Елена Семенова
Геннадий Лукомников часто использовал в своих работах советскую символику. Рисунок Геннадия Лукомникова из цикла «Деньги»
В клубе «Стихотворный Бегемот» прошел вечер «Герман Лукомников читает Геннадия Лукомникова», которым открылся цикл «Генеалогия». Пример генеалогической взаимосвязи в случае с Германом Лукомниковым и его отцом – поэтом и художником Геннадием Лукомниковым (1939–1977) оказался очень интересным. Непосредственность в творчестве Германа, отсутствие страха оказаться «похожим» или «не похожим», как выяснилось, во многом были предопределены художественным опытом отца. Геннадий Лукомников был личностью уникальной. Родился в Баку, прожил там всю жизнь. Писал стихи, прозу, рисовал, мастерил рукодельные сборники, поделки. Но – при жизни не было ни одной публикации, ни одной выставки. Геннадий Лукомников творил, не имея литературного образования, вне всякой литературной среды, так что работы его принято рассматривать в контексте аутсайдер-арта. Кумиром его был Маяковский. Другие футуристы были знакомы ему лишь через собрание сочинений Маяковского. И, при условии, что знакомство с творчеством Хлебникова ограничивалось для него лишь несколькими цитатами, поразительно то, что в стихах отца Германа поэтика Председателя Земного шара звучит отчетливо - со всей ее фантастичностью и планетарностью мышления. Нельзя не упомянуть, что у Геннадия Лукомникова была диагностирована шизофрения. Как вспоминал Герман, отец жил в своем мире, трудился картографом, фотографом, рабочим сцены, художником в декораторском цехе Бакинского театра оперы и балета. Впрочем, из-за болезни работал мало, часто попадал в больницу, получал пенсию по инвалидности. Но считал, что, государство платит ему деньги за то, что он пишет стихи: у него даже есть строка «Стихи за 37 рублей»
Как рассказал Герман, творчество отца он осмыслил не сразу. В 1980-м году, в возрасте 18 лет, он «замолчал», перестал писать стихи на целых десять лет. Лишь спустя 12 лет после смерти отца произошло настоящее понимание его творчества, с которым и был связан «выход» Германа в литературу – уже с другим, качественно новым подходом. Работы Геннадия Лукомникова показывали не часто. Их демонстрировали на посмертной выставке в 1989 году в московском театре-студии «Гистрион». Сын все лето трижды в неделю исполнял стихи и прозу отца – вне зависимости от наличия публики в зале. Четыре стихотворения были напечатаны в антологиях «Самиздат века» (1997) и «Русские стихи 1950–2000 годов» (2010). В первой части вечера Герман Лукомников читал стихи отца. Звучали стихи «Гляжу в трубы»: «А я с любимою на лодке,/ На лодке я плыву с любимой,/ Все лодки, как известно, ходки,/ И я гребу неутомимо/ А в небе реют самолеты,/ И я разок укротил небо,/ Я ей бормочу анекдоты,/ Она жует огурчик с хлебом». В цитате можно видеть примеры неправильных ударений, которые поэт любил. Были прочитаны стихотворения «Улыбки леса», «Выход»: «Ни денег, ни товаров у пиита,/ Стяжатель – мир, – Иуда и подлец,/ Все завуалировано, шито-крыто,/ И самочувствие, как в лоб свинец./ Сто рук у дерева, и каждая гутарит,/ Застывших знаков немота и честь,/ Сто ног у дерева в земли сыром амбаре/ И каждая вбирает века месть... Нью-Йорк, ракеты, самолетов стаи/ Сумеют отлягать приставший мир,/ Но космос негостеприимен, как Китаи,/ Осталось из планеты сделать тир». Герман пропел абсурдную оперу «Длань Земли» (действующие лица – Гагарин, Армстронг, Терешкова, Титов и др.), зачитал акростих-телестих, где первые буквы составляли фразу «Однако сто женщин лучше», а последние – «Если нужен клад, пиши», звукописные вещи и великолепную басню «Океан и лужа». А во второй части вечера поэт показывал на экране серии рисунков отца – «Горящие глаза. Научно-фантастический роман с картинками автора» и «Деньги».
