Сам себе судья, адвокат и палач

Шестеро финалистов, в том числе непременный участник шорт-листов, кажется, всех нынешних премий Дмитрий Быков. За небольшую (премия существует с 2001 года) историю «Нацбеста» он уже отметился в числе лауреатов: не далее как в прошлом году «национальным бестселлером» стал его «Борис Пастернак» из серии «ЖЗЛ». «Пастернак» же в том же году взял первый приз на другой – еще более юной, но уже заметной премии – «Большая книга».

В этом году ситуация с дефицитом книг, достойных престижных наград, повторилась: быковский роман «ЖД» (автор определяет его жанр как поэму) опять оказался и там, и там: и в финале «Нацбеста», и в финале «Большой книги» (та же ситуация – с «Даниэлем Штайном, переводчиком» Людмилы Улицкой). Более того, на сей раз Быков фигурирует на «Нацбесте» сразу в двух ипостасях – и как конкурсант, и как член жюри.

То есть сам себе судья. Таковы «нацбестовские» правила: прошлогодний победитель становится членом жюри следующего года. В таком случае Дмитрию Львовичу логично было бы воздержаться от премиальной гонки в качестве участника – ан нет. То ли азарт оказался сильнее логики, то ли желание «обнять необъятное» – неотъемлемая часть широкой быковской натуры.

С Быковым и Улицкой понятно: это уже обязательная премиальная программа. Есть еще Владимир Сорокин с «Днем опричника» (он, видимо, премию и получит). Что касается неизвестных (и потому имеющих немного шансов) финалистов, это Илья Бояшов («Путь Мури»), Вадим Бабенко с «Черным пеликаном», а также Лена Элтанг из Вильнюса с «Побегом куманики». Бабенко и Элтанг, кстати, фигурировали и среди участников «Большой книги», но дальше «длинного списка» не продвинулись. Да и назвать «Побег куманики» бестселлером, мягко говоря, сложно. Что есть бестселлер? То, что лучше всего продается (и покупается). Кто сегодня кумир читательских масс, говорить не надо, – уж никак не Бояшов, не Бабенко и даже не Быков. Но если сузить эту широкую аудиторию до горстки интеллигентов, которые принципиально не читают «масслит», вряд ли книга Элтанг завоюет сердца и умы многих читателей. Уж слишком все по-снобистски запутано и закручено.

Юноша Мозес – бывший студент, ныне пребывающий в психиатрической клинике, ведет дневник, в котором пытается постичь смысл жизни. Он пишет об отъезде на Мальту, где становится сутенером. Там же нелегально работает археологическая экспедиция под началом доктора Фионы Расселл. Ее участники – владелец частной галереи француз Эжен Лева (его жена ушла к другому); изгнанный из австрийской клиники из-за скандала с нелицензированными лекарствами ученый-фармацевт Йонатан Йорк (состоявший в интимной связи со своим коллегой-ассистентом); выходец из Восточной Европы студент Густоп Земерож, рассчитывающий получить грант для своих исследований (любовник Фионы); бывший профессор Оскар Форж, изучающий рукопись средневекового алхимика Иоанна Мальтийского, в которой идет речь о стихийных духах┘ В старом склепе они находят ряд артефактов (фигурка ящерицы, зеркало, кольцо с жемчужиной и проч.), которые распределяют между собой. Погибает приехавшая с Форжем его любовница Надья: ее убило стрелой из обнаруженного там же средневекового самострела. Эта смерть положила начало череде других, тоже странных и загадочных: один за другим погибают все участники экспедиции (кроме Фионы) – кто от несчастного случая, кто от суицида. Сразу после смерти сбываются их заветные желания: у Надьи выздоравливает безнадежно больной отец, Густоп выигрывает грант и т.д. Фиона полагает, что это дело рук тех самых стихийных демонов┘ Все эти персонажи присутствуют в романе через свои письма и записки, которые пишут друг другу (и не только). В итоге выясняется, что вся история – плод воображения Мозеса, тогда как в реальности он не покидал больничных стен┘ Его навещает бывшая университетская преподавательница Джоан. Она считает, что Мозесу не место в больнице, и решает забрать его, написав письмо от имени его старшего брата. Однако в самый последний момент Мозес загадочно исчезает┘ В общем, премию надо давать тому, кто дочитает до конца и не собьется с авторской мысли.

То есть все-таки Быкову. Он такой трудолюбивый, что одолеет любой роман до конца. При этом еще три своих напишет. А если все-таки давать за писательство, то Сорокину. Все-таки политический памфлет. Это модно. Завтра увидим.