Вячеслав Бондаренко. Вяземский. - М.: Молодая гвардия, 2004, 678 с. (Жизнь замечательных людей).
Князь Петр Андреевич Вяземский прожил довольно долгую жизнь - восемьдесят шесть лет. Впрочем, куда больше поражает его неслыханное поэтическое долголетие: от литературного дебюта шестнадцатилетнего Вяземского в "Вестнике Европы" до его последних поэтических циклов - без малого семь десятилетий беспрерывной творческой деятельности. Какой еще русский поэт XIX века мог бы, оспаривая у Вяземского лавры литературного старожила, начать свой путь в эпоху Державина, а закончить в эпоху Толстого и Достоевского? Однако всякое излишество, в том числе и творческое, выходит боком. Несмотря на беспрецедентно обширное наследие, о Вяземском до сих пор писали беспрецедентно мало - и десятка книг не наберется. А если писали, то, как правило, по шаблону назидательного противопоставления раннего периода творчества поэта позднему. Первых сатирических сочинений - поздней религиозной лирике. Неважно, какому именно этапу отдавал предпочтение тот или другой биограф. Главное, что жизнеописания выходили купированными, а образ поэта - неполноценным. Ну не хватало у идеологически выдержанной русской и советской критики широты взглядов на эпический размах души одного из последних представителей рода Рюриковичей.
Подобное литературное долголетие, кажется, совсем не смущало Вячеслава Бондаренко: в 2000 г. он уже выпустил в далеком Минске "Жизнеописание" князя Вяземского, и вот теперь - еще одно, втрое больше. Но дело даже не в том, что новая биография поэта - самая полная на сегодняшний день. Куда важнее, что Бондаренко не делит жизненный путь поэта-аристократа на взлеты и падения, не подавляет необузданный литературный темперамент своего подопечного непререкаемым филологическим авторитетом, а пишет добротную и исчерпывающую историю его жизни, где главный сюжет - развитие личности героя. История души на фоне истории русской литературы. Психология здесь торжествует, а литературоведение от этого только выигрывает.
Конечно, автору было бы куда сложнее, не будь в его распоряжении обширнейшего Остафьевского архива, документально отражающего общественные, финансовые и семейные перипетии рода Вяземских. Но еще более благодатным биографическим источником служит творчество самого Петра Андреевича. Князь был неистощимым острословом, и его независимый ум находил выражение в переписке с женой и друзьями, записных книжках, мемуарах, литературной критике и, конечно же, в стихах. Поэзия его лишена гладкости ("Наш язык на то только и хорош, чтобы коверкать его, жать во всю Ивановскую: соки еще все в нем", - писал он Александру Тургеневу), но зато преисполнена сиюминутных чувств и ярких мимолетных наблюдений. Для историка тут главное - не погрязнуть в обилии второстепенных деталей, и Бондаренко с честью справляется с этой задачей. Из семисот страниц биографии не хочется пропустить ни одной - так умело он сцепляет обстоятельства жизни и литературные тексты в увлекательное, хотя вовсе не беллетризованное повествование. И додумывать ему тут ничего не приходится. Герой прямо-таки напрашивается на то, чтобы его произвели из литературных деятелей в литературные прототипы. Недаром Толстой позаимствовал из воспоминаний Вяземского эпизод для одной из сцен "Войны и мира". Неисправимо штатский, но преисполненный жаждой подвига Пьер Безухов на раненой лошади - не кто иной, как князь Петр Андреевич, в первый и последний раз в жизни участвующий в военных действиях. Зато литературных баталий у князя было предостаточно. Причем мало кто управлял своим Пегасом так мастерски и с таким азартом.