0
3322
Газета Персона Интернет-версия

31.10.2013 00:01:00

Бродячий шпагоглотатель

Тэги: абдуллаев, кутенков, беседа


абдуллаев, кутенков, беседа Евгений Абдуллаев: «Стараюсь не размышлять в стихах об ars poetica: критика – отдельно, стихи – отдельно. Фото Анатолия Степаненко

Стихи, по мнению Евгения Абдуллаева, рождаются не благодаря, а вопреки, когда творчеству мешает все. Но несмотря на это все, а возможно, именно благодаря этому с ним легко и интересно разговаривать о литературе. С представителем «армии поэтов» и критиком-индивидуалистом Евгением АБДУЛЛАЕВЫМ (Сухбатом АФЛАТУНИ) побеседовал Борис КУТЕНКОВ.


– Евгений, вы – один из немногих критиков, продолжающих добрую традицию ежегодных обзоров поэзии. Говоря об итогах 2011 года, вы употребили метафору дождя: «Итак, в 2011 году в современной русской поэзии, как обычно, шел дождь... То есть засухи не было. Как, впрочем, и сильных заморозков». А какую погоду показывает поэтический барометр ко второй половине 2013-го?

– Такой большой вопрос – и сразу… Давайте, буду отвечать по частям, слайсами. Вначале – на «один из немногих критиков». Критиков у нас ведь вообще осталось немного. Кто был раньше критик? Человек, который портил со всеми отношения и получал за это гонорары. Теперь мы это делаем почти благотворительно. В результате на арене остаются или злые клоуны, которые готовы ругаться даже бесплатно, или дрессировщики филологических черепашек. Этим тоже со своими черепашками больше некуда деться. Ну и пара-тройка бродячих шпагоглотателей вроде меня. Не слишком много. А в зале еще меньше. Теперь насчет обзоров… Слишком часто их делать – по-моему, бессмысленно, нет? Даже год – отрезок коротковатый, пролетает со свистом. Станислав Львовский, правда, каждые две недели обозревает, в Poetry News. Это такие полезные хроники, со множеством ссылок. Если глядеть на поэзию как на процесс, на «литературную жизнь», постоянно что-то происходит. Каждый момент. И можно писать – что вышло за неделю, за сутки. Очень хорошо, но я так не умею. У меня время течет совсем медленно: «Какое нынче, милые?..» Раз в год стараюсь писать о вышедших книгах. Поэтические сборники – это самое медленное в поэзии, их нельзя делать быстро, их никто не делает быстро. Они как кристаллы – вырастают дольше всего. Поэтому о них пишу. А что касается статьи, которую вы упомянули, это я делал – по заказу «Знамени» – именно обзор за год, на уровне эмпирики – фестивальные сюжеты и прочая литературная кадриль. Хотелось попробовать – смогу или не смогу? Вот и попробовал. И понял – нет, простите, не совсем мое. Для этого надо болтаться во всех этих восходящих и нисходящих потоках, а я обитаю в основном в Ташкенте, где среда вязкая и, вообще, далековато от литпроцесса… Замечаете, как я ухожу от ответа на поставленный вопрос? А если одним предложением, то не знаю, какая будет «поэтическая погода», просто не знаю. Я вообще люблю в критике это сократическое «не знаю». Когда наступает «знаю», то в голове формируется такой силикатный кирпич – кирпич «знания». А мне больше по душе пористые материалы. Они впитывают в себя, поры открыты. Так пытаюсь делать критику – не предсказывая, не судя, но уточняя и обдумывая…

– А как начинался ваш путь литературного критика?

– На балконе. Сидели, разговаривали с Ириной Ермаковой, замечательным поэтом. Десять лет назад, обычный балконный разговор о литературе. Ирина тогда сказала: почему бы тебе не заняться критикой, у тебя получится. Тихо сказала, но убедительно. Я до этого тоже писал что-то в альманах, который мы тогда выпускали с Санджаром Янышевым и Вадимом Муратхановым, «Малый шелковый путь», но это писалось еще вполголоса, одним пальцем по клавишам. Я же собирался быть философом (и до сих пор все собираюсь), а «литература – любовница». И вот Ира мне тихо и задумчиво подает мысль насчет критики. И это запало в сознание, что попробовать надо. Начал писать рецензии, как все. Все начинают с рецензий, это как школа беглости у пианистов.

– Становление романистов невозможно без учителей. Кто из критиков повлиял на вас?

– Пушкин. Да. Александр Сергеевич. Постоянно перечитываю его критику. Легкий, точный слог. «Мысли и мысли», как он сам писал. Еще Мандельштам – как критик, с его афористичностью, парадоксальностью. В небольших дозах – Шкловский. Из современных: Дмитрий Бак, Владимир Губайловский, Наталья Иванова, Леонид Костюков, Сергей Чупринин, Ян Шенкман… Очень разные имена. Иногда читаю зарубежных, в основном англоязычных, но мало. Все-таки у меня нет развитого слуха на английскую или американскую поэзию, я в другом вырос.

– Нет ли у вас ощущения, что занятия критикой мешают вашим стихам?

– Стихам мешает все. Все, что существует и движется. Быт, тарелки, скандалы за стеной, жара, звонки, алкоголь, отсутствие алкоголя. Потом еще стихи мешают, которые ты уже написал, и те стихи, которые пишут другие. И это, и то. И критика, конечно, тоже мешает. Но если стихи стоящие, они прорастут. Пробуравят все это и выползут. И критику пробуравят. Еще мешает немного, что как только начинаешь писать критику, тебя начинают воспринимать как критика, а не стихотворца. Стихотворцев сегодня тысячи – «армия поэтов», а критиков, особенно поэтических, я уже говорил – на одну штурмгруппу не наберется. Каждый виден, даже если не слышен. Если пишешь критику – все, ты уже критик, критик, понял, кто ты? А твои стихи – это вроде как побочное занятие. Да, понимаем, сочувствуем – свободен. Опять же, уверен: настоящие стихи пробуравят и это. А если не смогут, то – туда им и дорога. Значит – такие стихи.

