизии набор продуктивных ценностей. Оказалось, что ничего не устаревает, а становится более актуальным. Окажись мы перед широкой аудиторией, это могло бы стать острой и актуальной темой для серьезной полемики о будущем. В отличие от тех странных дебатов, которыми сейчас забит эфир.
Не зря же кто-то из участников нашего вечера сказал, что сегодня наиболее интеллектуальные передачи основных телеканалов требуют общего названия «Мистическая благодать».
– А в чем благодать?
– Хотя бы в том, что сегодня с телеэкранов люди вроде бы с неглупыми лицами неустанно призывают искать ответы на все вызовы будущего – в «великом прошлом».
Представьте себе, что миллиардер и основатель компании Tesla Motors Элон Маск сегодня ищет альтернативу двигателю внутреннего сгорания в славном наследии прошлого. Невозможно представить и компанию Google, вдруг решившую обратиться к временам деревянных счётов или механических калькуляторов, чтобы там получить творческий импульс для дальнейшего развития супертехнологий будущего.
Эти люди, а их там немало, работают на будущее. Оно для них, если хотите, источник духовности. А мы все думаем, что они там уснуть не могут, пока Россию не истребят.
Ну никак не можем заняться собственным настоящим и будущим!
– Может быть, кроме языка рыночной демократии требуется диалог с властью? Мне кажется, там вас далеко не все понимают...
– Не все. Но большинство, с кем говорил, мне кажется, начинает понимать. Но понимание смысла – это только начало. В реализацию позитивного сценария любой человек может войти сам, добровольно и осознанно.
Германа Грефа никто не заставлял. Он бы так и работал, как все, отзываясь на рутинные указания типа «принять меры по улучшению».
Это он сам себя назначил в Сбербанке модернизатором. Поэтому он стал заниматься борьбой за операционную эффективность и культурно-ценностными изменениями в сознании работников Сбербанка. Это актуальные и очень творческие задачи.
Пока задач такого рода в России больше, чем тех, кто хочет и может их решать. В этом трагизм сбывшегося сценария.
А ответ дальше, похоже, простой: учиться, честно трудиться и побеждать.
Дарья Гармоненко 
