Евгений Лесин Четырнадцатого апреля 1930 года покончил жизнь самоубийством русский поэт Владимир Маяковский. Поэтические символы позапрошлого века - Пушкин и Лермонтов - пали на дуэли. Символы прошлого - Маяковский и Есенин - не нашли себе ни противников, ни секундантов. Пришлось все делать самим. Лично.
Писатели вообще склонны к суициду, саморазрушению. У филолога и переводчика Григория Чхартишвили (писателя Б.Акунина) даже книжка есть такая - "Писатель и самоубийство". Литература и есть самоубийство. Чтобы развлечь читателя, заставить его смеяться, плакать, переживать и пр., писатель убивает себя. Свое личное время, своих родных и близких. Отсюда - алкоголь и наркотики, несчастные жены и беспризорные дети.
Лучшее произведение в "Антологии черного юмора" Андре Бретона - завещание маркиза де Сада. Книжка вышла в 1940 году ("более черноюмористического времени не сыскать", - говорил Бретон), через десять лет после самоубийства Маяковского. Распространение ее было приостановлено военной цензурой, так что в действительности она появилась лишь в 45-м.
Вот что писал человек, титул которого стал его именем (кстати, он был вовсе не маркиз, а граф): "Я запрещаю, чтобы мое тело было под каким бы то ни было предлогом вскрыто. Я настойчиво желаю, чтобы оно хранилось сорок восемь часов в той комнате, где я умру, помещенное в деревянный гроб, который не должны забивать гвоздями ранее сорока восьми часов. В этот промежуток времени пусть пошлют к господину Ленорману, торговцу лесом в Версале, на бульваре Эгалитэ, и попросят его приехать самого вместе с телегой, взять мое тело и перевезти его в лес моего имения Мальмэзон около Эпренова, где я хочу быть зарытым без всяких торжеств в первой просеке, которая находится направо в этом лесу, если идти от старого замка по большой аллее, разделяющей этот лес... Когда могилка будет зарыта, на ней должны быть посеяны желуди, так чтобы в конце концов эта просека, покрытая кустарниками, осталась такою же, какою она была, и следы моей могилы совершенно исчезли бы под общей поверхностью почвы. Я льщу себя надеждой также, что и имя мое изгладится из памяти людей".
Не изгладилась. 14 лет назад прекрасная Франция торжественно отмечала 250-летие де Сада.
Если бы не Железный занавес, сталинщина и прочие ужасы, то, может быть, в антологии бретоновской был бы еще один гениальный текст. Тоже завещание. Но - Владимира Маяковского:
"Всем
В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил. Мама, сестры и товарищи, простите - это не способ (другим не советую), но у меня выходов нет. Лиля - люби меня. Товарищ правительство, моя семья - это Лиля Брик, мама, сестры и Вероника Витольдовна Полонская. Если ты устроишь им сносную жизнь - спасибо. Начатые стихи отдайте Брикам, они разберутся.
Как говорят -
"инцидент исперчен",
любовная лодка
разбилась о быт.
Я с жизнью в расчете,
и не к чему перечень
взаимных болей,
бед
и обид.
Счастливо оставаться. Владимир М а я к о в с к и й.
12/ IV -30 г.
Товарищи вапповцы, не считайте меня малодушным. Сериозно - ничего не поделаешь. Привет.
Ермилову скажите, что жаль - снял лозунг, надо бы доругаться.
В.М.
В столе у меня 2000 руб. - внесите в налог. Остальное получите с Гиза. В.М.",
Написано 12 апреля. В День космонавтики, которой тогда, впрочем, еще и не было. Тоже ведь - черный юмор.
Хотя, если честно, вся жизнь при большевиках - сплошная антология черного юмора. Никакого Андре Бретона не нужно. Достаточно товарища Сталина, тоже большого любителя черного юмора. Может, потому и назвал вождь Маяковского "талантливейшим", что тот так пошутил напоследок.
Потому что вообще Владимир Владимирович - не Саша Черный, не Козьма Прутков, не Хармс или Николай Олейников. В стихах больше предпочитал пафос, а не юмор. А тут - "товарищ правительство", "сериозно", "надо бы доругаться". С кем? Зачем после самоубийства еще и ругаться?
Странный человек, великий поэт. Не знаю, что будет, когда исполнится 250 лет со дня его рождения. Но надеюсь: и площадь останется, и память, и памятник. И сто томов его партийных книжек. А всякие вапповцы - что нам до них? У Донтатьена-Франсуа-Альфонса графа де Сада тоже были современники. И сыновья. Ни одного из которых он не назвал ни Андре, ни Сержем. А зря. Был бы Андрей Донатович. Как Синявский. Или Сергей Донатович. Как Довлатов. Тоже - мастера черного юмора.
Да другого, по-моему, юмора и не бывает вовсе. Какие еще могут быть шутки, если каждый человек в конце концов умирает? Но лучше, если все-таки без суицида. И попозже.