– В одном из стихотворений вы писали: «Поэт не должен быть поэтом/ ловцом небесных чаевых/ он должен быть простым солдатом/ на пыльных башнях дождевых». Есть ли принципиальность в этой позиции – и можно ли соотнести ее с вашими манифестарными словами («Арион», 2010, № 2) о том, что задача поэта – «сделать поэзией то, что до этого поэзией не являлось»?

– Вообще, стараюсь не размышлять в стихах об ars poetica (лат. – искусство поэзии): критика – отдельно, стихи – отдельно. Но стихи иногда происходят вопреки каким-то установкам. Так и с «поэтом – солдатом». Не знаю, почему это возникло – с солдатом. Что-то, конечно, это отбликовало, какое-то отвердевшее внутри убеждение. Не слишком даже оригинальное: что фигура поэта, вынесенная пару веков назад романтизмом на передний план, оттесняется сегодня на второй; что важнее не биографизм, а, если так можно сказать, графобиоизм; не твое жизнеописание, а описание жизни. (Отсюда и установка на «сделать поэзией то, что до этого поэзией не являлось»). Но что касается «дождевых башен» и солдата, то уже не знаю, откуда это взялось. Какой-то пузырь из подсознания поднялся…

– Однако в недавней статье в «Вопросах литературы» вы писали о деромантизации поэзии, выделяя нескольких авторов, продолжающих романтическую линию. Возможно ли развитие этой тенденции? Насколько актуален момент романтического культа ушедшего поэта?

– Культ ушедшего поэта придумали, конечно, не романтики – он возник одновременно с поэзией еще в древности. Греки, римляне... Вообще, звание «поэт» немного посмертное. Был такой ташкентский человек, поэт Вадим Новопрудский. Он написал: «Бывает, мы от делать нечего/ Поэтами себя зовем./ Поэты – те, на Новодевичьем,/ А мы с тобой еще живем». А что касается романтиков, то они ввели культ рано ушедшего поэта. Не дожившего до признания, непонятого. Вот это, я надеюсь, уходит. Надо любить ушедшего поэта за стихи, а не за петлю или пулю в лоб.

– «Афлатуни – поэт-одиночка, хотя всем известны его сотоварищи по ташкентским поэтическим фестивалям и альманаху «Малый шелковый путь». Он не в мейнстриме. И живет, к счастью, в Ташкенте (вот его гений места), а не в Москве, хотя именно в Москве – его читательская аудитория, и здесь, возможно, его слышат лучше, чем где бы то ни было», – писала Галина Климова в рецензии на вашу книгу «+39». Но регулярные публикации стихов в московских журналах «первого ряда» – разве не свидетельство мейнстримности? Какую связь вы ощущаете между ташкентским «обитанием» и московской аудиторией?

– «Регулярные публикации» – это, по-моему, страшновато. Это та инерция, рутина, которая убивает поэта, а еще больше – читателя. Все эти ежегодные подборки, которые гарантированы поэтам с именем или хоть полу-именем, четверть-именем. Что-то от ежегодных отчетов. Не только в самих стихах должна быть какая-то непредсказуемость, но и в их публикации, какие-то сбои, эктопические систолы. А когда поэта N печатают регулярно в журналах А, В и С – это, как говорил известный персонаж, «скучно, девушки». Меня спасает в том числе дистанция, отдаление, Ташкент. Странно, конечно, но спасает город, который сегодня совершенно не «оборудован» для русской литературы. Естественный физический процесс: был прилив – теперь отлив. Отлив русского языка, отлив читателей. Осталось какое-то количество прекрасных сумасшедших людей, которые в свободное время берут в руки книгу, – для них я и пишу. И печатаю тут, когда получается. Колонку веду в одном местном журнале. Поэзию узбекскую перевожу. Не хочется быть только «автором на экспорт», хочется, чтобы и дома тебе пиалушку чая налили.

– Что на фоне активной творческой деятельности происходит с вашей прозой? Готовите ли новые тексты – и вообще, чего нам ждать от вас в ближайшем (или не очень близком) будущем?

– Конечно, проза – как термоядерная реакция, ее остановить невозможно. Что-то в голове возникает постоянно, записывается. Но «выработка» сократилась. Выпустил две части «Поклонения волхвов», споткнулся на третьей, где действие должно происходить уже в начале 70-х… Потоптался, попыхтел, отложил. Для смены дыхания написал небольшую повесть – «Теплое лето в Бултыхах»: вышла в сентябрьской «Дружбе народов». Теперь снова вернулся к «Волхвам» – самому ведь интересно, чем там кончится...


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Регионы торопятся со своими муниципальными реформами

Регионы торопятся со своими муниципальными реформами

Дарья Гармоненко

Иван Родин

Единая система публичной власти подчинит местное самоуправление губернаторам

0
357
Конституционный суд выставил частной собственности конкретно-исторические условия

Конституционный суд выставил частной собственности конкретно-исторические условия

Екатерина Трифонова

Иван Родин

Online-версия

0
406
Патриарх Кирилл подверг критике различные проявления чуждых для русского православия влияний

Патриарх Кирилл подверг критике различные проявления чуждых для русского православия влияний

Андрей Мельников

0
221
Советник председателя ЦБ Ксения Юдаева покинет Банк России

Советник председателя ЦБ Ксения Юдаева покинет Банк России

0
305

Другие новости