И счастливое пение речки… Фото Евгения Никитина
Альманах «День поэзии», возникший, родившийся, фейерверком засверкавший впервые в 1956 году, властно входит в наши дни, овеянный славой некогда – самый знаменитый литературный альманах Советского Союза. Итак, современность: исследуются и Маяковский, и Рождественский, и Светлов, и Соколов… Разумеется, Тютчев, чьим феноменом русская поэзия будто окрашена в пантеистические тона; и недавно ушедшие, только что бывшие рядом с нами и ярко писавшие Борис Романов, Владимир Бояринов… Время проходит, оставляя имена поэтов, сумевших световой силой слова определить наиважнейшие пункты прохождения его. Время растворяется в стихах, как соль – мудрости, чувств, наработанного опыта, и Анатолий Аврутин, чьей поэзией открывается альманах, погружаясь в философические бездны, выводит формулы человеческой боли, сквозь которую, прорастая, сознание получает право прозрения:
… Когда мычанье и мученья
Сливаются в безмолвный крик,
Он наступает – миг прозренья,
Что быстролётен и велик.
В него вместились боль
неверья...
О, разумеется, Аврутин – не только о боли, страданиях, в его поэзии много пенного восторга жизни, великолепие детских воспоминаний пролетает праздничными лентами…
Густ и насыщен голос Владимира Алейникова:
Конечно же, это всерьез –
Поскольку разлука не в силах
Решить неизбежный вопрос
О жизни, бушующей в жилах,
Поскольку страданью дано
Упрямиться слишком наивно,
Хоть прихоть известна давно
И горечь его неизбывна.
Медь звучит, но и орган туго сплетает высокие голоса стволовых труб; сильные скрипичные взмывы чередуются с блистательными фортепьянными аккордами; и растет, растет космос поэта: источник какого – в подлинном космосе, но детали – земные, теплые, известные, увиденные поэтом по-своему.
Поэтическая мистерия Владислава Артёмова связана с мифологией: духи леса, сокрытые от физического зрения, делятся тайнами, наполняя таинственными волнами крепко звучащие, точно, как биссектриса, сделанные созвучия:
Гуще лес, и сердце бьется
чаще,
Отзываясь звоном в голове,
В самой темной, в самой
гиблой чаще
Наши боги прячутся в траве.
…Словно самородные камни переливаются в недрах лесных строк.
Размашисто, с острой резкостью и неуспокоенной мыслью встроены в действительность поэтические произведения Юрия Беликова:
Как бы изъятый кем-то вон
из черепной своей узды,
дышал извилинами волн
освобождённый мозг воды.
А в нем, откуда ни возьмись, –
слепящий световой поток –
сиречь единственная мысль
о Боге. Но еще не Бог.
Густо стягиваются слова.
Необычность словосочетаний заставляет сознание работать на новых оборотах, и «мозг воды», словно давая параллели с человеческим мозгом, вдруг… приоткрывает… тайну Бога.
Необычна оптика недавно ушедшей от нас Натальи Гранцевой и, умножаемая на сквозной, стремительный лиризм, чудесно передает – через своеобычие своих призм – окрестный мир:
Владычица тьмы
и пустого простора,
Ночным сквозняком
раздувается штора,
Колеблет безмолвие
лиственной тканью,
В смятенье ввергает души
мирозданье.
…Поэт, в сущности, воплощенное одиночество: что ужасно, как падение в черный проран, и плодотворно, как сияющие виноградники, поэтому закономерна констатация Михаила Грозовского:
За окном гуляет ветер.
Нынче, глядючи во тьму,
мне, как ветру на планете,
легче в мире одному.
Чарует «Сон о России» Вячеслава Куприянова – столь своеобразно увиденный, настолько насыщенный звуком, что не требуется рифмы:
Вдруг приснилось: Россия
огромной ночной бабочкой
химерическим бражником
распластана на земном шаре.
День поэзии – XXI век. 2022–2023 год. Альманах: стихи, статьи.– СПб.: Любавич, 2023. – 368 с. |
Как всем мальчишкам,
нравилось и мне
читать в книжонках
фронтовые были.
Но ни отец, ни дед мой о войне
со мною никогда не говорили.
Они прошли через огонь и дым,
в отличие от одногодок
штатских,
и нечего стыдиться было им
заслуженных наград своих
солдатских.
…Необычность поэтического зрения определяет меру дарования – и «морские ковыли», так кристаллически фантасмагорично погруженные в глубины стихотворения Дмитрия Мизгулина, переливаются новым ощущением бездны… одиночества, счастья, счастья в пространствах одиночества:
В одной заоблачной стране
Обрел случайный кров,
Кусочек моря виден мне
За крышами домов.
И там, в мерцающей дали,
Где горизонт исчез,
Слились морские ковыли
С бескрайностью небес.
Евгений Минин, часто выступая как блестящий пародист, иронию же использует как один из основных инструментов постижения мира, правды его, громокипящей современности:
Читай досюда, а потом
читать
не надо – уж не буду
лицемерить:
у всех газет особенная стать,
во все, что пишут в них,
не стоит верить.
Патриарх поэзии русской Юрий Ряшенцев удивительно молод в стихах: о! здесь нет розовато-избыточного толстощекого оптимизма, но мера жизненной радости представлена столь полнокровно, суммами совершенно отшлифованных строк, что имеет значение только… градус вечности:
Травы августа были густыми.
И гусята по воле гусыни
пробивались к прохладе речной.
И счастливое пение речки
в золотом среднерусском
колечке
отменяло египетский зной.
Елена Семёнова, которая тоже недавно ушла от нас, исследовала душу: сообразуясь с мистикой и мерой мира, с косной конкретикой деталей, которые надо, как рентгеном, просветить словом, и… представляется – рано ушедшему поэту удалось разгадать тайны собственной души:
Сбилась душа с маршрута,
Вышла на встречную полосу –
Стало темно и смутно,
Ветер шепнул: не бойся!
Видишь – деревья босы,
Хмуры, мрачны и наги –
Но ведь любые особи
К свету идут сквозь овраги.
Поэзия еще одного патриарха русской поэзии Валентина Сорокина словно дана сиянием белого ветра – онтологического ветра бытия, приносящего сокровенные созвучия:
В поздний час я молчалив
и светел,
Звездных дум никто
не запретит.
По равнине белой белый
ветер,
Белый ветер стонет и летит.
Чудо и многоцветность мира мешаются в огненно-земном калейдоскопе поэзии, вводимой в мир Андреем Щацковым:
Эта книжная пыль,
Прилетевшая из ниоткуда,
Чтоб, смешавшись со снежною,
Вновь улететь в никуда,
Мне напомнила:
Бабушка сказку читает
про чудо,
Что останется в сердце
Осколками первого льда.
Плотно наполнено интересными размышлениями о хлебе и чуде поэзии в годы повышенной прозы жизни и интервью с Шацковым, предваряющее цикл его стихотворений.
Итак – «День поэзии…». Монументальный. Глобальный. Словно совместивший ленты лабораторного исследования и сладость сада, вибрации зигзагов времени и жар живописной мастерской; феноменальную фабрику мысли и густоту разнообразных пейзажей: все-все, что можно открыть в жизни, в недрах вечно вращающейся юлы юдоли, что открыто, что дано в намеках, что будет открыто. Совместил – чтобы отправляться огромным составом в бесконечность вечности.
комментарии(0)