Сумеет ли Россия искоренить авторитарное массовое сознание?

Кампания Поклонской оживила поистине обскурантистские силы. Фото РИА Новости

Николай Бердяев писал: «Революция – конец старой жизни, а не начало новой жизни, расплата за долгий путь. В революции искупаются грехи прошлого. Революция всегда говорит о том, что власть имеющие не исполнили своего назначения. И осуждением до революции господствовавших слоев общества бывает то, что они довели до революции, допустили ее возможность. В обществе были болезнь и гниль, которые и сделали неизбежной революцию». Директор канцелярии главы Российского Императорского дома Александр Закатов, выступая по телеканалу РБК, заявил, что Октябрьская революция 1917 года была неизбежной, поскольку в старой России накопилось много несправедливости. Такой же точки зрения, по его словам, придерживается и великая княгиня Мария Владимировна. В 100-летнюю годовщину Октябрьской революции она посетила крейсер «Аврора» – символ Октябрьской революции. При этом она заявила, что императорская семья признает, что на ней также лежит ответственность за бедствия, которые выпали на долю России, но никого ни в чем не обвиняет и призывает все периоды российской истории оценивать честно, объективно.

Евреи и революция

Казалось бы, на этом и следовало бы поставить точку в обсуждении причин русской революции 1917 года. Но ставшая широко известной своей идеализацией последнего русского царя Наталья Поклонская не унимается. Используя свое положение депутата Госдумы, она забрасывает запросами все мыслимые инстанции, находит все новые выдающиеся качества Николая II и уже обвиняет не только творческую интеллигенцию, но и власти, которые-де не запрещают показа фильма «Матильда». Развернутая ею кампания против фильма «Матильда» и режиссера Алексея Учителя спровоцировала оживление в России реакционных, экстремистски настроенных, поистине мракобесных сил, о чем многократно говорилось в СМИ. Вирус мракобесия проник и в лоно РПЦ. Так, секретарь Патриаршей комиссии по изучению результатов экспертизы «екатеринбургских останков» епископ Тихон (Шевкунов) заявил на конференции «Дело об убийстве царской семьи»: «У нас самое серьезное отношение к версии ритуального убийства… Более того, у значительной части церковной комиссии нет сомнения в том, что это так и было». Под этим следует понимать, что большевик – еврей по национальности – Яков Юровский (кстати, не по своей инициативе, а по приказу начальства и вместе с людьми из простых русских семей) участвовал в расстреле царской семьи в ходе «ритуального убийства евреями христиан». Вызывает удивление, что этот бред взял на рассмотрение Следственный комитет, и одновременно сожаление, что его с порога не отмел патриарх Кирилл. Ведь подобные заявления церковных иерархов могут навредить имиджу РПЦ. Роль людей еврейской национальности в Октябрьской революции неоспорима, но они боролись за общее дело, за интересы всех народов страны, русские люди так это и воспринимали, не вчитываясь в их паспорта и не вглядываясь в их лица. Лев Троцкий уж никак не походил на русского, но он пользовался огромной популярностью среди красноармейцев, а о том, что Сталин был грузином, вообще мало кто думал. Как и мало кто интересовался, какая кровь течет в жилах Ленина, пока об этом не поведала писательница Мариэтта Шагинян. К слову сказать, великая княгиня Мария Владимировна заявила: «Убийство царской семьи не было ритуальным. Можно много фантазировать на эту тему, но то, что было в Ипатьевском доме, происходило так, как мы знаем».

Слова Бердяева о «низком культурном уровне духовенства» мне казались делом далекого прошлого. Тем не менее позволю себе напомнить о некоторых сторонах всех великих революций. Они, как правило, бывали кровавыми и заканчивались казнью монарха. Английская революция – она же Английская гражданская война (1642–1652) – принесла в жертву короля Карла I. Великая Французская революция (1789) на этом не остановилась, и кроме короля Людовика XVI были казнены королева Мария-Антуанетта, сестра короля Елизавета, умер от издевательств в заточении и малолетний сын короля Луи Шарль. В живых осталась только дочь короля Мария-Тереза, которая сначала побывала в тюрьме, потом была освобождена и выслана из страны. В то же время можно понять и иерархов РПЦ: большевики, считая ее опорой царского режима, разоряли и грабили церкви, репрессировали и физически уничтожали ни в чем не повинных попов. Но Церковь как консервативный институт, сросшийся с властью, едва ли не у всех революционеров вызывала отторжение. Однако в то же время в Польше, где Церковь ассоциировалась не с властью, а с народом, граждане встали на ее защиту при правлении коммунистов. 

