В поисках рая

Вот так пробьешься сквозь лес, а там – Солнечный город.
Исаак Бродский. Сказка. Региональный государственный фонд поколений Ханты-Мансийского автономного округа

Про то, что советский детский писатель Николай Носов (1908–1976) – социальный антиутопист, думаю, все знают. Когда на нас рухнула перестройка, а прямо вслед за ней сдавил своими железными щупальцами капитализм, другого учебника у новой русской буржуазии не было. Я имею в виду замечательный роман-сказку Носова «Незнайка на Луне». По ней учились и те, кого убили в лихие 90-е, и те, кого посадили в прекрасные нулевые, и те, кто вовремя смылся в 90-е и нулевые. Они читали Носова, как учебник, хотя он, конечно, писал социальную сатиру, а как теперь выяснилось, и антиутопию. Ибо он описал и общество, пришедшее на смену дикому капитализму. Описал не менее безжалостно и не менее смешно. Мне почему-то кажется, что лет через десять, когда мы будем жить в еще более счастливом обществе, черты его легко найдутся и угадаются в каких-то других страницах бессмертного «Незнайки на Луне», страницах, на которые мы сейчас не обращаем еще внимания.

Но я не о том.

Я о том, что в пылу и угаре свободного предпринимательства не то что забылись, но как-то не столь заметны и ярки (скажем так) две другие части носовской трилогии. Во всяком случае, для взрослой аудитории, детям, уверен, нравится все. Но сначала о юбиляре.

Николай Николаевич Носов родился 23 ноября 1908 года в Киеве. Учился в Киевском художественном институте, откуда перевелся в Московский институт кинематографии (окончил в 1932-м). В журнале «Мурзилка» публиковал рассказы с 1938 года: «Затейники», «Живая шляпа», «Огурцы», «Мишкина каша»...

Да, товарищи, «Мишкина каша», один из лучших русских рассказов, был написан и опубликован уже тогда. Потом пошли книжки. «Тук-тук-тук» (1945), «Ступеньки» (1946), «Веселые рассказы» (1947), «Фантазеры» (1957), «Приключения Толи Клюквина» (1961). За повесть «Витя Малеев в школе и дома» (1951) Носов получил Государственную премию СССР. Все говорят: Льву Толстому не дали Нобелевской премии. Да и хорошо, что не дали. А вот что Николаю Носову не дали – уже перебор, уже безумие, уже беспредел.

Я уж не говорю о бессмертной трилогии: «Приключения Незнайки и его друзей» (1953–1954), «Незнайка в Солнечном городе» (1958) и «Незнайка на Луне» (1964–1965; Государственная премия РСФСР им. Н.К.Крупской, 1969).

Николай Николаевич (ау, товарищ Алешковский) описал три строя, три мироустройства: социализм, коммунизм и капитализм. И, знаете, везде нашел что-то хорошее. А уж обличил – по полной. И социализм (в 1953 году). И коммунизм (в 1958 году, не все, но многие помнят, что именно Хрущев не только завершил уничтожение Тушина, отняв у него статус города и присоединив к Москве, но и обещал всем нам коммунизм). И капитализм. Про последнюю, и в самом деле лучшую книгу Носова, все уже писали.

Я скажу о второй. О рае. О коммунизме. О Солнечном городе.

Вспомните Томаса Мора. Человек особо приближенный к королю, отец английской демократии, друг и соратник человека, похвалявшего принародно Глупость. Адвокат и переводчик «нечестивого» Лукиана. Помощник шерифа Лондона и лорд-канцлер. Государственный преступник, заслуживший высшую королевскую милость – голову его не выставили на Лондонском мосту. Ну а отрубить – отрубили, конечно. Англия все-таки. Страна, где даже леди – и те Железные. Автор «Утопии», по-русски «Нигдеи». Почитаем. «Обыкновенно они (утопийцы. – Е.Л.) каждый день в предрассветные часы устраивают публичные чтения...» Как тут не вспомнить трогательную историю про жителей Солнечного города Листика и Буковку. Они, горюя по поводу того, что некоторые коротышки еще до сих пор «вместо того, чтобы читать, только рассматривают в книжках картинки, или, что еще хуже, гоняют по улицам футбольный мяч, или играют по целым дням в салочки», устроили в своем городе Книжный театр, где и производили публичные чтения наподобие утопийских.

Или – «совместные трапезы»: «...жители Солнечного города редко пользовались возможностью принимать пищу дома, так как они больше любили питаться в столовых, где было значительно веселей. Там еду подавали обыкновенные малыши и малышки, с которыми можно было поговорить, пошутить, посмеяться. Здесь же еда подавалась при помощью лифта, с которым шутить, как известно, не станешь». Аналогично и в Утопии: «... если никому и не запрещается обедать дома, то никто, однако, не делает этого охотно, оттого, что считает неблагопристойным и глупым тратить усилия на приготовление худшей пищи, когда прекрасный и сытный обед готов во дворце, совсем поблизости».

