Александр Неклесса
Переход совершается, когда подвижная природа социокосмоса провоцирует критическое возмущение, происходит хаотизация прежней и становление новой организации. Иллюстрация сгенерирована нейросетью Kandinsky 3.0
Хотя всякое наше знание начинается с опыта,
отсюда вовсе не следует, что оно целиком проистекает из опыта.
Иммануил Кант
Мы познаем мир, выявляя закономерности, поскольку универсуму присущ своеобразный порядок, хоть и не всегда очевидный, внятный или даже умопостигаемый. Усложнение человеческой вселенной – ойкумены, постоянное, но заметно ускорившееся в прошлом веке, ее реорганизация, глобализация, диверсификация стимулировали расширение знаниевой среды, разработку системных методов анализа и прогноза сложных антропогенных процессов, развитие инженерных искусств, социального проектирования, контроля и управления разнородными событиями на планете.
Искусство комплексных операций
В ХХ столетии существенно изменился социальный и политический ландшафт планеты: рушится имперское мироустройство, деколонизируется значительная часть зависимых территорий, создается система объединенных наций. Возникает СССР и распадается вместе с «социалистическим содружеством» как концепт и практика альтернативного мировидения. Появляются «большие проекты», связанные как с национальным, так и трансграничным строительством, постимперские и постколониальные нации, международные объединения и организации, наделенные особыми правами, региональные системы безопасности, образуются глобальные геоэкономические, модернизационные и постмодернизационные композиции.
В ходе «Тридцатилетней войны» ХХ века планировались и реализовывались синхронизированные во времени/пространстве военные акции и логистические комбинации, задумывались и воплощались масштабные военно-политические сюжеты. Крупные боевые и тыловые операции развивали искусство оперативного управления и стратегического планирования, которые в послевоенные годы конвертировались в алгоритмы сложной деятельности, используемые как в военной, так и в гражданской сферах. Осмысление данного опыта позволило создать инструментарий, применяемый при разработке больших, многофакторных и долгосрочных проектов, а также усовершенствовать методологию анализа и прогноза непростых международных ситуаций.
Именно в те годы системный подход к пониманию особенностей взаимосвязанных, порой слабоформализуемых, разбегающихся ансамблей (Александр Богданов, Людвиг фон Берталланфи) и кибернетика как теория управления (Норберт Винер) становятся важными направлениями в штудиях и производстве «фабрик мысли».
В 1950-е годы ведется поиск организационных форм и путей реализации объемных военных и гражданских проектов с использованием технических инноваций и новых аналитических технологий. Формируется тип интеллектуальных предприятий, работающих в области перспективных исследований, нередко выходящих за рамки текущих задач, и аналогичных по сложности опытно-конструкторских разработок (R&D), координируя свою деятельность с правительственными учреждениями, академическим сообществом и промышленностью. Это поколение интеллектуальных корпораций, развиваясь, формулирует и реализует амбициозные проекты, пересматривая представления о дисциплинарных ограничениях и сложившихся взаимоотношениях технологий и науки в пользу далеко идущих исследований с «высоким риском» и «высокой отдачей». Так действует, к примеру, созданное в конце того десятилетия Управление перспективных исследовательских проектов Пентагона (ДАРПА).
В 1960–70-е годы обновление когнитивных практик, стимулируемое усложнением и умножением глобальной проблематики, приводит к реформированию исследовательских организаций, появлению нового поколения мозговых центров, интеллектуальных сообществ, кадровых агентств (от Международного института системного анализа до Трехсторонней комиссии). Развиваются методы, основанные на общей теории систем (GST): системный анализ, системная (индустриальная, мировая) динамика (Джей Форрестер), а стремление освоить предъявляемые жизнью противоречивые композиции проявляется в разработке способов управления полиморфной динамикой, формулировании процедур матричного анализа и моделировании совокупности внутренних/внешних взаимодействий, включая переменчивые и антагонистичные. Явлением в сфере социального анализа и попыткой активного представления будущего (Эрих Янч) становятся доклады Римскому клубу, базирующиеся на принципах, сформулированных его отцом-основателем Аурелио Печчеи: глобальность, долгосрочность, междисциплинарность.
