0
6141
Газета Стиль жизни Интернет-версия

13.05.2013 00:01:00

Кабинет Саркисяна

Григорий Заславский

Об авторе: Григорий Анатольевич Заславский – заведующий отделом культуры «НГ».

Тэги: музей архитектуры, выставка


музей архитектуры, выставка Цветные красивые камешки, фотографии кинодив и рюмка – на столе Саркисяна. Фото Константина Ремчукова

Кабинет Саркисяна мне открыла Люба Шакс, хозяйка галереи «Роза Азора». Во флигеле «Руина» Музея архитектуры она устраивала выставку Ивана Лунгина. Кто был и знает это пространство, продуваемое если не насквозь, то во всяком случае – продуваемое, поймет мысль галериста: большие холсты с торжеством запустения на них очень удачно вошли в местный контекст. Сквозь не капитально занавешенные окна задувало снег… Было это не так давно, хотя уже не верится, что в этом году зима никак не кончалась. Люба спросила: «А кабинет Давида вы видели?» – нет. Не видел. Даже не знал, что все, оказывается, готово. Она подвела меня к какой-то занавесочке, отодвинула и… И мы оказались в кабинете Саркисяна, директора Музея архитектуры, так несправедливо и безвременно ушедшего в первые дни 2010-го.
Впечатление было какого-то чуда, невозможного, невероятного. Мы стояли вдвоем в том самом кабинете, месте, обросшем легендами еще при жизни Давида, а после смерти – получившего официальный статус легенды. Весь – как был, отгороженный от публики, от рук и глаз, прозрачной стеклянной стеной.
Я почувствовал в эту минуту себя Буратино, которому наконец открыли заветную дверь, скрывавшуюся за холстом, на котором там, в сказке, был нарисован очаг. В истории про Буратино в каморке у папы Карло тоже было холодно, а там, за дверью, – солнце и счастье для всех детей Земли.
Когда Давид Саркисян умер, все, кто был с ним знаком, прощаясь с ним, писали про кабинет Давида, во-первых, потому, что в сознании они жили неразрывно. Ты заходил в музей, вернее, сперва звонил, а он тут же предлагал зайти, это могло быть утром, днем, вечером в семь, вечером в десять, около полуночи и за полночь. Он как-то описал мне свой день, начинался он очень рано, в шесть или в семь утра, он шел в бассейн, а вот когда заканчивался и заканчивался ли его день вообще, я так и не понял. Он сидел в кабинете – как сказочник или волшебник среди готовых к работе разных волшебных приспособлений, как Альбус Дамблдор или – к Давиду Саркисяну это будет и ближе и точнее – герой какой-нибудь сказки «Тысячи и одной ночи», а вещичек, диковинных штучек, фотографий, стеклянных разноцветных шаров здесь было, конечно, больше тысячи. И все это богатство теперь собрано за занавесочкой, которую стоит только приоткрыть и – вот он, как живой – кабинет Саркисяна.
Первое ощущение – не мертвого, а живого пространства. Это – чудо, поскольку раньше-то все понимали, что эти штучки-дрючки оживали в его присутствии, а нет Саркисяна и – смерть всем его вещам. Самое очевидное сравнение – с высыхающими на солнце морскими сверкающими камешками.
А тут – все наоборот. Вот – стул Давида, и кажется, он выскочил на минуту, проводить кого-то или наоборот встретить, предупредив тебя, уже сидящего здесь час или вошедшего только что, что это будет совершенно потрясающая женщина. Ты здесь на секунду один…
Этот вполне музейный кабинет язык не повернется назвать мемориальным.		Фото Константина Ремчукова
Этот вполне музейный кабинет язык не повернется назвать мемориальным.    
    Фото Константина Ремчукова
Головоломки, магнитные шарики, мобили с моторчиками и без моторчиков тоже, бусы, четки, расписные тарелки, вазы, карты, птички, цветы, часы – это был интерьер лавки волшебника. А он сидел в самом центре, и вокруг был его музей, – все это было сфотографировано-перефотографировано, скоро появилась видеоинсталляция Аввакумова, которую показывали в Венеции, а сразу, кто мог, перечислял это все через запятую. Только что приведенный список – из некролога Ревзина.