Единственное и главное отличие Солнечного города от Утопии в том, что Утопия принципиально достижима, но не более. Способ же, каким можно попасть в Солнечный город, дается Носовым в самом начале книги. И способ совсем нетруден. Жаль только – он сказочен. Ведь для того, чтобы Волшебник подарил тебе волшебную палочку, которая исполняет любое твое пожелание, ты должен совершить три добрых поступка ПОДРЯД, ПРИЧЕМ БЕСКОРЫСТНО. Сами понимаете, что подобные подвиги – чистой воды сказки.

Даже для нашего времени. Три подряд и бескорыстно. Не смешите меня. Такого даже в Государственной Думе не бывает. Три чтения подряд – бывает. А вот чтоб бескорыстно....

Так что, как видите, без волшебства коммунизм невозможен.

А возможен ли рай?

Возможен: «Если кому-нибудь в книге попадалось смешное место, то, посмеявшись сам, он тут же подходил к остальным коротышкам и читал это место вслух, чтобы всем было смешно. Если кто-нибудь, отыскав в журнале смешную картинку, начинал смеяться, то остальные без всякого стеснения подходили посмотреть на эту картинку и тоже смеялись...»

Ага, тут уже мэтр Франсуа Рабле приходит на память, Телемская обитель: «Если кто-нибудь – мужчина или дама – говорил: «выпьем!» – все выпивали. Если кто-нибудь говорил: «сыграем!» – все играли. Скажет кто-нибудь: «пойдем, порезвимся в поле!» – и все соглашались идти. Стоило заикнуться об охоте – и дамы выбирали себе прекрасных иноходцев, сажая сокола, кречета, ястреба или другого хищника на руку, изящно обтянутую перчаткой. Мужчины брали других птиц».

Согласен, Телемская обитель – не утопия и тем более не Утопия, а откровенная, хотя, вероятно, и вполне дружелюбная на нее пародия. Точнее – пародия на ее серьезность. Но ведь на самом-то деле никакой волшебной палочки не надо: достаточно «КОМУ-НИБУДЬ НАЙТИ В КНИГЕ СМЕШНОЕ МЕСТО». Вот вам и рай. И коммунизм, но с человеческим лицом.

Рай – не царство мертвых, где бродят унылые души умерших, славословят своего господа и занимаются строевой подготовкой. Рай – место, где живые души, где жизнь, где смех, где смеются. Смеются над всем. Смеются, пародируя Утопию, и смеются, пародируя пародию на Утопию.

А вот еще один утопист, Венедикт Ерофеев: «К тому времени, как я поселился, в моей комнате уже жило четверо, я стал у них пятым. Мы жили душа в душу, и ссор не было никаких. Если кто-нибудь хотел пить портвейн, он вставал и говорил: «Ребята, я хочу пить портвейн». А все говорили: «Хорошо. Пей портвейн. Мы тоже будем с тобой пить портвейн». Если кого-нибудь тянуло на пиво, всех тоже тянуло на пиво».

Незнайке нужна была волшебная палочка, чтобы попасть в Солнечный город. Ерофееву – волшебная бутылочка. Божественная Бакбюк.

Но главное все же в другом. Главное – именно смех.

Вы видели смеющуюся обезьяну или собаку? Нет. А пьяную в драбадан? Тоже скорее всего нет, но все же... Одурманивание тем или иным способом у животных встречается. А смех – никогда.

Смех созидает жизнь. Смех созидает не просто жизнь, но настоящую жизнь, жизнь без страданий, райскую жизнь. Рай религиозный доступен лишь верующим, и то в том только случае, если бог есть, что маловероятно. Рай на земле – надо еще строить и строить. И неизвестно к тому же, не ошиблись ли мы еще в самом начале, еще в фундаменте.

Остается тогда рай – не постоянный, а временный, создаваемый каждым из нас для своих любимых, ну и немножечко для себя (если на донышке будет). Остается рай – не тот, о котором пишут. А тот, который получается, когда написали (для читателя), и тот, который по мере написания исчезает (для писателя), хотя ДО писания ничего и не было.

Таким образом, созидать (в том числе, а точнее, особенно – рай) можно лишь для других. Для себя же сей процесс будет разрушительным. Но другого рая нет. Есть только тот рай, в котором смешно. Тот рай – который и есть смех.

А пытаться отыскать другой какой рай – просто смешно.

Носов описал все. И рай, и ад, и коммунизм, и капитализм. Читайте Носова, много полезного найдете.