В плену «фейсбучных» истин. Современная Россия не знает своей дороги в будущее

Советские рабочие в свой обеденный перерыв голосуют за то, чтобы власти США освободили из тюрьмы чернокожую активистку. Фото РИА Новости

В любой стране мира есть некоторые неустранимые дистанции между нормативной моделью реальности законов или институтов и самой реальностью – как она есть в жизни. То есть нормативные модели идеальны, а в реальности в них, несомненно, вносятся какие-то коррективы.

Но существуют общества, в которых дистанция между нормативной моделью и реальностью велика. В России же она просто огромна. И хотя в нашей стране жизнь идет не по тем законам, которые отражены в кодексах, а суд происходит не так, как прописано в основах судопроизводства, тем не менее общество существует и иногда даже дает о себе знать.

Другое дело, что в тех терминах, которыми мы привыкли пользоваться, общество почти никак не отражается. И дело здесь в том, что начиная с эпохи Петра I и внедрения в Россию вестернизации к нам пришли понятия, не выражающие наших национальных сущностей. Поэтому здесь говорить о гражданах очень сложно. Еще сложнее касаться каких-то серьезных прав людей.

В частности, потому, что не существует практики консолидации и группового отстаивания своих прав… Дальше можно продолжать список всего, что присуще более развитым обществам и понятно каждому мыслящему и читающему человеку.

Субъектность делает людей гражданами

Что же до России, то в ней есть власть как институт, как сила. И есть некоторые общества, которые можно назвать подвластными. Но власти они не равны, так как являются объектом. Тем не менее объект кое-какие нормы и решения принимает. Иногда чисто внешне. Например, «политику партии поддерживаем и одобряем».

В то же время какие-то решения просто саботируются полностью. И в этом смысле общество напоминает о том, что оно все-таки существует. Тем более что власть это существование чувствует и учитывает, решая для себя, что из замеченного в обществе может быть популярным, а что нет. Власть даже может задуматься: на какие уступки надо пойти, если общество что-то очень сильно заинтересовало и взволновало.

Так было с нормативной моделью, пришедшей в Россию из Европы. Эта модель в наше время стала особенно заметна после 1991 года. И то потому, что тогда довольно много людей, особенно молодых, поверило, что Россия вернулась в общеевропейский дом. Однако буржуазной страны и соответствующего общества из нас не получилось. Хотя бы потому, что в государстве до сих пор нет настоящей частной собственности, как и нет законов, охраняющих в стране ее полную, сакральную неприкосновенность, как это веками делается в развитых, правовых государствах.

Когда у меня спрашивают, разве трудно наиболее активным гражданам создать сообщество, партию или иную структуру, которая развернула бы работу по внедрению в России настоящей частной собственности, я пытаюсь объяснить, что пока в таком важном проекте отсутствует самое главное. Это широкий разворот общественного сознания, которое могло бы выступить за создание, защиту и развитие реальной частной собственности в стране.

Но это очень трудное дело. Прежде всего потому, что сегодня можно условно разбить Россию всего на два поколения, одно из которых будет старше 40 лет, а второе – младше, но в пределах, скажем, от 40 до 16 лет. Это молодая группа, из которой многие сидят в интернете, владеют гаджетами, живут в городах-миллионниках. Конечно, такая часть молодежи больше вписана в мировой контекст, так как являет собой некую основу, на которой можно попытаться строить иное, чем у нас сейчас, общество.

Хотя для того, чтобы за это дело браться, нужно вначале достичь консенсуса большей части общества и власти. Консенсуса, говорящего о том, что нам такое строительство желательно и весьма необходимо. Потому как вся русская история, начиная с XIII века, включала в себя другую задачу – как начисто уничтожить субъектность масс, которые должны выполнять предписания власти, благодарить ее и даже кланяться ей.

Власть просто не может наделить общество субъектностью, потому что тогда всякий, кто ее получит, будет вправе выступать агентом действия, станет независимым от других людей. Но для того, чтобы субъектность овладевала массами, необходимы качественные преобразования в обществе.

В обыденной жизни люди даже не замечают, как они теряют свою самостоятельность в выборе решений, в анализе событий, в преодолении мнения большинства. Этот дефицит своего мнения хорошо виден на бабушках и дедушках, не отрывающихся вечерами от телевизора, который для них является единственным источником правды обо всем происходящем в нашей жизни.

И это не просто потому, что им «центральное» телевидение кажется создающим свои программы исключительно из правдивой информации. Для таких зрителей видится правдивой прежде всего сама власть, потому как она, по их твердому убеждению, сакральна, то есть онтологически истинна.