Элита, не помнящая родства?

Так или иначе 100-летие Октябрьской революции 1917 года – событие, которое нельзя замолчать или отделаться от него скороговоркой. Упразднение ставшего привычным для народа праздника 7 ноября в ее честь наверняка рано или поздно будет восстановлено. Национальные праздники связаны с крупными и широко известными обществу событиями, а не произвольно назначаемы властными лицами по конъюнктурным соображениям. Октябрьская революция оказала огромное влияние на мир. С одной стороны, она заставила алчных капиталистов во избежание революции думать не только о своих прибылях, но и об интересах 

В народе все еще жива идея доброго царя. Фото Reuters

трудящихся, дав толчок превращению жестокого капитализма в посткапитализм – социальный капитализм. С другой стороны, она мощно повлияла на развитие национально-освободительного движения, ускорив развал мировой системы колониализма. Изменила она и собственную страну. Было покончено с неграмотностью, десятки миллионов людей получили высшее образование, появилась целая армия ученых, состоялось много выдающихся личностей. За короткий срок был создан промышленный, научно-технический и военный потенциал, позволивший нам выстоять в войне с таким сильным противником, как фашистская Германия. Большинство людей верили в социализм, в его превосходство над капитализмом. Во имя лучшего будущего многие советские люди готовы были трудиться на износ, терпеть голод и холод, оставлять семьи, уезжая осваивать природные ресурсы необжитых районов Крайнего Севера и Дальнего Востока. 

Почему это событие не нашло должной оценки официальных лиц? Скорее всего правящая элита и обслуживающая ее интеллигенция растерялись, не знали, как оценивать революцию, которая имела не только позитивные, но и хорошо известные негативные последствия (о которых я уже не раз писал). Бердяев дал пример оценки русской революции в книге «Истоки и смысл русского коммунизма». Он использовал метод антиномии, способ, при котором взаимоисключающие положения можно одинаково убедительно доказывать логическим путем. Можно было бы прибегнуть и к принципу «с одной стороны – с другой стороны». Так, например, скульптор Эрнст Неизвестный памятник Никите Хрущеву подал в черно-белом цвете: то есть за ним было и хорошее, и плохое. Скажу больше. Наша новая элита, сформировавшаяся в условиях доминирования материального над духовным (иначе говоря, передела общественной собственности), оказалась не в состоянии понять всемирно-историческое значение Октябрьской революции, сопоставимое с влиянием Великой Французской революции. Если последняя поставила во главу угла борьбу за свободу, то Октябрьская революция – борьбу за социальную справедливость. Оба эти процесса стали менять мир. Во Франции день взятия Бастилии как начало революции стал государственным праздником, а революционная песня «Марсельеза» – национальным гимном. Тут есть чему поучиться нашей элите. 

Постсоветские власти многое заимствуют не столько у монархической России, сколько у СССР, рожденного Октябрьской революцией. Но заимствуют выборочно. Нынешняя политическая система очень похожа на советский строй, в основном изменились только названия да социальное содержание. Прерогативы президента РФ более широки, чем полномочия Генерального секретаря ЦК КПСС. Тот не мог не считаться с членами Политбюро ЦК КПСС, которые при определенных условиях могли и снять его с поста, как это произошло с Хрущевым. Ныне у нас нет органа, который мог бы это сделать, – все власти зависят от президента. И правящая партия очень похожа на КПСС с той только разницей, что в ней наряду с чиновниками, силовиками и богачами значительную прослойку составляют спортсмены и артисты. Выборы в органы власти похожи своей предсказуемостью. Похожей является и тенденция к несменяемости первых лиц. Не оторвались от советской традиции основные СМИ как и говорящие и пишущие головы. Принципиальная разница, пожалуй, состоит только в том, что правящие партократы все же умели развивать страну, чего не скажешь о нашем правящем альянсе силовиков, чиновников и олигархов, когда при массовой нищете и бедности огромные средства тратятся на имиджевые проекты.

