Игорь Головко В НАЧАЛЕ 1967 г. я и мой товарищ Игорь Барсуков после окончания двух с половиной курсов Военного института иностранных языков (ВИИЯ) были посланы в Сирийскую Арабскую Республику. Вот только ехали мы на практику, а попали на войну.
НАКАНУНЕ
Уже 7 апреля на моих глазах прямо над Дамаском разгорелся первый настоящий воздушный бой между сирийскими и израильскими истребителями. Высоко в ясном голубом небе метались маленькие юркие самолетики. Они то взмывали вверх, то камнем падали вниз. Вот один из них пустил ракеты. Результата его стрельбы я не видел, зато после следующего ракетного залпа одна из машин сразу задымила и скрылась за желтой песчаной горой Косьюн.
Что израильтяне забыли в небе над Дамаском, мне было совершенно непонятно. Вероятно, они проверяли систему ПВО Сирии. В прессе сообщали, что потери с обеих сторон большие, но, как поговаривали между собой наши специалисты, некоторые сирийцы-летчики, увидев пущенные с израильских "Миражей" ракеты, сразу катапультировались, бросив машины. Дамасское радио преподнесло этот воздушный бой как большую победу сирийского оружия, утверждая, что уничтожены пять вражеских самолетов. Однако, как потом выяснилось, удалось сбить один.
Усиление напряженности не могло не сказаться на жизни страны. В Дамаске проводились учебные воздушные тревоги. Осуществлялась светомаскировка. Сигнал - и все во тьме. Полиция останавливала движение. Жизнь в городе замирала. Создавались отряды национальной обороны. По улицам ходили вооруженные патрули.
Я со своим хабиром (так по-арабски именовались военспецы) беспрерывно кружил по стране с девяти утра до четырех дня. За такие поездки проезжали по 300-400 км. В одной из них посетили и Кунейтру - небольшой городок на Голанских высотах. Совсем близко от него проходила сирийско-израильская граница, к которой мы и отправились после обеда в офицерском клубе. Миновали Голанские высоты, которые совсем недавно посетила комиссия нашего военного ведомства под руководством генерала Сергея Соколова и признала их неприступной крепостью.
Между тем напряженность нарастала. Войска готовились к войне. О ней говорили, не скрывая, в частях и офицеры, и сержанты, и даже солдаты. Их боевой дух казался высоким. Все дружно заявляли, что готовы умереть за освобождение земель Палестины.
5 ИЮНЯ
4 июня 1967 г. в письме родным я написал, что "в стране все спокойно", а рано утром 5 июня заступил помощником дежурного по "Красному дому" - резиденции главного советского военного советника. Сидим разговариваем с дежурным "за жизнь". Вдруг врывается какой-то военспец с вопросом: "Как дела на фронте?" Мы спокойно отвечаем, что все нормально (мало ли у нас чудаков, готовых назвать сирийско-израильский рубеж фронтом). "Да нет! - кричит он. - Как все нормально? Вы что не знаете, что началась война?"
Изумлению нашему не было предела. Тут же включаем радио. "Наша авиация сбила несколько самолетов противника над Кунейтрой", - звучало в эфире. Грянул бравурный марш: "О, страна моя! Ты сильнее всех агрессоров", - пел мужской хор. Далее - сводка за сводкой и следом опять марш. Других программ сирийское радио все дни активных боевых действий не передавало.
Однако постепенно со слов наших специалистов, работавших в сирийском генштабе, обстановка стала проясняться.
Ранним утром, в 4.00, израильские ВВС нанесли удары по аэродромам Египта, уничтожив всю или почти всю авиацию. Вернувшись на свои базы, израильские летчики (а это были зачастую евреи из США, Германии, Англии, имеющие двойное гражданство, причем многие пилоты из Штатов получили боевой опыт во Вьетнаме) пошли пить кофе, а их места в самолетах заняли сменщики и отправились на Сирию. Над ее территорией они появились со стороны восходящего солнца на сверхмалых высотах, невидимые наблюдателям и радарам, и атаковали опять-таки аэродромы, средства ПВО. Когда эти летчики прилетели обратно, их отдохнувшие коллеги повели машины на Иорданию. Таким образом было достигнуто преимущество в воздухе.
Весь день 5 июня до смены с дежурства я переводил сводки сирийского радио. Затем пошел домой готовить обед для возвращающихся товарищей. Поздно вечером, когда уже начало смеркаться, появился Барсуков, или попросту Барс, грязный с ног до головы и со словами: "Гоша! Сионистов ненавижу!" - прошел на кухню и начал жадно пить араку (арабская водка крепостью порой до 60 градусов), запивая ее лимонадом. Потом мы усадили его за стол, сели рядом и, глядя, как он, изголодавшийся, ест, слушали его рассказ.
"Приехали на работу как всегда. Только сошли с машины, видим самолеты выскочили из-за сопки низко-низко и сразу - бабах-бабах! - грохнули ракетами по стоящим на аэродроме сирийским истребителям. Те вспыхнули, как свечки, и эта волна израильских самолетов ушла. Через несколько минут появилась вторая, которая атаковала капониры и зенитную артиллерию, обороняющую аэродром. Три истребителя пытались взлететь. Один был сбит над аэродромом. Два других рванули на Тифор, большой аэродром в центре пустыни, вблизи Пальмиры. Потом говорили, что один из них упал в пустыне - не хватило горючею, а второй дотянул-таки до Тифора. А израильтяне, уничтожив всю боевую технику, начали бить по капонирам и ангарам, где хранились снаряды и ракеты, точно зная их местоположение..."