Человек состязается с порожденным им же бременем регламентов и сообществом организаций, создаются инновационные модели поведения на основе теории самоорганизованной критичности (Пер Бак), исследуются свойства нелинейной, взрывной динамики, транзитов, мутаций, других особых состояний. Наибольшую известность из центров, занимающихся междисциплинарными исследованиями комплексных динамичных систем и процессов их самоорганизации и адаптации, получил в преддверии нового века зонтичный Институт Санта-Фе, основанный группой ученых преимущественно из Лос-Аламосской лаборатории.
Акторы нового века
Обновление аналитических и прогностических практик приводит к результативному перевороту, трансгрессирующему системный подход в прежнем понимании, знаменуя, в частности, 1) осознание его принципиальной неполноты и 2) развитие методов внешнего управления социальными организмами. Изменчивость композиций повышает требования к искусству интеллектуального конструктивизма, а тень «скрытой угрозы» провоцирует размышления об «известных/неизвестных неизвестностях» (Дональд Рамсфельд) и о должной степени внимания к «маловероятным высокоэффективным событиям» (Ричард Чейни), предполагая в русле цивилизационного транзита большую вероятность столкнуться с неожиданностями.
Меняются критерии мастерства политических элит («собрания благородных мужей обоего пола»), в соответствии с классом ситуаций и задач раздвигающих горизонт возможного – качество управления должно соответствовать либо превышать уровень сложности курируемых систем. Усложняются модели личного и группового поведения, расширяется спектр лояльностей, трансформируется понимание суверенитета, происходит переоценка базовых активов, пересматривается соотношение универсального и уникального.
Акторы нового века продуцируют комплексную, «запутанную» среду взаимодействий. Изучаются возможности влияния на аттракторы систем, формализуются методы рефлексивного, акупунктурного, рефлекторного, роевого/вероятностного управления субъектами действия, ходом операций, другими критическими процессами и структурами. Поисковая же активность связана преимущественно с анализом природы мозаичных, потоковых и полевых систем, освоением глубин когнитивной сложности – оценкой предсказательной силы больших/неопределенных баз данных (эффект «черного ящика»), фрактального прогноза, художественного гештальт-анализа (арт-гипотезы), особенностей применения хронологических матриц, их топологического исчисления, использования принципа дополнительности, потенциала логики случайностей, эффективности неклассического оператора (serendipity) и синергийного взаимодействия, что ставит исследователей перед рядом методологических вызовов в сфере практического, социального и гуманитарного знания.
В изменчивой среде прежние политологические прописи пасуют перед вызовами неожиданных сюжетов, пертурбациями и парадоксами возникающих сценариев. Конвенциональное знание утрачивает способность успешно толковать, а порой даже опознавать феноменологию новизны: отличать невнятности настоящего и тени неоархаики от протуберанцев грядущего. Поливариантная картография перемен пестрит развилками, коллизиями и новыми императивами: не знание, а понимание; не факт, а тенденция; не структура, а состояние. Историческая инициатива подобна «дорожной карте», где расчет маршрута производится не прямой топографической калькуляцией, но в соответствии с перманентно обновляющейся ситуацией, ее эмерджентностью и наличными техническими возможностями. Искусство стратегии – динамичное мастерство, эффективная преадаптация к меняющимся обстоятельствам – это синтез атакующей разведки, анализа действий, направленных на освоение будущего (проактивность), контроля и нейтрализации надвигающихся угроз (превентивность), опережающего, упреждающего заполнения обнаруживаемых ниш (преэмптивность).
|
|
Обстоятельства и процессы, возникающие в точках бифуркации, отличны от привычного опыта, будущее не обязательно «рассматривать сквозь призму прошлого». Иллюстрация сгенерирована нейросетью Kandinsky 3.0 |
Осознание мира есть акт его ментального упорядочивания. Мы не просто переносим присущее человеку чувство гармонии на окружающий мир, но в самой природе и событиях ищем и обнаруживаем присутствие устойчивых порядков (законы, закономерности), а потому склонны воспринимать историю при всех издержках не как бесцельное расширение и усложнение человеческого космоса, но его развитие, а развитие – как взросление, эволюцию.
