Жизнь на ниточке повисла

Музеи немеют

Музеи немеют наводненьем поэтов.

Маузер озирается,

расстреливая старье.

Изымая у арестантов

талант, оставляют ущербную немощь.

Украдут по рецепту врачи

память своих пациентов,

А потом на чужие

кошмары заменят ее.

Веревка Пастернака

Как-то раз случился в жизни

Неприятный инцидент –

Жизнь на ниточке повисла,

Дом-тюрьма и денег нет.

Моргоградская блокада

В девятнадцатом году.

Родина сказала – «Надо!

Я ж ответила –... (Уйду!»)

В этом мире несакральном

Что священно, собственно?

Это индивидуальность

Ну и частна собсвенно-сть.

И когда случился в жизни

Этот самый инцидент,

Мне сказали – «Вы капризны,

Словно не интеллигент».

Мне припомнили ГУЛАГи,

Колыму и Холокост,

Стали требовать присяги,

Умереть прийти в Норд-Ост.

Я сказала: «Не приемлю

Этот садомазохизм.

Я люблю родную землю,

Но сильней – капитализм»

Мне припомнили все штампы

Поэтических судéб –

Яму грязи Мандельштама

И еще блокадный хлеб.

Я сказала: «Осторожно,

Не крошите мне на пол

Этот хлеб. Я ем

пирожны-Е.

И это не прикол.

Ем я овощи и фрукты,

Ибо вид мне важен тут».

Их палаческие руки

Затянулись словно спрут.

На моей тончайшей шее

Образуется петля

Из страдания идеи

И идеи этой для.

Генетически опасны

Достоевских рефлексий

Эти лицами прекрасны,

Повторяют «Не убий!»

Но при этом убивают

Невмешательством и тем,

Что мораль предпочитают

И всему, и впрочем, всем.

Окружают жертву ловко

И магически, вот так,

Как Цветаевой веревку

Отдал как-то Пастернак.

Когда постигнув сущность зла...

Вот через трубочку

вдыхаешь,

Как озарение зарин.

К плохому быстро

привыкаешь.

И ты такой здесь не один.

Здесь все привыкли

понемногу

К чему-нибудь и как-нибудь

И, о маресьевскую ногу

Споткнувшись, продолжали

путь.

И как лошадка, ад почуя,

Несется рысью – в ад, так

в ад.

Вот бытие, что не хочу я

Влачить. Но нет пути

назад.

А впереди лишь смерть,

ты знаешь,

Кляня сансарную тюрьму,

К плохому быстро

привыкаешь

И подчиняешься ему.

И больше нету отторженья,

Когда, постигнув сущность

зла,

Ты с ним творишь одно

движенье,

Вальсируя туда,

где мгла…

Чтоб знать уже наверняка...

Нет, ничего не будет прежнего./ Апокалипсиса колхоз./ Внутри свастического Брежнева/ жужжанье трупов и стрекоз./ А дураки такие нежные/ пускают божию росу туда,/ где неживого Брежнева/ в кошмарный мавзолей несут./ От ножевых ранений бережных,/ от ядовитых ли паров/ и ты умрешь, хотя по-прежнему/ все говорят – мол, «Будь здоров!»/ Но из-за острова на стрежень же/ твоих Евразий отверженьем,/ твоим тотальным поражением/ стекает Стенька раздражень,/ стреляя на опережение. Апокалипсиса колхоз –/ реальности опровержение/ сползает медленно в хаОс. Спроси веревку о повешенном/ и пулю об уме стрелка,/ что ничего не будет прежнего,/ чтоб знать уже наверняка.