Однако постсоветские власти не заимствуют ни советскую прогрессивную социальную систему, ни сравнительно небольшой разрыв в доходах между высшими и низшими слоями общества, ставят в центр внимания не научно-техническую и производственную элиту, а чиновников и силовиков и т.д. Тем не менее, как писал Бердяев, хотя за революцией обычно следует реставрация, она никогда полностью не возвращает страну к прежней жизни. В постсоветское время стало больше свободы, граждане могут уезжать из страны и в нее возвращаться. Официально цензура запрещена, но критики власти считают, что она возрождается. Исчезли наказания за критику существующего строя, но Госдума приняла статьи об экстремизме и оскорблении чувства верующих, по которым можно привлечь к ответственности человека, действия которого не угрожают конституционному строю, или высказывающего свое мнение о месте и роли религии в обществе. Остались и некоторые социальные льготы.  Появилось право на частную собственность, но существует мнение, что при желании власти могут у одних ее отнять, а другим дать, находя для этого причины.  

Не за нынешний политический и экономический строй и социальную систему многие из нас боролись в конце 1980-х – начале 1990-х годов. Мы мечтали о демократии, социальном и правовом государстве, социальной рыночной экономике, а теперь страна стала отставать уже и от продвинутых недавних колоний в экономическом развитии, росте благосостояния народа и демократизации общества. 

Ловушки переходного периода

Перед президентскими выборами четко вырисовываются два направления планов социально-экономического развития России. Одно – либеральное – наиболее полно представляет Алексей Кудрин, другое – близкое кейнсианству, его выразителем является академик РАН Сергей Глазьев сотоварищи. Можно не сомневаться, что в той и другой программе будут значиться ускоряющиеся темпы роста экономики, развитие техники и науки, повышение жизненного уровня людей; будут фигурировать и модные ныне слова «цифровая экономика», «биткоин», «блокчейн» и пр. Только проблема в том, что для успешной реализации либеральной модели, помимо политической воли (которая у нас часто дает сбои), нужны крупные инвестиции и высокие технологии, которые в условиях санкций труднодоступны. Наивно думать, что наши восточные торгово-экономические партнеры в ущерб своим национальным интересам пойдут на нарушение санкций, принятых Конгрессом США. Не сработает и мобилизационная модель развития, поскольку она требует объединяющей общество высокой цели, которой не может быть ни иллюзорная идея превращения РФ в глобальную державу, равную США и КНР, ни надуманная угроза извне. Но пока будут солидные доходы от продажи углеводородов, мы жить в голоде и холоде точно не будем. 

Так где же мы споткнулись? В двух словах, очень труден переход от одной общественной системе к другой. В этом отношении весьма поучительный пример дает Китай. Начатые Дэн Сяопином реформы (согласно решению пленума ЦК КПК в декабре 1978 года) обеспечили стране быстрый экономический рост, который, однако, не дал адекватного улучшения жизненного уровня большинства китайцев. Это, а также нарастающая коррупция и ряд других причин привели к массовым выступлениям молодежи и присоединившихся к ней представителей других слоев общества на площади Тяньаньмэнь в Пекине весной 1989 года, которые перекинулись и на некоторые другие города. Сначала протестующие выдвигали экономические требования, а потом стали требовать и демократизации общества. В китайском руководстве произошел раскол. Генеральный секретарь ЦК КПК Чжао Цзыян, которого называли «китайским Горбачевым», и его сторонники считали необходимым пойти навстречу требованиям протестующих. Дэн Сяопин, однако, понимал, что преждевременные политические перемены сорвут реформы и могут привести к распаду страны. Поскольку разрешения конфликта мирным путем достичь не удалось, Дэн Сяопин настоял на применении силы. Это было тяжелое решение, имевшее к тому же негативные внешние последствия. После этого в развитии Китая наступила тревожная пауза. Многие во власти посчитали, что надо приостановить реформы и вернуться к дореформенной политике. Находясь в составе делегации в Китае в 1990 году, я из уст многих слышал слова о необходимости стабильности в стране и гадал, что будет дальше. И не я один, гадали многие. Но Дэн Сяопин и на сей раз показал себя решительным и дальновидным политиком. После поездки по стране он заявил: надо не приостанавливать, а углублять реформы. Что и было сделано, что, как мы знаем, обеспечило Китаю фантастически быстрый рост. Один человек дважды предотвратил принятие худших сценариев развития страны. Вот что значит роль личности в истории! 