Эволюция оперирует не количественным исчислением времени, но его результативностью, всплесками перемен. История свободна в эскизах и композициях идеала, ее разнообразие – совокупность последовательных сюжетов в духовной и практической сферах, однако эти последовательности не обязательно линейны, а совокупности – последовательны. Глобализация Ойкумены – производное от экспансии замыслов и пестроты их реализаций, амбиция мироустройства – удержание той или иной формулы динамической связности многоаспектного мозаичного панно. Время устраняет неопределенность развилок, эволюция преодолевает блуждания в аналоговых маршрутах земного лабиринта, пребывание в пульсирующих состояниях, изжитых ситуациях и прожитых судьбах, подавляя энтропийное инфицирование антропологической вселенной. Это забег на длинную дистанцию – перманентное самосостязание.
Из привычных интерпретаций истории в русле «эффектов линейного видения» (Марина Можейко):
– цивилизационная картография перемен: цивилизация осознается как процессуальное понятие (ср.: варваризация), то есть как социальный аналог эволюции (архаика – варварство – цивилизация) или как усложнение взаимодействия культурно-исторических типов: коэволюция, «мир миров»;
– близкая ей по сути стадиальная последовательность: Древний мир – Античность – Средневековье – Современность – Постсовременность и другие подобные траектории, к примеру, марксова цепочка формаций «из царства необходимости в царство свободы»;
– модернизационный маршрут: от традиционного общества к индустриальному строю и далее к постиндустриальному укладу (ср.: стадии роста Уолта Ростоу);
– постколониальный императив: деколонизация, суверенизация, индивидуация – отвержение колониальности как самозакабаленности;
– когнитивная динамика: изменение доминантного режима сознания (рефлекторное – синхронистичное – диахроническое – синергийное).
Существуют другие трактовки хода и смысла истории, включая нелинейные (историческая темпоральность Жиля Делеза); теологические (концепция Аврелия Августина о «странствующем граде Божьем»); схоластические (ср. с аналоговой онтологией практики: эволюция/субсистенция, история/субстанция, события/акциденции), равно как попытки реконструкции универсального кода перемен (И цзин).
Историю генерируют перемены, демонстрируя поступательный, скачкообразный, порой катастрофический характер процесса, сопряженный с метаморфозами мировидения и зигзагами миростроительства, преодолением природных ограничений и социальных препон, умножением субъектов действия и пересдачей карт повседневности. А также освоение с рисками для цивилизации привносимой в оборот инакости. Разнообразие, обогащая вселенскую партитуру, усложняет ее исполнение, ставя под удар развитие организации в неспокойных водах эволюции: политической (города-государства – империи – национальные государства – трансграничная полития); экономической (прогрессия принципов и целей домостроительства, технологические перевороты, сублимация стратегических ресурсов); социокультурной (конкуренция ценностных норм и поведенческих регламентов, гуманизация практики); антропологической (обретение персонального суверенитета, личностный рост).
Вместе с тем транзит высвобождает драконов. Конкуренция субъектов политического конструктивизма чревата сдвигами в настройках с последующим каскадом дисбалансов, провоцируя перемену общей участи. Привносимые возмущения, стимулируя поисковую активность, смещают ценностные фокусировки, и, продуцируя вероятностные состояния, расширяют спектр целеполаганий, конструктивных и деструктивных. На становление нового порядка влияет также разновекторность субсистем и подмножеств, инициирующих собственные представления о будущем, а коды уходящей организации (ритуалы, мифы, стереотипы) оказываются препонами в становлении нового порядка. Форсаж процесса ведет к хаотизации системы, а при сохранении в бурных водах транзита ее относительной связности – фазовому переходу в иное целостное состояние.
Переход совершается, когда подвижная природа социокосмоса провоцирует критическое возмущение, происходит хаотизация прежней и становление новой организации. Это резкое усложнение практики, умножение проб и ошибок с неясным прогнозом, своего рода rite of passage: преодоление пределов прежнего организма и открытый коридор возможностей. Результативность эволюции зависит от потенций общества, его умения справляться с застоем, рекуррентностями, девиациями, отводя либо преодолевая химеричные состояния – темные времена и случайности без вероятности.