Но тот, кто говорит, что власть лжет, тот , конечно, посягает на ее святость. То есть реальность фактов, событий, прогнозов – все это перестает иметь значение для тех, кто верит лишь в сакральность власти, которая оказывается в выгодной для нее ситуации, так как может легко разрешать себе говорить лишь то, что ей самой нужно. Дальше останется только предстать перед своим доверчивым обществом главной святыней русского космоса.

Но если отбросить иронию, то надо все-таки попробовать задуматься над тем, как хотя бы немного улучшить жизнь в своей стране.

В бананово-лимонном Сингапуре…

Тут уместно вспомнить, как менял свое общество Ли Куан Ю, первый премьер-министр Республики Сингапур, один из создателей «сингапурского экономического чуда». Для начала он создал структуру по борьбе с коррупцией на всех уровнях власти, включая в процедуру очищения даже своих родственников. За выбрасывание мусора на улицы Сингапура стали взимать штраф в 500 долл. Криминальные структуры также попали под суровую руку реформы. При этом полную независимость получила судебная система.

Как это все делалось, мы можем без труда представить. Но затеять похожую по радикальности на сингапурскую реформу такую же чистку в России, лично я в это не в силах поверить. Еще более трудно увидеть в такой реальной перестройке наши «картонные» партии или исполнительную власть. Но кроме слабости этих политиков есть еще и более серьезные обстоятельства.

Это же, по сути, потребует перехода России с ее традиционно азиатским обществом к демократическому устройству государства европейского типа. Но цель, о которой мы говорим, состоит еще и в том, чтобы утвердить законность правового демократического общества. Однако такая реформа не может даже юридически быть утверждена до тех пор, пока большая часть населения не начнет добровольно разделять именно демократические ценности, а не их подобие.

Я до сих пор помню поговорку времен социализма: «Тащи с работы всякий гвоздь – ты здесь хозяин, а не гость». Такую установку просто так не вытравить. Есть такая дисциплина «Экономическая антропология», и специалисты в этой области, в частности, изучают традиционное российское крестьянство. Это они обнаружили, что, с точки зрения крестьянина, украсть что-то у барина может быть опасно, но совсем не грешно. А уж обмануть какого-то человека из другого сословия будет восприниматься как доблесть. Но при этом обмануть своего человека – серьезный грех.

Чеховский рассказ «Злоумышленник» рисует образ воришки, который убежден, что он имеет право на все, что находится вокруг его деревни. И поэтому не понимает, почему его хотят арестовать за то, что он разбирал железную дорогу ради гаек, чтобы использовать их как грузила для рыбалки. Когда мы имеем дело со столь диким сознанием, то просвещать или объяснять что-то такому злоумышленнику бесполезно.

Другой пример такого же мышления – это массовые поджоги травяных полей по всей России, за которые виновные не несут никакого наказания. А если бы ввели за это наказание – лет пять колонии или тюрьмы, пожаров бы стало намного меньше.

Молодой человек никогда не видел живых революционеров. Он приехал  в СССР, чтобы увидеть музейный памятник этим героям. Фото РИА Новости

В современном мире понятие «общество» используется в немыслимых по своему количеству значениях. И это многообразие в применении усложняет ту задачу или ту тему, которую ставят перед собой конкретные исследователи. К примеру, если мы хотим выявить роль оппозиции в политических процессах того или иного общества, то вряд ли это у нас получится, если оппоненты у действующей в стране власти фейковые, а партии, претендующие на власть, существуют только на бумаге.

Чаще всего в описании общества мы используем такие термины и понятия, до смыслов и ценностей которых большинство из нас просто не дошло. Это хорошо видно, если мы откроем, скажем, легендарный Facebook, где каждый желающий может легко оценить и главное быстро понять не только политическую или экономическую жизнь какой-то страны, но и мироздание в целом. Потому что в социальных сетях у нас расквартирована мощнейшая армия мыслителей, которые едины в безоговорочном мнении о том, что власть у нас, как говорится, из ряда вон. Дескать, все они там, наверху, – коррупционеры, демагоги, лапшу на уши вешают, деньги под себя гребут… Другими словами, власть у нас настолько плохая, насколько хорошими позиционируют себя авторы откликов. То есть там уже можно отвести душу и такого наговорить... И, конечно же , наговаривают. Мне кажется, многие люди уже просиживают в сетях детство, отрочество, юность…

Есть интересные сообщества, есть скучные и не очень умные, но попадаются и опасные. Например, тоталитарная секта.

