Апостолькое служение

Страна восходящего солнца была и по сей день остается загадкой для всего мира. Не менее загадочно и то, как в Японии смогла появиться и встать на ноги Православная Церковь. Новая книга о просветителе Японии архиепископе Николае (1836-1912) если и не открывает этой тайны, то, во всяком случае, знакомит читателя с жизнью миссионера, где вера и творчество часто сменяются разочарованием и болью и где становление японской миссии самому святителю Николаю (канонизированному в чине равноапостольного в 1970 г.) представляется как нечто чудесным и непостижимым образом совершающееся.

3 июля 1860 г. 24-летний иеромонах Николай (в миру Иван Дмитриевич Касаткин) прибыл на корабле "Амур" в Хакодате для того, чтобы занять должность священника в храме при русском посольстве. Решение отправиться в далекую Японию пришло к молодому выпускнику Санкт-Петербургской духовной академии внезапно во время всенощной. Это решение оказалось выбором на всю жизнь. Архиепископ Николай прожил в Японии более 50 лет. Он и похоронен на кладбище Янака в Токио. За годы своего служения он обратил в православие более 20 тыс. человек, основав этим, по сути дела, новую Поместную Церковь; перевел на японский язык Новый Завет и основные богослужебные книги. Кафедральный собор в Токио до сих пор называется "собором Николая", что по-японски звучит как "Николай-до".

"Николай-до" - так называется и новая книга о святителе Николае. Основное ее достоинство в том, что в ней содержатся выдержки из личных дневников архиепископа Николая. Сколько бы ни было написано замечательных житий и жизнеописаний этого выдающегося миссионера, значение публикации текстов самого Николая Японского трудно переоценить.

Несмотря на канонизацию архиепископа Николая, на признание его трудов, его миссионерский опыт в Православной Церкви в России до сих пор не осмыслен и по-настоящему не понят.

Из дневника мы узнаем не только о миссии в Японии, но некоторые сведения о знаменитых современниках архиепископа. Так, в личном разговоре с епископом Николаем Владимир Соловьев признавался, что собирается постричься в монахи, первые годы прожить в японской миссии и преподавать там в семинарии. "Я прямо стал отсоветовать ему монашество - на том основании, что и для Церкви полезней, если он, стоя вне духовенства, будет писать в пользу Церкви. Побуждением к монашеству он выставляет "слабость характера своего" - тем более ему нельзя быть монахом".

Святитель Николай записал чрезвычайно важные слова Достоевского: "Вернувшись, у Преосвященного Алексия встретил знаменитого писателя Фед. Мих. Достоевского. Уверения его о нигилистах, что скоро совсем переродятся в религиозных людей и теперь-де из пределов экономических вышли на нравственную почву; о Японии: "Это желтое племя, нет ли особенностей при принятии христианства? Лицо резкое, типичное, глаза гордые, хрипота в голосе и кашель, кажется, чахоточный".

Вопрос Достоевского глубже, чем может показаться на первый взгляд. Перед епископом Николаем встала труднейшая задача перевода. И не только буквального перевода на японский язык текстов Св. Писания и богослужебных книг (чем епископ Николай занимался всю свою жизнь), но перевода самой сути Благой Вести с языка европейско-византийского мышления на совершенно иной язык "желтого племени", на многие столетия вообще прервавшего всякое общение с окружающим миром.

По поводу процессий, связанных с поклонением идолу жатвы, святитель писал в своем дневнике: "Но замечательна везде эта повсеместная потребность народа в богомольных хождениях. Ее нельзя не иметь в виду при водворении христианства между народом". Или об обычае приносить ребенка на сороковой день в местную кумирню: "При всем повреждении человек, как видно, никак не может истребить в себе потребности быть посвященным Богу и быть вместе с Богом".

В другом месте он пишет о Японии скорее в обличительном щедринском тоне: "Э-эх, кажется, терпение скоро оборвется, и уеду из Японии! Вечно в грязной луже стоять - очень уж опротивело┘ Постоянно корысть, тунеядство, надувательство, низость, свинство - из души воротит!" Не слишком-то лестный отзыв дает порой пастырь о своей пастве: "С пустым внутренним содержанием и полированным внешним видом японцы ужасно надоедают иной раз".

Размышления о царском духовнике Бажанове в связи с одной статьей Владимира Соловьева: "Царский поп, этот отец, ставит себя на такую высоту, что и с архиереями служить не хочет, чтобы не стоять-де ниже их! Уж в этом одном факте высказываются и поп царя, да и сам царь". Дальнейшее размышление Николая Японского подтверждает мысль о том, что "времена беззаконные" начались в России отнюдь не с большевиков, которые лишь довершили дело, начатое существенно раньше: "Нет законов Божьих, и нет, значит, Бога ни для попа царского, ни для царя; недаром, стало быть, бьют царей, ставящих себя вне законов Божьих. Пусть справляются своими и своих попов законами, коли не хотят знать законов Христа Спасителя и Его Церкви!".

Нет смысла говорить отдельно о яркости и выразительности языка, о смелости стиля в дневнике. Лучше лишний раз дадим слово самому святителю. Страницы дневника переполнены горькими размышлениями о судьбах Японии и России, о судьбах Церкви и миссии. Всю свою жизнь Николай Японский сомневался в успешности своего дела, в нужности его для Японии. Сомневался и, не покладая рук, делал: "В 20 лет кого сотрудников приобрел? Или флюгера, или интриганы, или полусумасшедшие, или совсем рехнувшиеся! Я почти в отчаянии! Едва ли выйдет что из японской миссии". А в 1886 году святитель пишет: "Мучительные сомнения - не загублена ли даром жизнь и вдобавок множество русских денег? Станет ли православие в Японии? Кому работать для этого? Ведь вот один как перст, ни единой души русской больше в миссии".

Но Николай Японский был не так одинок в своем миссионерском делании, как сам он порой об этом пишет. Еще только отправляясь на служение в Японию, он встретился со святителем Иннокентием, просветителем Сибири, а в ту пору епископом Камчатки. Иннокентий благословил его на предстоящий труд. Также в дневнике встречаются записи, посвященные другой миссионерской жатве, на этот раз американской: "Невыразимо приятно будет, если в Америке станет на ноги наша Церковь. Сколько бы борющихся теперь в войнах протестантства нашли мирное убежище в ней".

Дневники японского миссионера конца XIX века особенно интересно читать сегодня, когда Японская Православная Церковь, пройдя через множество сложнейших испытаний ХХ века, не только сохранила свое лицо, но продолжает расти. Православная Церковь в Японии с 1972 г. уже в третий раз за свою историю возглавляется японцем, нынешний предстоятель - митрополит Даниил (Насиро), в ней насчитывается около 150 приходов и 30 тыс. прихожан.

Кроме дневника святителя Николая Японского, читатель найдет в книге обширное и содержательное жизнеописание, а также текст службы святому. Особого внимания стоит оформление книги: для него были использованы средневековые японские гравюры, редкие фотографии японского быта и жизни православной миссии.