Не рыбы открыли воду

Подпись

Людмила Вязмитинова с высокой степенью профессионализма и неутомимого, почти подвижнического энтузиазма с 1990-х годов изучает современную поэзию: пишет о поэтах, которые, переосмыслив весь спектр направлений XX века, вышли на качественно новый уровень. Благодаря ей мы получили вдумчивую и подробную хронику литературного процесса рубежа веков, с которой можно ознакомиться в книге избранных статей «Тексты в периодике». С Людмилой ВЯЗМИТИНОВОЙ поговорил Владимир КОРКУНОВ.

– Людмила Геннадьевна, предыдущая ваша книга критики «Tempus Deliberandi» вышла в 1998 году. 18 лет молчания – едва ли не героический поступок в наше время…

– «Tempus Deliberandi» делалась, чтобы сохранить тексты, прочитанные на радио, в литературном пространстве. А «Тексты в периодике» – подведение итогов сделанного за много лет. Это сборник статей, написанных в разное время и по разному поводу, опубликованных в разных изданиях. Они собраны под одной обложкой и структурированы так, чтобы создать общую картину виденного и продуманного в том срезе литературной жизни, которому посвящены.

– Во вступлении вы оговариваетесь, что многие тезисы сформулировали бы сейчас по-другому. Не вдаваясь в мелочи, поясните.

– Есть такая поговорка: если кто и открыл воду, то это не рыбы. Находясь внутри ситуации, проживая ее – не только свидетельствуешь о ней; происходит оценка и встраивание в контекст, но изнутри. Спустя время открывается возможность вставить эту ситуацию в более широкий контекст, скорректировав ее значимость с точки зрения развития – в нашем случае литературного процесса. Отчасти это отражено в книге. Ее временной интервал весьма велик (почти 20 лет. – В.К.). Начинается она рассказом о расцвете пронизанных (как оказалось!) наивным энтузиазмом лихих 90-х? И если бы я сейчас взялась описывать те события, то, сохранив концепцию, нашла бы совсем иные слова!

– И тем не менее вы встаете в позицию «не зяблика», то есть меняете песнь…

– Так ведь общекультурная ситуация сейчас меняется глобально: происходит что-то вроде смены эпох. Теряются некие ключи, или культурные коды – для адекватной расшифровки происходившего раньше. Это в основном и подвигло меня на выпуск «Текстов…».

– В открывающем книгу интервью вы говорите, что, доведись вам выбирать вариант судьбы, вы никогда не занимались бы тем, что далеко от создания художественных текстов. Почему вы выбрали именно словесность?

– Потому что бог дал мне талант именно в этой области гуманитарного знания. Я очень ценю любой профессионализм, который нарабатывается годами упорного труда. Чтобы получить – надо отдать. В данном случае мне пришлось отказаться от приобретения знаний в отдаленных от литературы областях.

– …и стать литературным летописцем. Во всяком случае, так вас называют. Хотя «Тексты…» – это еще и энциклопедия. Практически для каждого персонажа ваших статей и заметок находится краткое, но емкое определение. Неужели вы не сталкивались с заурядными персоналиями?

– Каждый автор уникален. И чем более он талантлив, тем интереснее его уникальность. Другой вопрос, что в лихие 90-е в силу, как тогда говорили, «задержанности» и «потерянности» целых направлений и поколений число рвущихся реализовать себя талантов было столь велико, что ситуация сложилась беспрецедентная.

– Тогда вы и ощутили потребность в литературном летописании?

– Это произошло, когда я столкнулась с «поколением 90-х» (сначала я хотела назвать их «дети суммы») – теми, кто начал путь в литературе на рубеже 1980–1990-х. Они наследовали всему, что бурлило и кипело тогда в русской культуре, формируясь в единую общность.

И мне захотелось зафиксировать то, что происходило в тогдашней молодой литературе. Ее авторы творили будущее с нуля – того нуля, который есть невыраженная полнота всего. Я и по сей день, когда смотрю на них, уже маститых людей средних лет, поражаюсь: ну просто титаны Возрождения! А потом, далеко не сразу, пришли те, для кого революционный рубеж 1980–1990-х – всего лишь история. Понять их было непросто. Но, надеюсь, я сумела это сделать.

– С одной стороны, вы пишете о многом и о многих. Однако некоторых литераторов – из тех, что на слуху, в ваших «Текстах…» не отыскать. Самое время спросить о критериях и эстетической позиции.

– Я руководствуюсь исключительно интуицией. Если чувствую: «вот оно», значит, передо мной нечто интересное. Как правило, то, за чем будущее. И это явление (или автор) будет развиваться и влиять на происходящее в культурном пространстве, участвовать в общей расстановке сил. Поэтому я стараюсь бывать на мероприятиях, участвовать в многочисленных проектах и все такое. Разумеется, всего не охватить, и что-то, вполне достойное, проходит мимо.