Эти группы существовали всегда. Иногда с ними пытались бороться, а, например, в 90-е годы прошлого века они чувствовали себя вполне комфортно.

Меня же давно интересовал вопрос о том, какой психологический портрет у человека, который находит себе место в тоталитарном сообществе. И я в итоге остановился на том, что это такой индивидуум, который боится себя самого. Чтобы это понять, надо задуматься над тем, какое различие между понятиями «воля» и «свобода».

Так вот, «волюшка вольная» в русском языке выражает такое состояние человека, который ничем не ограничен, и потому он делает все, что хочет. Со «свободой» сложнее. Это понятие гораздо старше самой России, и оно предполагает прежде всего ответственность человека за то, как он распоряжается своей свободой.

Нетрудно понять, что в тоталитарные секты, как правило, идут люди, которые не готовы к свободе. А у такой организации всегда есть лидер, который непременно объяснит, почему вам в этом сообществе будет хорошо. И научит, что надо делать, а чего делать не следует… В этом смысле он за вас и других членов секты решает буквально все. То есть берет на себя вашу субъектность.

Поэтому надо понимать, что, когда мы говорим о странах, где демократия не получается, где возникают авторитарные режимы, за этим всем стоят проблемы такого общества, которое власть над собой разрешило добровольно. Свободный человек никогда не примет того, что он считает для себя неприемлемым. А того, кто свободы боится и согласен всю жизнь без нее терпеть, еще в далеком прошлом в России называли терпилой.

Но если в стране с течением времени происходило почти непрерывное воспроизводство авторитарных моделей, то надо ли удивляться тому, что уже большинство населения стало считать авторитаризм вполне приемлемым, а то и нормальным режимом, соответствующим обществу, его тайным ожиданиям, если хотите – его органике.

Сказал им мечтатель Никита Хрущев…

Разумеется, российское общество не гомогенно. В нем есть старшие поколения, к которым авторитаризм более приложим. Низкое образование, провинциальное происхождение также делают человека более терпимым к тоталитарному устройству жизни. А вот среди молодежи, как мы уже заметили, есть жители крупных городов, к которым это относится в меньшей степени. Но в целом статистическое большинство сегодня на стороне сильной власти, даже если она в реальности таковой не является, а лишь изображает свое могущество средствами пропаганды.

Мне почему-то часто вспоминается, как в начале 80-х годов пожилые люди, особенно старушки, переживали смерть Брежнева. Я при этом не говорю про Сталина, потому что дело не в силе носителя власти, а прежде всего в том, что она любая для такого сознания сакральна. И поэтому, когда очередной вождь уходит, в представлении привыкших к тому, что он был защитником всех и вся, наступает хаос или пустота. Потому что для впечатлительных натур вождь – это мистическая фигура. А с наступлением, пусть краткой, полосы безвременья наступает неопределенность. И это время очень опасно для человека с архаическим виденьем мира.

Такой тип мышления более древний, нежели рациональное понимание движения истории. И сегодня такое сосуществование архаики и современности представляет собой не лучшие условия для движения страны вперед.

В течение как минимум последних 20 лет у нас в стране идет последовательное огосударствление экономики. Если во времена президента Ельцина все-таки возникали ростки частного сектора, расширялось сообщество предпринимателей, похожих на западный средний класс, то сегодня все больше становится государственный сектор. Это странный крен. Причем не потому, что россияне не могут в силу своего советского прошлого освоить рыночную экономику. Мы почему-то не хотим признать то, что уже давно доказано: государственные компании и госкорпорации во всем мире менее эффективны, нежели частный сектор. Отсюда у нас нет завидных успехов в экономике.

С одной стороны, Россия освободилась от зависимости покупок зерна за рубежом. Мы сами уже можем продавать его другим. Допускаю, что специалисты назовут еще какие-то фрагменты, доказывающие наши возможности в экономике, социальной сфере. Но устойчивого, целенаправленного движения в эту сторону лично я не вижу.

Да, на бумаге такие планы были и, может быть, появятся еще. Над ними работали лучшие экономические институты страны. Так появлялись сообщения о стратегиях, разработанных в программах типа «Россия-2010», «Россия-2015», «Россия-2020»…

Конечно, они отличались от фантастической программы Никиты Сергеевича Хрущева о срочном построении коммунизма в СССР. Но это не значит, что в итоге было утверждено нечто такое, что могло быть стать профинансированным стратегическим курсом страны. А главное, чтобы такой разворот в сторону интересов общества стал осуществляться в интересах последнего и с его широким участием. В результате уже сегодня из Сибири и Дальнего Востока люди уезжают, даже когда им предлагают за символическую цену серьезные земельные наделы. Но перемещение в большие города тоже ничего перспективного не сулит, потому как для этого нужны новые производства.