На сайте Музея архитектуры, который за прошедшие три года из саркисяновского серебряновечного «муара» превратился в среднестатистический «МА», о кабинете Давида пока – ни слова. Говорят, что официальное открытие впереди, вроде бы в конце мая. Но посмотреть можно и сейчас. Люстра – из кабинетных 30-х, похожая на те, которые Саркисян, как много чего другого, как живопись из номеров, спас после закрытия и во время разбора гостиницы «Москва». Камни, карандаши, раковины большие и ракушки маленькие, много фотографий, к которым, как и при Саркисяне, близко подойти не получится из-за обилия разных других вещей, преграждающих дорогу. Кабинет собирали друзья Давида, архитекторы Юрий Григорян и Александр Бродский. Видеоинсталляция Аввакумова по законам жанра пыталась уловить неуловимое, из небытия, из воздуха материализовывала кабинет-призрак, нынешняя инсталляция этот самый кабинет возрождает, и это – самое верное, самое точное слово.
Давид, который не выбирал выражений в борьбе с тогдашним (впрочем, у нас – всегдашним) вандализмом, часто скрывавшимся под маской «реставрации», принял бы, я думаю, этот трогательный труд, меньше всего напоминающий о мавзолеях или иных опытах консервации и попытках выдать мертвое за живое.
Сколько разных других кабинетов я видел раньше, начиная с кабинета Ленина в Кремле?..
Но этот - самый что ни на есть музейный, язык не повернется назвать мемориальным. Ощущение жизни возникает, быть может, еще и благодаря вентилятору, который крутит и крутит, накручивая круги – там, внутри этой стеклянной капсулы. Да, это – самая настоящая капсула, из стекла. В «Руину» залетал снег, а за занавесочкой, в кабинете Саркисяна, было тепло и светло, даже как-то солнечно. Вентиляция, влажность, температурный режим соответствуют строгим музейным требованиям, а сам кабинет собирался как классический музейный экспонат, с соблюдением всех правил музейного хранения.
В том, как ведет ныне музей нынешний его директор Ирина Коробьина, мне лично многое не нравится. Судя по недавнему решению суда, оправдавшего сотрудников музея и, наоборот, нашедшего какие-то существенные изъяны в деятельности директора, – не нравится не только мне. Но кабинет Саркисяна ей зачтется. Вскоре после назначения она переживала: «Честно говоря, не представляю, как обеспечить к нему доступ людей, во-первых, а во-вторых – как обеспечить его сохранность. Там действительно огромное количество предметов. Как их учитывать и хранить?.. Вполне могу представить, есть фаны Давида, которые захотят, как частицу Парфенона, что-то унести на память… Эту проблему уже решают мои друзья и коллеги-архитекторы Юрий Григорян и Александр Бродский. Их талант, мастерство и любовь к Давиду – гарант того, что достойное и корректное решение будет найдено». Спасибо гарантам. Так и вышло. На каких правах будет жить этот кабинет в музее, особенно – в нынешнее время, когда этот живой уголок становится материализованным немым укором сегодняшнему бытованию «МА», Музея архитектуры, – это, как говорится, вопрос. Но я – не об этом.   

Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Павел Бажов сочинил в одиночку целую мифологию

Юрий Юдин

85 лет тому назад отдельным сборником вышла книга «Малахитовая шкатулка»

0
916
Нелюбовь к букве «р»

Нелюбовь к букве «р»

Александр Хорт

Пародия на произведения Евгения Водолазкина и Леонида Юзефовича

0
660
Стихотворец и статс-секретарь

Стихотворец и статс-секретарь

Виктор Леонидов

Сергей Некрасов не только воссоздал образ и труды Гавриила Державина, но и реконструировал сам дух литературы того времени

0
325
Хочу истлеть в земле родимой…

Хочу истлеть в земле родимой…

Виктор Леонидов

Русский поэт, павший в 1944 году недалеко от Белграда, герой Сербии Алексей Дураков

0
441

Другие новости