Валерий Кистанов
Фото Reuters
Как-то в начале 2000-х на одном солидном приеме в Токио, где присутствовали видные деятели политического и делового мира, дипломаты, а также звезды шоу-бизнеса и спорта, друзья-японцы подвели меня к одетому в парадное кимоно и с характерной прической мужчине внушительных габаритов – борцу сумо. Он тут же огорошил меня, спросив на чистом русском: «Как тебя зовут?» Оказалось, что это монгол, изучавший русский язык в одной из средних школ в Улан-Баторе. К тому времени монгольские сумоисты уже успели занять свою нишу на Олимпе самого популярного и весьма доходного для успешных спортсменов национального вида борьбы в Стране восходящего солнца. А некоторые из них благодаря этому стали героями у себя на родине и получили высшие государственные награды. В тот момент связи по линии сумо были, пожалуй, самой заметной сферой японо-монгольских отношений. Однако с той поры ситуация кардинально изменилась, о чем свидетельствует только что закончившийся визит в Монголию премьер-министра Японии Синдзо Абэ.
Это уже вторая поездка действующего японского премьера в Монголию. Первую он совершил еще в начале своего второго срока – в марте 2013 года. А глава правительства и президент Монголии четырежды посещали Токио с момента повторного прихода Абэ к власти в декабре 2012-го.
В ходе визита японского лидера в Улан-Батор он и его монгольский визави Чимэдийн Сайханбилэг договорились развивать экономическое сотрудничество, опираясь на соглашение о свободной торговле, подписанное еще в феврале 2015 года. Абэ был также принят президентом Монголии Цахиагийном Элбэгдоржем.
Выступая на совместной пресс-конференции, премьер Монголии объявил, что его страна завершила необходимые законодательные процедуры, открыв дорогу к введению в действие указанного соглашения, возможно, уже весной следующего года. Абэ сказал, что японское правительство получило одобрение соглашению о свободной торговле с Монголией еще раньше – на сессии парламента, закончившейся в сентябре.
Усиление экономического сотрудничества Японии с Монголией, как представляется, имеет целью прежде всего противодействие растущему влиянию Китая в этой стране, особенно в тот момент, когда монгольская экономика, состоящая в основном из добывающей промышленности, испытывает трудности в связи с падением цен на природные ресурсы. Экономика Монголии уже чрезмерно зависит от Китая как в сфере инвестиций, так и в сфере торговли. На КНР приходится примерно половина всех иностранных инвестиций в стране. По данным сайта японского посольства в Улан-Баторе, в 2013 году Китай занимал первое место во внешней торговле Монголии: объем ее экспорта в Поднебесную составил 3,71 млрд долл. (86,8% всего вывоза за рубеж). Основными монгольскими товарами, поставляемыми на китайский рынок, являются цинк, медь, железная руда и коксующийся уголь. Между Улан-Батором и Пекином интенсивно развиваются также политические и культурные связи.
Очевидно, что Токио не хотел бы, чтобы Китай – основной конкурент Японии в борьбе за сырьевые ресурсы мира и главный геополитический противник – монополизировал полезные ископаемые своего северного соседа и полностью вовлек бы его в орбиту своего экономического и политического влияния, особенно в свете растущего по всем азимутам японо-китайского противоборства в Азии. Понятно также, что и Улан-Батор не заинтересован складывать все яйца в китайскую корзину: в частности, Сайханбилэг сообщил, что он и Абэ достигли соглашения о сотрудничестве в развитии угольного месторождения «Таван-Толгой» – основного и самого лакомого для иностранных компаний проекта на юге страны. По просьбе монгольской стороны японский премьер обещал также изучить возможность строительства Японией железнодорожной сети в бескрайних монгольских степях.
Особо следует отметить тот факт, что Абэ, касаясь двустороннего сотрудничества в сфере безопасности, заручился поддержкой Монголии в деле расширения международной роли японских Сил самообороны в соответствии с недавно принятыми в Японии законами, которые, кстати, вызвали резкую критику со стороны Пекина. Абэ также призвал к стратегическому диалогу двух стран и США (как же без них в стране, граничащей только с Россией и Китаем? – В.К.). Кроме того, он в целом резко повысил статус двусторонних связей, заявив, что, разделяя базовые ценности, Япония и Монголия являются важными стратегическими партнерами.
Наконец, японский премьер не преминул воспользоваться тем обстоятельством, что Монголия в отличие от Японии имеет дипломатические отношения с Северной Кореей, и попросил содействия Улан-Батора в решении болезненной для японской общественности проблемы японцев, похищенных спецслужбами КНДР в 1970–1980-е годы.
Судя по всему, дело идет к тому, что на волне развития разноплановых отношений японский язык может со временем стать одним из самых популярных в Монголии. После китайского, разумеется. Ну а русский язык, как и сама Россия, под напором Китая, Японии и ряда стран Запада, похоже, все больше оттесняется на периферию интересов этой, находящейся в российском подбрюшье и в центре евро-азиатского пространства страны. А ведь когда-то Монголия считалась чуть ли не необъявленной республикой Советского Союза. Кстати, говорят, многолетний руководитель МНР Юмжагийн Цеденбал предлагал сделать свою родину таковой не на словах, а на деле (может, еще и потому, что был женат на русской. – В.К.), но получил отказ Москвы, имевшей тогда на этот счет свои соображения.
А Абэ, завершив блиц-визит в несостоявшуюся республику СССР, отправился в турне по пяти среднеазиатским государствам, в которые четверть века назад были превращены бывшие в реальности советские республики. Основная цель поездки – более глубокое освоение Токио экономического и геополитического поля Центральной Азии, которая, по мнению японских экспертов, уже стала «задним двором Китая».
