Виктор Литовкин
В дороге случается всякое. Фото с сайта www.wikipedia.org
Но факультет журналистики Львовского высшего военно-политического училища, который я окончил, журналистов-международников не готовил. Более того, его основной специализацией была подготовка универсальных военных корреспондентов, владеющих словом и фотоаппаратом, а заодно и умением организовать работу в походной типографии с чешской офсетной печатающей машиной «Ромайор». Правда, служить я попал в Венгрию, в газету Южной группы войск «Ленинское знамя», где знание «Ромайора» не требовалось, и я о нем вскоре забыл, но о своей мечте – нет. Но как ее осуществить, понятия не имел.
Умные люди мне подсказали: в армии есть так называемая Дипломатическая академия, упоминания о ней ты не найдешь ни в одном перечне учебных заведений Минобороны, потому что там готовят разведчиков для Главного разведывательного управления Генерального штаба. Они по выпуску работают под различными прикрытиями то ли во Внешторге, то ли в ТАССе, то ли в АПН или где-то еще. Поступай туда, и ты сможешь попасть на работу в ТАСС или в АПН, а, может, и в какую-то центральную газету. Там, говорят, тоже есть ребята в погонах. Некоторые из них стали очень известными журналистами (фамилии этих коллег по журналистскому цеху я сегодня знаю, с некоторыми из них в конце прошлого века даже работал в газете «Известия»).
Идея, которую мне подарили, была заманчивой. Но как ее осуществить, ведь открытого конкурса в ту академию не было и нет? Да и возьмут ли меня, переживал я? Опять же добрые люди подсказали: сходи к начальнику отдела кадров политуправления, попроси его организовать тебе встречу с человеком, который приедет из этой академии для набора абитуриентов. Может, ты ему понравишься.
Сказано – сделано. Я попросился на прием к начальнику отдела кадров полковнику N. Фамилию его я забыл, но хорошо помню, что звали его Николай Васильевич. Изложил ему свою просьбу. И неожиданно получил полный отлуп.
– Я не советую тебе, парень, поступать в эту академию, – сказал мне полковник. – Как родному сыну говорю – не надо. У тебя ведь за спиной никого нет. После окончания академии тебя пошлют не в Нью-Йорк или в Лондон, а куда-нибудь в черную Африку. Если ты, не дай бог, засыпишься и тебя посадят в клетку, по которой будут ползать змеи и какая-то другая экзотическая дрянь, станет кусать тебя или выедать твою печень, никто не заступится. Твои начальники сразу заявят, что никаких таких противоправных заданий тебе не давали, а все, что ты там натворил, это твоя собственная инициатива, а потому – выбирайся, как хочешь. А ты у нас – способный журналист, через пару-другую лет поступишь в Военно-политическую академию, в конце концов станешь уважаемым редактором окружной газеты или корреспондентом «Красной звезды», полковником…
Словом, ушел я из политуправления ни с чем. Правда, когда приехал тот самый таинственный полковник из академии ГРУ, знакомые ребята организовали мне с ним встречу. Мы проговорили с ним почти два часа. Он мне пообещал, что меня обязательно вызовут в Москву, в приемную комиссию, потому что такие люди, как я, тем более журналисты, им очень нужны.
Полковник уехал, а я остался ждать вызова в Москву. Его все не было. Некоторые из моих знакомых лейтенантов, которые, как я знал, тоже ходили на беседу с тем полковником, начали проходить медкомиссию, а меня на нее не приглашали. Я понял, что по каким-то неведомым мне причинам в разведчики не гожусь. Ну не гожусь, значит, не гожусь – не судьба. Этот удар надо было перенести со смирением. Что я и постарался сделать.
…Где-то в сентябре ответственный редактор нашего «Ленинского знамени» полковник Федор Фокич Коновалов вызвал меня в свой кабинет и сказал, что надо в воскресенье отвезти в групповой санаторий на Балатоне начальника отдела кадров политуправления полковника N.
– У него своей машины нет, – объяснил шеф, – а тратить деньги на поезд он не хочет. Попросил машину у меня. Думаю, тебе не составит труда оказать хорошему человеку небольшую услугу, побыть в воскресенье старшим нашей машины. Я тебе верну выходной, когда тебе потребуется.
Сказать, что меня сильно обрадовала внеочередная поездка на Балатон, я не могу. Не только потому, что у меня и моей семьи отнимали такой нечастый в работе корреспондента выходной, а больше всего огорчала незапланированная встреча с полковником N. После того разговора в его кабинете он как-то стал ко мне, по моему мнению, которое я, понятно, никому не выражал, излишне придирчив.
Встретил где-нибудь на территории штаба группы войск или в политуправлении, куда мне по работе приходилось достаточно часто ездить в комсмомольский отдел, и каждый раз у него находился повод для замечания. То я плохо пострижен, а точнее пострижен не так, как положено по уставу - не коротко. То увидит у меня на безумянном пальце правой руки, которой я, лейтенант, вынужден отдавать честь старшему начальнику, обручальное кольцо и начинает читать нотацию: кольца и прочие украшения не предусмотрены правилами ношения военной формы одежды.
Мои робкие объяснения, что обручальное кольцо - это символ любви и верности, крепости семьи, его надевают в государственных ЗАКСах, не производили на полковника никакого впечатления.
-Будешь в отпуске, - носи кольцо, - говорил он. - А надел форму, - снимай.