В этот момент с улицы раздался грохот, дом мелко задрожал, мы, выглянув в окно и ничего не увидев, полезли на крышу, напоминавшую не залитый водой небольшой бассейн. Отсюда открывался прекрасный вид на город. Гром взрывов доносился со стороны гражданского аэродрома, расположенного к югу от Дамаска и окутанного теперь клубами черного дыма, из которого выныривали вражеские истребители. Они низко носились по кругу, то делая горку, то вновь пикируя.
Не успели мы покинуть крышу, как столбы разрывов появились на горе Косьюн, нависающей над городом с юго-запада. На ней, недалеко от телевышки, располагалась зенитная батарея. Сначала самолетов не было видно, а по батарее пробежала очередь всполохов дыма и песка, и только после этого из-за горы показался штурмовик, пошел круто вверх, за ним второй... Потом они исчезли за горой, чтобы через минуту появиться вновь.
Это происходило всего в паре километров от нас. На соседних крышах мы заметили тоже людей. Оглянулись - весь Дамаск находился на крышах домов. А те, кто не добрался до крыш, с балконов наблюдали расстрел аэродрома и прикрывающей город батареи. С севера тянулся черный дым горящего бензина: пылали две громадные, с трехэтажный дом цистерны. Их там, кстати, было несколько десятков, но подбили лишь те две, в которых было горючее. В городе раздавались отдельные автоматные очереди. Смысл стрельбы мы так и не поняли: кто и по кому стрелял? Однако выстрелы в городе гремели все шесть дней активных боевых действий.
ОГНЕВАЯ РАБОТА
На следующий день главный военный советник генерал-майор Степан Ефимович Белоножко взял меня с собой в генштаб, и мы ходили по высоким кабинетам с целью узнать обстановку на фронтах, но все сирийские военачальники твердили: "Не знаю... Не был..." Так ничего толком не выяснив, уехали домой. Прошел слух, что сирийская танковая бригада перешла границу и заняла север Израиля. Ситуация оставалась неясной.
- Вот видишь, - обратился генерал в сердцах ко мне, - нигде правды не найдешь! То ли действительно не знают, то ли скрывают что-то.
Первое впечатление от войны - необычная оживленность в городе в светлое время дня. Большинство магазинов открыто. Жители собираются либо на просторных балконах - верандах, либо группами на улицах, обсуждая последние новости. Почти все с маленькими радиоприемниками.
На четвертый день поступили сведения, что израильтяне прорвали укрепления на Голанах и устремились к Кунейтре. Срочно была дана команда сжигать секретные документы в "Красном доме". Конечно же, эту задачу поставили самым молодым, мне и Барсу, и мы приступили к делу очень старательно. От жара огня и дыма пришлось раздеться до трусов, да и "за бортом" в тени было плюс 31. Я жег бумаги и книги в туалете второго этажа, используя сначала только отопительный бак. Но видя, что так не управлюсь и за месяц, начал жечь бумаги и в биде, и в ванной, и в унитазе. Барс развел костер в туалете первого этажа, а потом, обнаружив, что не справляется, и на каменном полу в холле.
На другой день переводчиков построили, вышел генерал и мне с Барсом, еще нескольким переводчикам, принимая во внимание наши успехи в деле сжигания, была поставлена задача помочь провести такую же операцию в советском посольстве. Когда мы пришли туда, меня поразило, что вся территория нашей дипмиссии заполнена женщинами и детьми, гражданами СССР, собранными здесь со всей Сирии. Они цыганским табором разместились под деревьями по всему зеленому газону до железной отрады. Женщины укачивали, кормили малышей из сосок, успокаивали больших.
Потом в какой-то момент нам даже собирались выдать автоматы, чтобы мы могли отбиваться в случае высадки вражеского десанта, но в конечном итоге руководство решило нас эвакуировать, что и произошло ранним утром 11 июня. Никто тогда не знал, что активные боевые действия Израилем уже практически завершены, что противник остановился километрах в 50 от Дамаска и дальше не пошел. 12 июня мы прибыли в Алеппо, второй по величине город Сирии, расположенный на севере страны, а уже через сутки переводчики вместе с небольшой группой специалистов вернулись в Дамаск.
Начались массированные поставки советского оружия в Сирию, чтобы восстановить боеспособность войск. Иногда случались в ту пору и казусные ситуации. Я переводил разговор, в ходе которого наш специалист торжественно сообщил сирийскому генералу, что Советский Союз принял решение подарить Сирии 200 танков... Сириец при этом довольно заулыбался. "... Т-34", - закончил фразу наш хабир. Трудно передать ту гамму эмоций на лице генерала.
- Они же... старые, - едва смог выдавить он.
- Ну что вы. Это лучший танк Второй мировой войны, - затараторил соотечественник. - В Советской армии еще состоит на вооружении...
...Между тем приходившая пресса из СССР повергла меня в ужас: как бы ее публикации негативно не сказались на здоровье родителей. Все было драматизировано до крайности: пролетел над городом самолет - воздушный налет, не дай бог бросил где-то бомбу или выпустил ракету - бомбардировка. Хотя опасность и витала над нами, но она не была столь велика. Да и вообще к концу июля 1967 г. светомаскировку в Дамаске отменили.