Переход от одной общественной системы к другой практически всегда связан с кризисами и необходимостью принятия адекватных новым вызовам решений. И здесь решающую роль играет личность первого руководителя. Но политиков такого таланта и такого многостороннего опыта, как Дэн Сяопин, у нас не было. Китаю несказанно повезло, что дважды репрессированный маоистским режимом Дэн остался жив. И у них, и у нас во избежание конкуренции первые лица старались избавляться от сильных политиков. Начавший перестройку Михаил Горбачев не был политиком-стратегом и не обладал решительностью, в критические моменты он не мог находить верные решения, что привело к провалу перестройки и распаду СССР.  Решительный, но не имевший широкого образования и слабый по части договороспособности Борис Ельцин не сумел найти компромисса с законодательной властью по поводу хода реформ и довел дело до острого противостояния двух ветвей власти, которое закончилось так называемым расстрелом парламента. После этого возникла новая ситуация, которая требовала нового решения проблемы реформирования страны. И Ельцин ее решил не лучшим образом. Его команда сделала все возможное, чтобы сократить до минимума прерогативы парламента и наделить практически необъятной властью президента. Причем не ограничивая его двумя сроками, что объективно создавало условия для появления режима личной власти. (Расчет, разумеется, делался на многолетнее правление Ельцина.) А когда возник международный скандал по поводу якобы коррупции в семье Ельцина, то уже тяжело больной президент, по мнению его критиков, думал не о развитии страны, а о преемнике, который гарантирует ему и семье неприкосновенность и сохранит спорные результаты проведенных реформ. И выбор пал на тесно связанного с силовыми структурами чекиста Владимира Путина. Он уже показал себя способным управленцем, но не имел большого управленческого опыта и экономического образования. Он вышел из среды, в которой существует строгое подчинение младших старшим. Экономический курс стал определять его коллега по питерской мэрии Алексей Кудрин – человек либеральной школы. Но народ принял Путина. Людям нравилось, что он говорил и как себя вел. Стоило ему сказать, что чеченских террористов мы будем мочить и в сортире, как его рейтинг стрелой пошел в гору. Россиянам он показался парнем из нашего двора. Плюсом ему было уже то, что молодой, активный, он был прямой противоположностью рано состарившемуся Ельцину. Росту авторитета Путина способствовало и то, что именно при нем стали стремительно расти цены на нефть и появились возможности улучшить жизнь людей. 

Мне тоже Путин нравился, я был его сторонником. Настораживало то, что наши люди могут оказать ему плохую услугу. Ему надо было расти на такой ответственной должности и на таком сложном переходном этапе развития страны, опираться на помощь более опытных людей. Он еще не сделал ничего значимого для страны, как ему с разных сторон стали петь дифирамбы. Потом дошло дело до статуса национального лидера. Я не знаю, кто первым это сказал, но он явно был недостаточно грамотным: национальный лидер – это семантически примерно то же, что вождь, фюрер, дуче. Стало очевидно, что в народе все еще жива идея доброго царя. Неизжитое царистско-вождистское сознание и оставшееся после нескольких веков крепостного права холопство неизбежно будут создавать культ первого лица в государстве. Это значит, что мы в своем большинстве из подданных, призванных служить власти и государству, еще не превратились в граждан, которые убеждены, что все должно быть наоборот. У нас ведь и законодатели вместо того, чтобы расширять собственную суженную донельзя после расстрела парламента власть, за последние годы еще больше расширили прерогативы президента. В таких ситуациях, как показывает мировой опыт, дальновидный политик во главе власти сам инициирует процесс борьбы за искоренение авторитарного массового сознания, без чего страна не сможет стать цивилизованной процветающей. На это и будем надеяться.