И хотя новая встреча с начальником отдела кадров не сулила мне ничего хорошего, отказаться от нее я не мог. Просьба начальника – приказ для подчиненного. И я, конечно же, согласился возглавить редакционный экипаж. Только спросил у полковника Коновалова:
– А можно мне взять в поездку жену. Она никогда не видела Балатона, а другая такая возможность вряд ли представится.
– Конечно, – согласился редактор. – Места в машине много, я думаю, Николай Васильевич не будет против.
Рано утром в воскресенье редакционная машина стояла в пригороде Будапешта – Матяшфёльде, у дома полковника N. Я встретил его и доложил, как положено, что все в порядке – баки заправлены бензином, водитель дорогу знает, жену взять с собой мне разрешил полковник Коновалов. Полковник N. на это ничего не ответил. Я спросил его, где он хочет ехать – на переднем сиденьи, рядом с водителем, или на заднем?
– Я буду сидеть сзади, – сказал полковник.
– А можно тогда рядом с водителем сядет моя жена, – спросил я. – Оттуда лучше видно места, по которым мы будем проезжать.
– Ты – старший машины, – ответил начальник отдела кадров, – тебе решать, кого куда садить.
Я посадил жену с редакционным водителем, гражданским служащим Михалычем, как у нас его все звали. По возрасту он был лет на пятнадцать старше меня. А сам сел рядом с полковником. Пока мы проезжали через Будапешт, он все время молчал, а как только выбрались на Балатонское шоссе, ведущее в Балатонфюред, где находился санаторий ЮГВ, вдруг обратился к моей жене.
– Можно мне с вами познакомиться? Как вас зовут, милая женщина?
– Лиля, – ответила супруга.
– Знаете, Лиля, – сказал Николай Васильевич, – я давно хотел с вами познакомиться, поговорить о вашем муже. Он у вас очень способный журналист, способный сделать в армии большую карьеру. Но уж очень неуправляемый. И вам надо вместе с его начальниками заняться его воспитанием.
– Я ему много раз говорил, – продолжил полковник, – ты постоянно ездишь по войскам, представляешь там свою газету и, хочешь или не хочешь, но одновременно и руководство группы войск. А какая у тебя прическа? Волосы на затылке чуть ли не на воротник кителя ложатся (поверить в это сегодня невозможно). Командиры со своими лейтенантами сражаются, чтобы у них была короткая уставная прическа, а тут приезжает из Будапешта корреспондент, и вся воспитательная работа командира идет насмарку. Взводные да и ротные спрашивают: почему ему можно, а нам нет? Тоже самое и по поводу обручального кольца на безымянном пальце правой руки вашего мужа. Сколько раз я ему говорил: сними кольцо. Офицеру его носить не положено. Ты же честь отдаешь большим начальникам. Они видят, что ты нарушаешь нормы армейской дисциплины и подставляешься под замечание. Кроме того, в тех же войсках обручальные кольца на руках офицеров запрещены еще и потому, что они работают на боевой технике. Зацепятся за какой-нибудь выступ кольцом, прощай палец, калека на всю жизнь. А тут опять отрицательный пример вашего мужа.
По всему чувствовалось, полковник N. тщательно подготовился к воспитательной лекции перед нашей семьей.
– Не подумайте, Лиля, что я плохо отношусь к вашему мужу, – продолжал Николай Васильевич, – наоборот, я его очень люблю, как родного сына. И как родному сыну советовал не рваться в Дипломатическую академию, рассказал об опасностях, которые его могут ожидать после ее окончания. Но он меня не послушал, встретился все-таки с представителем этой академии. Он же не знал, что список претендентов на поступление туда никак не может пройти мимо стола начальника отдела кадров, и я собственной рукой его фамилию оттуда вычеркнул. И еще смотрите: ответственный редактор назначил его старшим машины. Где по уставу должен находиться старший машины? Рядом с водителем, а он посадил туда вас. Представьте, едет навстречу нам командующий ЮГВ или начальник штаба. Видит, номер на «уазике», наш, военный, а рядом с водителем сидит женщина. Выясняет, чей это автомобиль. Оказывается, редакции «Ленинского знамени». Кто должен быть старшим машины? Лейтенант Литовкин. А почему его нет на положенном месте?! Машина возвращается в редакцию, и ваш муж получает серьезное взыскание. А это пятно на его будущей карьере…
Тут я не выдержал. Скомандовал водителю:
– Стой, Михалыч!
– Ты тоже выходи, – приказал жене.
Оставлять ее на пустынной трассе Будапешт–Балатон я не решился. Пришлось сажать к полковнику N.
Остаток пути до санатория мы проехали в мертвой тишине.
P.S. Журналистом-международником я так и не стал. Но жалеть об этом поздно, да и ни к чему. Мечту своей юности я реализовал ровно наполовину. Не стал ответственным редактором окружной газеты и корреспондентом «Красной звезды». И в этом тоже нет никаких сожалений. Мне повезло в другом. Благодаря своей профессии я объездил четыре континента, не летал только в Австралию и Антарктиду. Не раз сиживал в кафе и ресторанчиках на Елисейских полях. С женой тоже. Благо сегодня, в отличие от советских времен, это не проблема – купил туристическую путевку, и через несколько часов ты уже в Париже. Правда, кофе там ни разу не пил – здоровье не позволяет. В отношении других напитков запрета врачей не существует. Заметок там не строчил и трубку не курил – я вообще не курю. Ни сигарет, ни трубок, ни сигар.
Но полковник N. тут, как говорится, – ни с какого боку.
Дарья Гармоненко 