– О литераторах, течениях, тенденциях etc. в «Текстах…» рассказано весьма подробно. А что с аудиторией?

– На рубеже 1980–1990-х и даже в нулевые люди искали информацию. Они испытывали дефицит знания, как бы в продолжение ситуации советского и постсоветского периодов. А сейчас информация сама – и все более настойчиво! – ищет аудиторию. (А про то, что знание и информация – не одно и то же, уже и думать забыли.) Литература вынуждена подчиняться законам времени, думать о… развлечении читателя/слушателя, пусть даже интеллектуальном. Не говоря уже о погоне за монетизацией… Это очень большая проблема!

– И куда теперь в поисках аудитории и новых средств самовыражения двинется литжизнь?

– В сторону «виртуальности»! Недавно одна дама в ответ на мой фейсбучный пост о малой посещаемости Клуба истории и теории литературы (один из проектов Людмилы Вязмитиновой. – В.К.) написала, что, мол, раз есть возможность общаться в соцсетях – чего же вы хотите еще?! А затем пришли просьбы прислать аудиозапись прочитанной мною там недавно лекции. Иными словами, пребывай себе где угодно, начитывай на аудио или снимай на видео, вывешивай в Сети и получай или не получай отзывы. Увы, знание таким путем не обретешь…

– Но и не на каждом мероприятии можно это знание получить. Вопрос дискуссионный. Но вернемся к «Текстам…» Илья Кукулин в предисловии отметил, что «...Вязмитинова сформировала жанр аналитического репортажа, позволяющий говорить о литературе как о пространстве непредсказуемых событий». Расскажите о самых непредсказуемых.

– По большому счету дело критика предсказывать, то есть прогнозировать на основе анализа. А непредсказуемые события – опорные информационные точки для прогноза. На них настраиваешься, их ждешь, их ищешь, им радуешься, их осмысливаешь. Думаю, Илья имел в виду именно это. Однако подобная непредсказуемость работает лишь в малых масштабах: появилась книга, которая выделилась на фоне других (как это было с «Горизонтальным положением» Дмитрия Данилова), или манифест (вроде «нового эпоса», провозглашенного Федором Сваровским), или новое слово (скажем, о билингвизме от Андрея Грицмана). Помню, как меня удивила книга Кирилла Медведева «Все плохо» (написанная им еще до обращения в неомарксизм) виртуозностью ритмических плетенок из словесных рядов; этот прием прочно вошел в арсенал современной поэзии!

– Теперь поговорим о тенденциях. Не вдаваясь в персоналии, что глобально изменилось в литературной жизни при переходе от 1990-х к 2000-м и к нынешнему времени?

– В 1990-е русская литература стала единым целым. Для этого понадобилась «салонная культура». Второй заключительный ее этап пришелся на 2000-е. Ну а в последние годы за место под «литературным солнцем» бьется «поколение нулевых». Оно, кстати, сформировалось внутри «салонной культуры», в едином – международном! – пространстве русской литературы. Эти авторы во многом принципиально отличаются от прошлых поколений.

– Как именно?

– Если коротко, они возродили естественное деление на «архаистов» и «новаторов».

– Вы посвятили книгу поэту и культуртрегеру Руслану Элинину – другу, сподвижнику, вашими словами, одному из символов постперестроечной столичной литературы…

– На рубеже 1980–1990-х я оказалась в лито «Сретенский бульвар», на основе которого возник легендарный Гуманитарный фонд им. Пушкина. Одним из моих сотоварищей по лито оказался Руслан, с которым мы быстро подружились. А вскоре он заявил о себе как о выдающемся культуртрегере и в орбиту своей деятельности вовлек друзей, в том числе и меня. По сути, это стало началом моей серьезной деятельности в литературе.

– В одной из статей вы подметили: «Высшие поэтические удачи есть отражение попадания человека в состояние бытия». А высшие критические?

– То же самое. Речь ведь идет о художественной критике! И что бы ни говорили, а информацию критик подает, используя художественные средства. А иначе он не затронет душу читателя!

– Помимо исполнения миссии литературного хроникера чем вы еще сейчас занимаетесь?

– Не так давно неожиданно для самой себя я оказалась организатором нескольких проектов. Прежде всего литстудии «Личный взгляд», а еще – двух литературных клубов. Времени на статьи остается немного. Но… культуртрегерство дает возможность изнутри увидеть те стороны литпроцесса, за которыми раньше я следила только снаружи. Полагаю, это поможет мне в будущем как критику, тем более что писать хочется по-прежнему именно о современных поэтах и прозаиках.