Молекулы в форме ангелов

После того как я приехал из небольшого алтайского городка Яровое,  сразу же решил зайти к одному своему знакомому по какому-то безносому делу. Безносому потому, что это дело было совершенно неинтересным, рутинным, что-то вроде того, когда человек идет мимо дома своего старинного приятеля и вдруг решает – дай-ка зайду, проведаю бродягу. 

Тем удивительнее мне было увидеть простой карандашный портрет этого моего знакомого Михаила, висевший в его квартире над плоскостью стола, словно Михаил уже повесился и больше не бродил по свету, из бродяги превратившись в примерного домовиса.

– Боже! – воскликнул я, внимательно изучая портрет. – Не иначе автор твоего портрета хотел показать, как тебя обтесала жизнь. Что за авангардист тебя рисовал? Он тебя сплющил, сделал похожим на обмылок. И нос укоротил, превратил в картошку… А голова начала походить на луковицу, на которую без слез смотреть-то нельзя.

– Это Илья рисовал, он ко мне на прошлой неделе заходил… Раз ты так говоришь, значит, ему удалось уловить во мне главное. Да, обтесался. Уже до лысины жизнь сгладила.

Михаил задумчиво провел рукой по своей макушке. Директор их небольшого предприятия, сетовал он, вместо того чтобы спасать производство, иконы в кабинете навесил и молится по нескольку раз в день. Люди бегут, все разваливается: короче, одни ударились в бега, другие – в Бога.

– А ты во что удариться думаешь? – спросил я товарища и сунул нос к окну, наблюдая за тем, как на улице день сыном рос, рожденный от отца-солнца. 

– В отпуск ударюсь, – отшутился Михаил. – Может, в деревню к родителям. Хочется хотя бы на время сменить надоевший Томск на лес с речкой.

Михаил вздохнул. Он работал черным человечком, то есть надевал строгий темный костюм с галстуком и, словно секретный агент, прохаживался да спрашивал посетителей их предприятия, чего тем здесь надобно?

– Я – черный человек, – немного помолчав, так и сказал про себя мой товарищ, – помню, еще в школе в младших классах учительница рассказывала о том, как трудно живут люди в странах капитализма. В то время мне представлялась вот такая картина: приходит замученный американец с работы и с размаху ничком падает на кровать, а из его ушей валит дым. А теперь вот я и сам в такого черного, прокопченного от дыма в кочегарке жизни человека превратился.

Мне стало жалко Михаила. Я порылся в карманах пиджака и достал небольшую картинку, приклеенную на деревянный квадрат:

– Черный человек, дарю тебе магнитик с видом на Большое Соленое озеро в Яровом. Пусть магнитик и тебя притянет, вашей темной светлости обязательно надо в это озеро окунуться. Озеро очень соленое и солью своей человека очистит – и человек снова становится белым, словно кружка, когда почерневшая от чая стоит, а затем ее содой избавляют от заварочной сажи, будто она покаялась в местной церкви и стала чище.

– На Алтай многие едут если не за Беловодьем, то хотя бы за его отголоском, за ощущением, что Беловодье где-то рядом, как в пасмурную погоду, когда самого солнца не видишь, а в его лучах купаешься. Может, на Алтае я наконец-то пойму, как правильно  жить, – Михаил тоже прошел на кухню, вначале посмотрел на веселый магнитик, а затем глянул в окно на томскую до боли знакомую панораму, усеянную камнем и листвой. 

Жены Михаила дома не было, с ней вместе он прожил уже лет 25, и как-то она ему в шутку сказала, что было бы здорово, если бы он от нее ушел хотя бы на время – пожил  один, переосмыслил жизнь, поняв, что надо зарабатывать больше.

– Беловодье вряд ли там найдешь, а вот соленое озеро тебе наверняка понравится, – я открыл сотовый телефон и начал показывать пляжные кадры, снятые в городке Яровое. – Конечно, погода там не ахти стояла (Сибирь все-таки), но особенный воздух и соленая вода помогут тебе самоопределиться в этом мире. Если не тело, то душу  обязательно исцелишь. 

Рассказывая про отдых в Яровом, я вспоминал пляж возле соленого озера, где люди, расположившись на похожем на человеческую кожу теплом песке, иногда отважно заходили в холодную воду. Немного покупавшись, они выбирались на берег. Вода быстро на них высыхала, а соль оставалась и, словно белая чешуя, проказой выступала на трудовых мышцах плоти. 

Обычно по морской воде озера плыла парусная лодка, и гидроцикл с поднятым водным хвостом фигурно крутился на водной глади, катая желающих за 500 рублей.

– Там и пальма есть, – продолжил я рассказ. – Только она ненастоящая, камышовая. Берут камыш и под пальму его раскрашивают, под Сочи Яровое выкрасят, свое соленое озеро за море они выдадут… Да разве я против? Главное – воздух там особенный, чистый, сухой и ясный, от которого легкие не тяжелеют, а становятся еще легче, словно этот алтайский воздух крылья имеет и парит, человека, как воздушный шар, над землей приподнимая. Беловодье в том воздухе чувствовалось, приближение к чему-то высокому, истинному. Словно где-то в сердце Алтая росло то единственное настоящее дерево, способное генерировать особый кислород, молекулы которого имели форму микроскопических ангелов.  А все эти раскрашенные под пальму камыши и переодетое в море озеро – так, прелюдия к мифу о Беловодье. Хотя это и понятно – работы нет. Люди выживают в основном за счет того, что летом к их большому озеру паломники стекаются, занимают квартиры местных, а те ютятся  на дачах или у сердобольных родственников.

– Значит, тамошние люди так и не смогли исцелиться от своей луковости, несмотря на чудо воздух? – Михаил усмехнулся с горькой иронией. – Как же я смогу избавиться от нее? 

– Ты же знаешь, нет пророка в своем отечестве. Когда я спросил у хозяйки квартиры в Яровом, как пройти к их знаменитому озеру, она ответила, что точно сказать не может, так как на озере ни разу не была. Пророки помогают тем, кто в них верит. Если поверишь, что молекулы алтайского кислорода имеют форму ангелов, то тебе он поможет обязательно.  

Выйдя на улицу, я огляделся  и почему-то почувствовал себя черным человечком, вспомнив, как удивлялась хозяйка алтайской квартиры, что Томск находится севернее их Ярового.

«Сибирь – она и в Африке Сибирь», – пробормотал я под нос и с чувством выполненного долга медленно пошел по улице в сторону Дзержинского рынка.