А вообще что нового и зримого из социальных проектов было сделано в последние десятилетия? На моей памяти остался разве что самолет «Суперджет», с которым связывали в СМИ чуть ли ни революцию в отечественном авиастроении. Но в итоге с ним стали связаны определенные проблемы и недостатки.

Есть и другой тест. Давайте посмотрим на современных молодых россиян и задумаемся над тем, что у этих ребят есть в пользовании из отечественной продукции – из одежды, обуви, автомобилей, из средств связи, информатики и прочих необходимых вещей нынешнего века. Конечно, в эпоху глобализации неизмеримо выросли возможности приобретения людьми того, что им больше нравится, хочется и приносит им радость. Но россияне могут огорчаться, что наша страна сама пока еще не находится среди лидеров глобального потребительского рынка .

Конечно, вместо участия в конкуренции наряду с другими странами проще впасть в агрессивный патриотизм, в разрушающую ксенофобию и другие немыслимые для современного мира опасные глупости. Если раньше, в эпоху Горбачева и Ельцина заглавной идеей было возвращение нашей страны в европейский дом, то такие мысли и желания в нынешней обстановке патриотически настроенные и бдительные граждане могут легко квалифицировать как предательство.

Герцен – это не футболист

Какие же светлые перспективы могут быть у нашего общества при выстраивании тупиковых моделей сосуществования с западным миром?

Я преподаю в вузах уже 20 лет. Так вот, молодые люди, которые каждый год начинают осваивать культурологию, своей подготовкой демонстрируют явное снижение качества знаний выпускников школ. И нам приходится напрягаться, чтобы к концу учебы хоть как-то компенсировать пробелы в их школьных знаниях. Но бывают, конечно, и хронические провалы. Например, у меня пятикурсники в прошлом году не могли ответить без помощи компьютера на вопрос «Кто такой Герцен?». При этом они же не были будущими электромеханиками или химиками. Герцена не знали гуманитарии. Хотя понятно, что нынешние дети не читают русскую классическую литературу, и возмущаться этим не надо. Потому как происходят весьма резкие смены вкусов, пристрастий, моделей поведения.

Однако при этом общий уровень образования – как среднего, так и высшего – падает. И это не только мой личный взгляд, но и многих моих коллег. Нередко можно услышать и такое суждение об уровне познаний мира современным чиновником: «Ну и дурак! Вы слышали, что он сказал?» Конечно, слышали. И не раз. Но это же вопрос не о студенте, а о чиновнике. Поэтому он-то отнюдь не тот, кем его сочли возможным назвать. Перед нами просто особый вариант поведения, обеспечивающий выживаемость в сложных бюрократических условиях. Когда нет установки на движение вперед, на улучшение качества своего дела, то все уходит на соблюдение стиля жизни и работы вышестоящего начальства.

При моих прожитых годах единственным лидером, вдохновлявшим своих современников на высокие цели, был Никита Сергеевич Хрущев, объявивший, что через 20 лет в СССР уже будет коммунизм. Да, утопия. Но наш мир так устроен, что в нем любое движение вперед можно назвать утопией. Однако, как говаривали древние скандинавские моряки: «Плавать по морю необходимо. Жить не так уж необходимо». С другой стороны, программа построения коммунизма даже в отдельной стране, была навсегда уничтожена именно самой этой страной.

Когда в 1968 году советские танки вошли в Чехословакию, то под их гусеницами оказалась не только Пражская весна, но и хрущевская мечта о коммунизме. После этой попытки строительства светлого будущего стратегическое планирование и романтическое оформление каких-либо проектов стало последовательно угасать. В этом развитии ведущее место заняла сырьевая экономика, не требующая долгосрочного планирования, больших научных разработок и т.д. И тогда осталось только отладить механизм укрепления в обществе идеи стабильности, борьбы с экстремизмом, выстраивания «духовных скреп» и т.д.

Но в последнее время и такое информационное обеспечение будущего стало затухать. Сегодня у нас нет ничего лучшего, чем Победа в Великой Отечественной войне.

А это значит, что хотя бы наше прошлое всегда в наших руках.