Воскресение Денежкиной

Похоже, Ирина решила подружиться с толстыми журналами.

В журнале «Урал» № 3 за 2006 год Денежкина выступила в новом качестве. В предисловии к публикации очерка «Бабуля» редакция уведомляет, что это отрывок из готовящейся книги писательницы, которая будет состоять из интервью с «героями нашего времени». В один ряд с именитыми героями, среди которых – музыкант Шнур, футбольный комментатор В.Уткин, Денежкина поставила свою бабушку. (А почему не «бабку»? «Бабушка» – изобретение советского времени, до 17-го года «бабка» не звучала грубо. Есть некий диссонанс в том, что мы в пару к «деду» ставим «бабушку».)

Замечательно, что молодая авторша заинтересовалась своей бабулей, забыв про неформальных сверстников, и обратилась к судьбе столь далеко от ее поколения. В такой любознательности я вижу залог дальнейших творческих успехов Денежкиной – расширение кругозора и тематики совершенно необходимо для молодых да ранних. Иначе они так и останутся поколением «двадцатилетних», русскими Мареками Хласко.

Очерк построен как большое интервью с бабулей, перемежаемое комментариями Денежкиной. Последние едва ли не самое любопытное место во всем тексте, так как ярко показывают менталитет современной молодежи, ее знание нашей истории и отношение к прошлому.

Чаще всего комментарии невероятно наивны. Вот бабушка, родившаяся в простой крестьянской семье, говорит, что всего у ее мамы было тринадцать детей, но выжило только пятеро, остальные умирали, едва родившись. Матери приходилось на восьмом месяце беременности вместе с мужиками тянуть тяжелую работу. Вот что по этому поводу рефлексирует Денежкина: «Странный такой подход к деторождению – сани ворочать, быть, «как все мужики». А мужики не могли ей сказать: иди на фиг со своими санями, посиди в сторонке, а мы тут как-нибудь сами? Или при советской власти не было ни мужчин, ни женщин, а были только члены партии и коммунисты? И секса не было, ага. А дети рождались пачками и также пачками умирали». Не знаю, чего тут больше – голубиной ли наивности, нарочитого ли максимализма? Неужели она не понимает, что в патриархальные времена никакой снисходительности к беременным не существовало, что ввиду низкой производительности труда любые рабочие руки в хозяйстве высоко ценились и что любая беременная не сидела бы сложа руки хотя бы потому, что ее бы запилили и свекровь, и вся родня, и соседи, да и вообще так «было не принято». А о гигиене труда, естественно, понятия не имелось.

Затем Денежкина спрашивает – человека другого поколения, совсем иных представлений о том, что допустимо обсуждать и что нет, – весьма неделикатно о контрацепции: мол, зачем, бабуля, столько детей? Опять-таки вопрос ради красного словца, ясно, что патриархальная семья понятия не имела о контрацепции – раз, а два – большое количество детей служило залогом сравнительно обеспеченной старости.

Бабушка Денежкиной прошла войну – поваром. По этому поводу внучка замечает с юмором, ей присущим и органичным, невымученным: «До сих пор у бабушки сохраняется эта привычка: первое, второе, и всех обязательно накормить, будь то батальон автоматчиков или трехлетний Владик. От бабушки невозможно уйти голодным, даже если у тебя железная воля и твердый характер. Бабушка все равно заставит сдаться, вымыть руки и сесть за стол».

Рассказы бабули о войне отражают типичную мифологию того времени, неловко читать про ее искреннюю веру во вредительство. Отравились бойцы обедом – врач-вредитель виновата. В их бригаде заместитель командира – шпионка с рацией и т.д.

Повествует бабуля и о той стороне войны, о которой писать не принято, – о массовом растлении девчонок-военнослужащих офицерами, о показательном расстреле одной сослуживицы, двадцатилетней девушки, самовольно покинувшей часть. У нее, может быть, случился психологический шок, ей требовалась помощь психиатра – а вместо этого девушку поставили к стенке.

Показательно мнение бабули – типичного советского «маленького человека» о Сталине:

«– Сталина любила?

– Да, любила. Потому что как-то мы жили при Сталине хорошо. Про то, что он столько народу погубил, мы не знали. Это сейчас только начали говорить, а раньше молчали. Если б знали тогда, то, конечно, не любили бы. Он неправильно поступал. Сейчас я уже против него».

Взгляд бабушки в прошлое – взгляд пристрастный и необъективный, из серии «в молодости трава зеленее и небо голубее». Денежкина же, кажется, этого не понимает и порой принимает на веру все, что слышит. Вот бабуля сообщает, что «с 1954 по 1964 год время было хорошее! Не пили. Водка стояла в магазине, хоть залейся, а люди не пили. Пьяниц не было, не было, чтоб вот так валялись. Молодежь вообще не пила». Писательница умиляется подобным историям, но достаточно почитать любой сборник исторических документов того времени или, к примеру, рассказы Юрия Казакова или Василия Шукшина, чтобы убедиться в обратном.

В любом случае диалог с бабушкой – удался. Ирина Уральская на правильном пути, слова Пушкина про ленивых и нелюбопытных – не про нее. Социологу и историку советского общества последний материал Денежкиной даст много интересного.