Обновление прописей
Наука по-своему отказывает человеку в уважении его логики, опознавая и предъявляя феномены и процессы, плохо с ней согласующиеся. Пытаясь упорядочить в своем восприятии факты, мы редуцируем реальность, а применяя все более изощренные методы познания, обнаруживаем, что и мироустройство, и практика оказываются сложнее, чем представлялось. Сегодня анализ траектории истории, ее собственной логики развития, а следовательно, и прогноз событий, нуждаются не только в обновлении инструментария, используя междисциплинарный трансфер и оперируя такими категориями, как странные аттракторы, когеренция, динамический хаос или другими «чудесатыми зябликами». Речь фактически идет о переосмыслении эпистемологической конвенции – действующих «правил игры» и самой концепции знания.
Обстоятельства и процессы, возникающие в точках бифуркации, отличны от привычного опыта, будущее не обязательно «рассматривать сквозь призму прошлого» (Арнольд Тойнби). Исторические прописи предлагают общее, во многом эмпирическое представление о маршруте, симптомы же транзита проявляются как дестабилизация наличного текста, и каждый лаг продвижения множит разночтения. Усложняются ситуации, ускоряется динамика, проявляются признаки турбулентности, что в конечном счете требует не только коррекции представлений и ожиданий, но изменения самого языка, используемого в штудиях, отражая природу практического знания – гештальта множества обнаруживаемых процессов. Раздвигая дисциплинарную рамку «окна Овертона» (социологическая модель и теория для описания диапазона допустимых в обществе идей) и легитимизируя «ультра»/«инфра» поля феноменологии перемен. Прежние методы перестают адекватно работать в изменившейся среде, вводимые же в оборот неклассические мотивы и обертоны порождают новые форматы производства и упаковки социогуманитарного знания, имея целью переутвердить его аналитическую эффективность и прогностическую состоятельность.
Идеалы и архетипы, стягивая в узлы расходящиеся тропы, удерживают преемственность поколений. Развитие антропологической вселенной подразумевает, однако, в качестве своего естественного предела не исчерпание людьми земного пространства – перманентный прилив энергий проявляется в реорганизациях, усложнении и развитии структуры человеческого универсума. Ойкумена как сложная система и особый субъект истории, проходя сквозь бутылочное горлышко цивилизационного транзита, движется к некоему вероятностному состоянию (в своего рода «копенгагенской интерпретации»): дуализму-дополнительности земных национальных терминалов и динамичной персонализированной оболочки. Постсовременный модус – сложный человек в сложном мире: это своеобразная суперпозиция неклассического наблюдателя, сумма представлений и воль к их воплощению, резонирующие сцепления трансграничных персонажей с платформами суверенных территорий. Мир сгущающихся людских потоков – констелляций, галактик, «стен» и «нитей» антропокосмоса, обнаруживает возможности и осваивает уникальности, формируя фазовое пространство, где резко повышается витальность индивидов и сообществ, умножая богатство доступных альтернатив.
Чем разнообразнее мир, тем сложнее удержать общую онтологию. Сознание субъекта противостоит природе, включая собственную. Наука – влиятельный язык, по-своему, в рамках экспериментальной конвенции верифицирующий и транслирующий обитателям «аквариума» Хокинга трофеи знания, обретенного по пути в неизвестность. Метавселенная за линией горизонта, то есть по ту сторону обжитой, осмысленной и географически обусловленной сферы бытия, может проявляться как интегрированная трансфинитная среда, гибкая действительность вкупе с суммой ее имитаций. А заселяться и осваиваться в ней предстоит совместно со структурами постгуманистической, гибридной природы (semi-virtual, cyborg, IoT, AGI), постигая роль «нечеловеческих агентов» (Тед Шацки) и приоткрывая мир «опасных сверхсложностей» (Петер Слотердайк). n
Статья подготовлена на основе доклада на Международной научно-практической конференции-биеннале «Системный мир Александра Богданова-2023». Финансовый университет при Правительстве РФ. 8 декабря 2023 г.
