Лев Толстой: летопись последнего года жизни. Июнь 1910-го

ЛЕТО в этот год наступило рано: зацвели липы, на выгревах зарделась первая земляника, а в густой траве повсюду синели колокольчики. Лев Николаевич подолгу совершал свои конные прогулки на красавце Делире, радовался каждому дню.

Возвращаясь, он неизменно видел Паоло Трубецкого, работающего над скульптурой. Лев Николаевич позировал ему на лошади, и Трубецкому даже в первоначальных вариантах удивительно удавалась фигура писателя и его лицо. Это отметил и Душан Петрович Маковицкий: "3 июня. После обеда Л.Н. сидел на стуле "на крохоти", где когда-то играли в крокет, а теперь летом обедают и завтракают. Трубецкой поправлял в своей работе голову и плечи Л.Н. почти час и делал чудеса. С известного расстояния, шагах в четырех-пяти, лицо, держание головы, посадка и фигура Л.Н. поразительно верно схвачены. А лошадь, хотя совсем грубо намечена, уже как живая. Л.Н. сказал, что можно было бы уже и так оставить, считать работу оконченной. Баснословна способность Трубецкого так похоже, удачно и быстро делать сложную статуэтку".

В доме, как всегда, было много гостей, но это не мешало Толстому привычно работать в отведенное для этого время. На его письменном столе неизменно стояли цветы, привезенные им с утренних прогулок.

6 июня по давно заведенной традиции в Ясной Поляне праздновали Троицын день. Уже с утра в усадьбу шли дети и молодежь, все нарядно одетые, оживленные, предвкушающие нечто необычное. Специально к этому дню у Толстых были припасены угощенья: пряники, бублики, карамель┘ Бабы, ребята с венками и цветами завели хороводы, пели песни. Вынесли граммофон, и под задорную "Барыню" лучшая деревенская плясунья весело закружилась в танце.

Приехали супруги Гольденвейзеры, пришли на праздник гости - Трубецкие, писатель Семенов. Александра Львовна и Софья Андреевна щедро раздавали гостинцы. К обеду из Москвы пожаловали рабочие Пречистенских курсов - 26 молодых, крепких парней. Они гуляли по парку, а затем долго беседовали с Толстым, сидя под вязами. "Очень милые ребята", - запишет он в своем дневнике.

В Ясной гостил чешский педагог Карел Велеминский. Беседуя с ним, Толстой расспрашивал его о религиозных настроениях в Чехии, о католичестве и социализме. "Удовлетворяет ли католичество интеллигенцию?" - поинтересовался Лев Николаевич. Велеминский ответил: "Чехи не чувствуют себя католиками. У нас борьба между католиками и обществом всегда была. Ортодоксов-католиков нет". - "Но все-таки внешние формы католичества соблюдаются?" - пытался выяснить Толстой. "Соблюдаются, но не так как у поляков. Движение против католицизма, но к религиозности очень сильно┘ И в социализме есть движение к религиозности".

Друг Толстого, Владимир Григорьевич Чертков, поселившись в селе Мещерском Московской губернии, приглашает Льва Николаевича приехать к нему в гости. В письме не было приглашения для Софьи Андреевны, и она была уязвлена, однако не пыталась остановить поездку. И 12 июня Толстой выехал в Мещерское. Его сопровождали дочь Александра Львовна, секретарь Валентин Федорович Булгаков, врач Душан Петрович Маковицкий и слуга Илья Васильевич Сидорков.

На станции Столбовая гостей встретил сам Чертков с сыном Димой. Мещерское было одним из центров губернского земства. Здесь располагались приют, училище, фабрика и две огромные психиатрические больницы - Покровская и Троицкая. Их Толстой захотел посетить в первую очередь. Он давно начал писать статью "О безумии", и посещение таких больниц было ему необходимо. 19 июня, около двух часов дня, Лев Николаевич беседовал с больными Троицкой больницы, расспрашивал о многом врачей и медперсонал. Самое главное, что поразило всех, - деликатное и чуткое обращение Толстого с больными.

А врачи Покровской больницы устроили для Льва Николаевича и других гостей сеанс кинематографа. В письме к Софье Андреевне Толстой делится своими впечатлениями: "Вечером ездил в Троицкое, в окружную больницу душевнобольных на великолепное представление кинематографа. Доктора очень милы. Но кинематограф мне не нравится". В книге почетных посетителей осталась запись: "Лев Толстой. 1910. 22 июня."

В Мещерском Лев Николаевич напишет рассказы "Нечаянно" и "Благодарная почва", продиктует "Письмо славянскому съезду в Софии". Друг Толстого, Александр Сергеевич Бутурлин, видевший его в этот период, запишет: "Он поразил меня своим необыкновенно свежим и здоровым видом, своей бодростью, своей напряженной деятельностью. Можно было подумать, что ему 60 лет, а не без малого 82".

Спокойное душевное и творческое состояние, к сожалению, прервется неожиданным сообщением о плохом самочувствии и нервном расстройстве Софьи Андреевны, ее настойчивыми просьбами немедленно вернуться в Ясную. На прощанье, 23 июня, хозяева устроили Льву Николаевичу в саду, утопающему в цветах, чудесный концерт. Скрипач Эрденко и приглашенные по этому случаю музыканты играли Чайковского, Шумана, Шопена┘

В Ясной Толстой нашел жену в крайне болезненном, удрученном состоянии. Как отметил Маковицкий, она часто плакала, рыдала, даже падала в обморок и, "держа в руках склянку с опием, грозилась его выпить". По словам Толстого, Софья Андреевна испытывала "грубейшую ревность к Черткову". Маковицкий же пишет: она "стала негодовать из-за дневников на Черткова. Если Л.Н. помрет, то она потребует оригиналы дневников 1900-1910 гг., которые взял Чертков. Л.Н. и не знает, когда и как взяты. Так говорит Софья Андреевна, будто бы передавая слова Л.Н. Потом стала настаивать на том, чтобы Льву Николаевичу вместе с ней завтра (т.е. 28 июня. - Л.П.) уехать к Сергею Львовичу в Никольское на его именины".

В свою очередь Александра Львовна была ужасно взволнована и озлоблена на мать за отца, не хотела его одного отпускать с нею в Никольское, "чтобы она его не мучила". Словом, все близкие и друзья Льва Николаевича находились в крайнем смятении и старались искренне его защищать от домогательств других. Писатель оказался в невольной западне.

28 июня Лев Николаевич все-таки отправляется вместе с Софьей Андреевной на именины сына в Никольское (Чернский уезд Тульской губернии). Вечером отпраздновали именины в семейном кругу, и Лев Николаевич выходил смотреть, как пришедшие деревенские "мананки" пели и плясали перед верандой.

29 июня Толстой вернулся в Ясную очень усталым.

(Публикации из этого цикла см. также в "EL-НГ" # 3, 5, 11, 15 и 18